В дебрях Африки - Генри Стенли

На другой день с рассветом мы возобновили переправу, которая продолжалась до двух часов. Перевезли всех, исключая маньемов, которые до такой степени боялись нашего мщения, что не решились выполнить возложенные на них поручения.

Мы находились теперь в той самой дикой глуши, где в октябре месяце прошлого года экспедиция боролась с голодною смертью. Мы ни за что не хотели бы снова посетить эти страшные места, если бы не сладкая надежда, что вскоре где-нибудь тут, на старой дороге, мы встретим своих гонцов с радостной вестью о майоре и об арьергарде. В уверенности, что, не застав их в Ипото, мы можем встретиться с ними именно тут, потому что других дорог они не знают, мы бодро шли от места переправы и через три четверти часа достигли лагеря, откуда 14 октября перешли на северный берег. Следы наши тут были еще очень свежи: на ободранных древесных стволах чернели начертанные углем стрелы, и еще можно было различить написанное карандашом обращение к старшине Камису Парри.

28-го числа в 1 час 15 минут пополудни мы пришли к Нельсонову лагерю, напротив слияния реки Ихури с Итури; здесь в октябре прошлого года у нас перемерло много народу; тут бедный Нельсон с больными ногами ждал много дней помощи и спасения; тут его нашел друг и товарищ Моунтеней Джефсон, ужаснувшийся при виде того отчаянного изнурения, в которое тот впал от голода, беспомощности и постоянного созерцания умиравших вокруг него товарищей. Мы совершили этот переход в двадцать часов, или в четыре дня, считая с задержкой из-за продолжительной переправы через реку; а в октябре, невзирая на сверхъестественные усилия, тот же переход взял у нас тридцать девять часов ходу, а всего тринадцать дней, считая с остановкой! И все это единственно по милости наших пустых желудков.

Мы застали свой потайной подвал нетронутым, хоть и очень сомневались в его целости. Разрыв песок, которым Джефсон тогда засыпал лишнюю кладь, мы нашли боевые припасы почти совершенно годными к употреблению, несмотря на то, что они восемь месяцев пролежали в земле, подвергаясь вечной сырости тропического леса и проливным тропическим дождям. Средним числом около восьмидесяти патронов из сотни вполне сохранились, так что ни жестяные коробки их, ни медные колпачки нисколько не утратили своего блеска. Раздав одну тысячу патронов людям для пополнения их сумок и выбрав из склада несколько других полезных предметов, мы сделали из них еще восемь вьюков, а все остальное снова зарыли и поспешили убраться из этого зловещего места, решив стать лагерем подальше.

Придя на место ночлега, мы узнали, что четыре носильщика-мади бежали, унеся с собою сумки своих товарищей занзибарцев. Если бы они знали, они предпочли бы просто утопиться в пенистой реке, вместо того чтобы умереть голодной смертью в лесу.

На закате солнца мы с удивлением увидели снова наших конвойных маньемов: они прибежали к Килонга-Лонге, но этот господин строго приказал им догнать нас и не отставать до тех пор, пока я не дам им записку, что они в точности исполнили возложенное на них поручение.

29 июня мы покинули береговую тропинку и направились прямиком через лес, надеясь выйти на дорогу, по которой Стэрс шел из ставки Угарруэ. Так как в то время старшина Решид-бен-Омар был с ним, мы понадеялись — да и сам он уверял, — что он узнает эту дорогу, лишь бы его провели до нее. 29 и 30-го числа мы неуклонно шли на юго-запад, миновали несколько туземных тропинок, но так как Решид ни одну из них не признал, шли дальше. Рано утром 1 июля очутились в бассейне реки Ленды, и так как Решид сам заявил, что, должно быть, пропустил поворот, мы пошли опять целиной по компасу на запад.

В полдень 2 июля пришли к реке Ленде, которая вообще течет (как мы замечали вечером 2 июля и до полудня 3-го) на северо-северо-запад. Дойдя до одного узкого места, где Ленда бешено крутит свои волны между высокими берегами, отстоящими друг от друга не более как на 30 м, мы рассудили, что нам выгоднее будет тут перебросить через нее мост и на-авось искать на том берегу дорогу к ставке Угарруэ, чем итти еще бог знает сколько времени правым берегом и, пожалуй, совсем не найти переправы. Мы выбрали три высоких дерева, перекинули их через реку, укрепили деревянными развилками, потом на подставках устроили перила, за которые могли бы держаться нагруженные носильщики, и мост вышел хоть куда. Рано утром 5-го числа он был готов, и к десяти часам караван благополучно перешел на левый берег.

Носилыцики-мади, нарочно разбросавшие по дороге свой провиант, чтобы не тащить лишней тяжести, теперь начали ощущать последствия своей расточительности. У нас было заведено, что по лагерю всякий день ходил глашатай и доводил до общего сведения, на сколько дней еще должно распределять наличную провизию, но невежественные дикари были настолько тупы, что и не подумали пользоваться этими указаниями, и потому в караване было уже человек двенадцать, которые спотыкались на каждом шагу и еле шли. У нас и так уже семерых недоставало, — из них четверо бежали.

Мы продолжали левым берегом итти на запад и видели несколько перекрестных тропинок, которые вели то к юго-востоку, то к северо-западу, но не встретили ни одной для нас годной.

6-го вышли на просеку, где была небольшая, но очень плодовитая плантация бананов. Голодные мади, как хищные волки, накинулись на еду и быстро уничтожили все плоды, но трое из них напороли себе ноги об острые колья, коварно натыканные в землю. Под проливным дождем скитались мы весь день 7 июля и остановились на ночлег среди нетронутой лесной трущобы. На другой день шли час до деревни Балия, а через пять часов стали лагерем в селении Бандейя.

Этот день прошел особенно тревожно и несчастно. По выходе из деревни Балия нас окатило холодным дождем, и три обнаженных мади один за другим упали на дороге мертвыми. Когда начался дождь, я сделал привал и, разостлав около пятнадцати квадратных метров брезента, пригласил весь караван забираться под него. Кончился дождь, мы опять скатали брезент и пошли дальше, но с деревьев на нас еще капала холодная влага. Занзибарцы успели ко всему привыкнуть, да и санитарное состояние их было гораздо лучше; но эти несчастные мади, придавленные вьюками, упавшие духом, повалились, будто их подстрелили. Один солдат Эмина-паши из Ладо и один из занзибарцев наступили на заостренные палочки и так страдали от этих ран, что мы были вынуждены тащить их на руках. Подходя к Бандейе, еще один мади упал и умер от истощения, а одного из занзибарцев подстрелил из лука отважный и ловкий карлик; стрела засела между ребрами, но, к счастью, не повредила внутренностей. Когда мы пришли в деревню, повар мой Гассан как-то неловко потянул свое ружье, и оно, выстрелив, оторвало ему часть мускулов левой руки. Наконец около полуночи молодой занзибарец Амари, раздувая сторожевой костер, внезапно был ранен в голову пулей из ремингтоновского патрона, который кто-то уронил нечаянно около самого костра.