Хаджи - Леон Юрис

Хаджи Ибрагим был озадачен и сейчас же заподозрил неладное, увидев на веранде ожидавшего их еще одного человека. Он быстро охватил взглядом его прямую выправку, обжаренное солнцем лицо и изысканно ухоженные усы. На нем был европейский костюм из отличного материала и традиционный арабский головной убор.

- Мой хороший друг и наперсник, господин Фарид Зияд. Я решил, что ваш опыт и замечания будут ему весьма интересны.

Пока подавали кофе, хаджи Ибрагим уже вел свои маневры, стремясь понять, зачем здесь этот неожиданный гость. Зияд незаметно уклонился от разговора, отойдя в сторонку. Начищенные до блеска ботинки, что редко можно видеть в этих местах, давали еще одну тоненькую ниточку. Кто бы он ни был, он явно из верхнего эшелона.

Кловис Бакшир закурил первую из множества сигарет, которыми с удовольствием затягивался длинными, задумчивыми затяжками и выдыхал тоненькой струйкой, как бы продолжением самого человека. Пепел он никогда не стряхивал, и тот никогда не падал, а только нарастал все длиннее.

- Разумеется, я сделаю все, что возможно, чтобы ваше пребывание в Наблусе было более комфортным, - сказал мэр.

Хаджи Ибрагим кивнул в знак признательности.

- Я не из тех, кто поведет вас по пустыне вслед за лепешками верблюжьего навоза, - сказал Ибрагим. - Я имею в виду серьезные вещи, и дело не в моем личном состоянии.

- Даже в нашем далеком Наблусе мы наслышаны о замечательной искренности хад-жи Ибрагима, - ответил мэр.

- Мне крайне больно за поведение людей. Никогда не думал, что доживу до бесче-стья нашей великой традиции гостеприимства.

- Я тоже, - согласился Кловис Бакшир.

- Мы же не иностранцы. И не турки. И не евреи, - многозначительно сказал Ибра-гим.

- Вы должны понять, что целая проблема с беженцами обрушилась на нас как буря и едва не потопила нас.

- Беженцами? Что вы имеете в виду: беженцами? - сказал Ибрагим. - Моя деревня меньше чем в двух часах пути отсюда. Я палестинец в своей собственной стране среди моего народа. Я не беженец!

Кловис Бакшир остался профессионально невозмутимым.

- Жертвы войны, - поправил он, - временно перемещенные.

- Я палестинец, и я в Палестине, - возразил Ибрагим.

- Да, да.

- Да будет известно, что меня выжили из моей деревни, и выжили не выстрелами ев-реев. Месяцами весь арабский мир говорил нам в один голос: уходите. Другого мнения ни у кого не было.

- А какое могло быть другое мнение, когда это сионистское чудовище росло прямо у нас в животе?

- У нас есть стулья, у нас есть столы, у нас есть кофе, у нас есть мужчины. Мужчины могут приходить и садиться на стулья, пить кофе за столом и обсуждать возможности ми-ра. Я полжизни прожил рядом с еврейским поселком и лишь изредка находил их неразум-ными. Позвольте мне сказать с моей широко известной искренностью, что евреи никогда не сделали мне и моим людям того, что претерпели они в последние два месяца от рук наших собственных братьев.

- К счастью, ваша деревня не была Дейр-Ясин.

- Да. Я не позволял огульно использовать Табу для того, чтобы втягивать нас в такие репрессалии.

- Может быть, вначале мнение было другое, - сказал Кловис Бакшир. - Голоса уме-ренности и мира были слишком слабы. Одержимость уничтожить евреев охватила каждый город и деревню арабского мира вплоть до последнего крестьянина. Это было как при-ливная волна.

Воцарилась такая тишина, что стал явственно слышен издалека шум маленького во-допада.

- Мэр Бакшир, самая большая рана в моей жизни - это то, как с нами обошлись. Ни корочки хлеба, ни одеяла, ни стакана воды не предложили нам. И Наблус - не среди са-мых непорочных в этом.

- Я это знаю и переживаю из-за этого, хаджи Ибрагим. Такое поведение ненормаль-но для нашего народа. Однажды утром мы проснулись и увидели, что все наше население разбегается. И хотя мы здесь на безопасной арабской территории, события нас ужасают. Сначала Каукджи ободрал наши поля. После этого с нами очень жестоко обращаются иракские солдаты. Иракцы питаются и снабжают свою армию большей частью из наших запасов и из наших магазинов без всякой оплаты. Вы арабские патриоты или нет? - спра-шивают они нас. Наша малочисленная полиция не может справиться с армиями. К тому времени, когда беженцы... перемещенные лица начали просачиваться... хлынули... затопи-ли эту часть Палестины, все были в состоянии паники.

- Я не могу принять эти извинения, - возразил Ибрагим. - Поведение наших войск - позор для арабов. Что до меня, то я четверть века мухтар Табы и за все это время ни разу мы не дали чужаку поворот прочь от наших дверей.

- Но вы никогда не просыпались однажды утром, чтобы обнаружить пятьдесят ты-сяч человек, ставших лагерем у вас на площади. Просто катастрофа была слишком круп-ной и произошла слишком быстро.

- Что вы подразумеваете под внезапностью? Мы замышляли эту войну десять лет. Она началась не внезапно. Прошли месяцы после принятия резолюции Объединенных Наций. Месяц за месяцем нам твердили, чтобы мы оставили наши деревни, чтобы дать простор войскам. Те руководители, что настаивали на нашем уходе, должны были нести полную ответственность за то, чтобы нас приняли, накормили и обеспечили кровом. В каждой армии есть свой штаб, чтобы сделать приготовления к войне. Кто сделал приго-товления для нас? Ни одного палаточного городка, ни кухни, и даже на дорогах никого, кто указывал бы нам, куда идти.

- Долгосрочное планирование никогда не было одной из наших сильных качеств, - ответил Кловис Бакшир. - И никто не мог подсчитать размер катастрофы. - Кловис Бак-шир осторожно положил свою сигарету в пепельницу, как будто она могла укусить его за палец. Он закурил другую. - Это верно. Мы не были готовы.

- Во имя Аллаха, для чего же еще правительство, как не для того, чтобы заботиться о своих собственных людях?

- Хаджи Ибрагим, у нас в Палестине нет арабского правительства. Весь арабский мир - это не союз наций, а собрание племен. Я десять лет мэр Наблуса после того, как моего любимого брата убили бандиты муфтия. Взгляните на это соседство. Красиво, разве нет?

- К чему это вы?

- Это не соседи. Это собрание домов за укрепленными стенами. Мои соседи выбра-сывают мусор за стену, а потом приходят ко мне и жалуются, что его не убирают. Они го-ворят мне: Кловис Бакшир, почему это администрация не убирает мусор? Я говорю им, что это стоит денег, и что если они будут платить налоги, то мусор будут убирать.

Хаджи Ибрагим, вы собирали налоги в Табе, чтобы замостить улицы, построить школу, больницу или электростанцию? Пытались ли вы когда-нибудь создать комитет, чтобы разработать какой-нибудь проект для Табы? Боюсь, наши люди не умеют быть уча-стниками общины. Для них администрация - это некое таинственное продолжение исла-ма, нечто такое, что падает с неба. Они хотят, чтобы правители заботились о них, а сами не имеют понятия о том, что получат лишь то правительство, за которое готовы платить.