Ложная память - Дин Кунц

— Я понимаю.

— Доброго вечера тебе, Дасти.

— Спасибо.

— Всегда рад тебя видеть.

Дасти поднялся с кресла и пересек кабинет, ни разу не взглянув на свою жену, лежавшую на кушетке.

После того как мистер вышел, доктор подошел к миссис и несколько секунд стоял, рассматривая ее. И впрямь сочная.

Он опустился на колено перед кушеткой, поцеловал ее в оба закрытых глаза и позвал:

— Моя котлетка! — Это, конечно, не привело ни к какому эффекту, но позабавило доктора. Еще два поцелуя в закрытые глаза. — Принцесса.

Она проснулась, но все еще находилась в тайной часовне своего мозга, ей еще не было позволено вернуться в полное сознание.

По указанию Аримана она вернулась в кресло, в которое села, войдя в кабинет.

Усевшись в собственное кресло, доктор стал объяснять:

— Марти, всю вторую половину дня и ранним вечером ты будешь чувствовать себя несколько спокойнее, чем на протяжении минувших двадцати четырех часов. Твоя аутофобия не исчезнет, но несколько смягчится. Некоторое время ты будешь ощущать только неопределенное беспокойство, ощущение слабости в теле, а также краткие периоды более острого страха продолжительностью всего одна-две минуты каждый час. Но позже, примерно… о, примерно в девять часов вечера, ты все же испытаешь самый сильный приступ паники из всех, которые с тобою происходили. Он начнется так же, как обычно, будет развиваться, как обычно, но внезапно в твоем сознании возникнут образы убитых и замученных людей, которые мы изучали вместе, все эти зарезанные и застреленные люди, искалеченные тела, разлагающиеся трупы, и ты против всякого здравого смысла окажешься уверенной в том, что несешь личную ответственность за то, что случилось с ними, что своими собственными руками совершала все эти пытки и убийства. Твоими руками. Твоими руками. Скажи мне, ты поняла мои слова?

— Моими руками.

— Все детали я оставляю на твое собственное усмотрение. Ты получила достаточно сырья для того, чтобы нагромоздить все что угодно.

— Я понимаю.

Раскаленные страстью глаза.Кипение в бульоне эроса.Моя сочная котлетка.

Хокку с кулинарными метафорами. Не было никаких свидетельств того, что мастера японского стиха творили что-либо подобное, но, хотя доктор уважал строгую формальную структуру хокку, все же его дух был достаточно свободным и время от времени позволял ему устанавливать свои собственные правила.

Дасти читал о докторе Ене Ло и его команде высокообразованных коммунистов — специалистов по контролю над сознанием, копавшихся в мозгах несчастных американских солдат, когда внезапно воскликнул:

— Что это значит, черт возьми?!

Речь шла о дешевой книжке в мягкой обложке, которую он держал в руках.

Он чуть не швырнул «Маньчжурского кандидата» через всю комнату, но сдержался. Вместо этого он положил ее на столик, стоявший рядом с его креслом, и потряс правой рукой, словно обжег ее о книгу.

Резко вскочив на ноги, Дасти уставился на эту проклятую штуку. Он, пожалуй, не был бы потрясен и напуган сильнее, даже если бы заклинание злого волшебника прямо у него в руках превратило роман в гремучую змею.

Осмелившись наконец оторвать взгляд от книги, он поглядел на дверь, ведущую в кабинет доктора Аримана. Закрыто. Дверь казалась закрытой с незапамятных времен. Несокрушимой, как каменный монолит.

Легкое поскрипывание дверной ручки, щелчок замка. Он ясно слышал оба эти звука. Смущение, тревога, чувство стыда, ощущение опасности — совершенно необъяснимым образом эти и еще какие-то чувства проскочили в его сознании со скоростью электрического разряда, сложившись в отчетливую мысль: «Никто не должен узнать, что он читал эту книгу!» Не раздумывая, он отбросил книгу на стол; ее глянцевая неистрепанная обложка скользнула по гранитной крышке. Дверь издала хлопок нарушенного вакуума, а он вскочил, так как в это время книжка шлепнулась на пол, а потом…

…А потом роман снова оказался в его руке, а сам он сидел в кресле и читал, как будто скрипа ручки, щелчка замка, хлопка звукоизоляции вовсе не было. А что, если вся его жизнь, с рождения до смерти, была просто видеозаписью там, в грядущем царстве, и один из небесных редакторов промотал несколько секунд из нее, к моменту, предшествовавшему тому, когда звуки открывавшейся двери встревожили его, стер эти события, но забыл стереть его память о них. Наверно, это был начинающий ученик редактора.

Магия. Дасти припомнил романы-фэнтези из квартиры Скита. Волшебники, колдуны, некроманты, маги, заклинатели. То, что произошло сейчас с ним, заставило поверить в волшебство — или усомниться в состоянии своего рассудка.

Он потянулся к книге, лежавшей на столе там, куда он отбросил ее — неужели уже во второй раз? — и замер в растерянности. Потом ткнул в книгу пальцем, но она не зашипела, не открыла глаза, не подмигнула ему.

Он поднял ее, с любопытством повертел в руках, провел по обрезу страниц большим пальцем.

Страницы прошуршали со звуком, напомнившим ему перетасовываемую колоду карт, а это, в свою очередь, привело ему на память американского солдата из романа с промытыми мозгами, того, что был запрограммирован стать убийцей. Программа должна была активизироваться, когда ему вручат колоду карт и спросят: «Вам не кажется, что пасьянс поможет скоротать время?» Эффект мог наступить только в том случае, когда вопрос задавался нужными словами в нужном порядке. Парень принялся раскладывать пасьянс до тех пор, пока не открыл бубновую даму, после чего его подсознание раскрылось для человека, осуществлявшего контроль над ним, пришло в готовность к получению инструкций.

Задумчиво рассматривая пухлый томик, Дасти снова провел пальцем по страницам. Сел, пребывая все в той же задумчивости. Еще раз прошуршал страницами. Что бы с ним ни случилось, к волшебству оно не имело никакого отношения. А что с ним случилось? Он потерял краткий промежуток времени, вероятно, лишь несколько секунд, даже меньше, чем во время телефонного разговора в кухне накануне. Меньше? А так ли это было на самом деле?

Он посмотрел на наручные часы. Возможно, и не меньше. Он не мог быть в этом уверенным, так как не смотрел на часы с тех самых пор, как принялся за чтение романа. Возможно, он пребывал в отключке в течение нескольких секунд, а может быть, и десяти минут, а то и дольше.

Сказка о потерянном времени.

Какой в ней смысл?

Никакого.

Подхлестываемый глубинным инстинктом, рассудок ринулся по следу, проложенному логикой, который петлял куда сильнее даже, чем человеческий кишечник. Сейчас сосредоточиться на романе Кондона было невозможно.

Дасти пересек комнату, подошел к вешалке для одежды и засунул книгу в карман своей собственной куртки, а не Марти. Из другого кармана он извлек телефон.

Запрограммированный в результате промывания мозгов человек откликнулся на точно сформулированный вопрос: «Вам не кажется, что пасьянс поможет скоротать время?» Почему таким паролем не может послужить имя? Доктор Ен Ло.

И при этом глубинные слои подсознания становятся доступными для контролирующей личности после появления бубновой дамы… Почему вместо карты нельзя использовать декламацию нескольких поэтических строк? Хокку.

Шагая по комнате, Дасти набрал номер Неда Мазервелла. Нед ответил после пятого гудка. Он все еще находился в доме Соренсона.

— Сегодня нельзя было красить: все еще влажное после дождя, но мы сделали очень большую подготовительную работу. Черт возьми, мы с Пустяком, всего-навсего вдвоем, сегодня сделали больше, чем за минувшие два дня вместе с этим пропащим тощим подонком, который шлялся вокруг, обкурившись то одной, то другой «дури».

— Дела у Скита идут на лад, — сообщил Дасти, — спасибо, что ты о нем вспомнил.

— Я надеюсь, что там, куда ты его отправил, его будут круглые сутки хлестать по костлявой заднице.

— Именно так и будет. Я отправил его как раз в Госпиталь поротых задниц во имя Богоматери.

— Такое место обязательно должно найтись.

— Я уверен, что если стрейт-эджеры примкнут к церкви, то хотя бы одна такая лечебница появится в каждом городе. Послушай, Нед, не мог бы ты попросить Пустяка закончить сегодняшнюю работу в одиночку, а ты тем временем сделал бы кое-что для меня?

— Как нечего делать. Пустяк не жрет наркотики, не пытается угробить себя, как этот бестолковый хер. На Пустяка можно положиться.

— Он не видел за последнее время снежного человека?

— Если он мне когда-нибудь скажет, что видел, то я поверю ему.

— Я тоже, — признался Дасти.

Он сказал Неду Мазервеллу, что ему требуется, и они договорились, когда и где встретятся.

Закончив разговор, Дасти прицепил телефон к поясу. Потом посмотрел на часы. Почти три часа. Он снова уселся в кресло.