В дебрях Африки - Генри Стенли

Думая о защите, я имел в виду не одних туземцев, но главным образом — и всего вероятнее — маньемов в союзе с туземцами. Правдоподобность подобной комбинации можно было оспаривать, но предосторожность никогда не лишняя, и могу сказать, что из многих сотен лагерей и поселений, основанных мною в Африке, я не устроил ни одного без зрелого обдумывания всех возможных случайностей.

Я собирался покинуть форт Бодо, не опасаясь ни туземцев, ни маньемов, а также нисколько не беспокоился о взаимных отношениях офицеров и гарнизона. Офицеры успели научиться языку своих подчиненных, изучили их нравы, привычки, личные особенности и характеры; да и люди достаточно узнали теперь своих начальников. Притом и те и другие думали, что пребывание их в форте Бодо не будет продолжительным: месяца через два паша обещался навестить их, и они ожидали очень много удовольствия и выгод от посещения такого внимательного и любезного гостя. Когда же он соберется в обратный путь на Ньянцу, они могут уйти вместе с ним, а форт Бодо оставить на произвол судьбы.

О том, что занзибарцы останутся верны своему долгу, я тоже нимало не сомневался. Как бы ни притесняли их офицеры, как бы ни были несправедливы к ним (я умышленно впадаю в крайность), занзибарцам предстоит выбирать между ними и людоедами-вамбутти, с одной стороны, и жестокими маньемами — с другой.

Зато судьбы колонны арьергарда далеко не внушали мне такого спокойствия и доверия. С течением времени мои тревоги только усиливались. Проходили недели и месяцы, и я все меньше надеялся на их безопасность, утомлял свой ум постоянным изобретением различных хитрых теорий и комбинаций, а затем уничтожением их, так что до смерти устал и ради сохранения собственного здоровья старался не думать об этом, и уверял себя, что майор все еще в Ямбуйе, но только люди его бросили там. Следовательно, надо было скорее итти в Ямбуйю, выбрать из нашего багажа все, что нам под силу будет нести, и спешить обратно на Ньянцу.

В таких предположениях я составил примерный расчет времени, потребного на наше путешествие, и вместе с инструкциями передал его для сведения коменданту форта.

Рано утром 16 июня мы весело вышли из форта Бодо к Ямбуйе, напутствуемые громкими криками гарнизона и наилучшими пожеланиями офицеров. У меня было с собою 113 занзибарцев, 95 носилыциков-мади, четверо солдат Эмина-паши и двое белых, — помимо доктора Пэрка и его отряда из четырнадцати человек, которые сопровождали нас только до Ипото. К вечеру 17 числа пришли под проливным дождем к Индекару. На следующий день дневали, чтобы собрать побольше бананов. 19-го стояли лагерем в Идугу-бише, 20-го в Нзалли. К этому времени начались уже затруднения лесного похода. Крики передового отряда напомнили нам, на наше горе, все то, что в течение семи месяцев мы успели уже почти перезабыть.

— Красные муравьи поперек дороги! На пенек не наткнись, эй! Колья! Направо яма! Налево канава! — Ползучий стебель, руби! — Крапива жжется, крапива! — Яма! — Скользко, скользко внизу! Не залезай в тину! Коренья! — Красные муравьи! Муравьи идут! На муравьев не наступать! — Колода! — Колья натыканы! — И так далее, от лагеря до лагеря.

Большая часть деревень по дороге еще уцелела, но они стояли пустыми: жилища покривились и упали, столбы подгнили, подставки повалились, полы внутри покрылись плесенью в углублениях стояла грязь, по стенам росли грибы и повсюду проступали кристаллы селитры. На крышах появились ползучие растения, крапива, дикая тыква, — словом, это были настоящие гнезда лихорадки; но тем не менее нужда загоняла нас туда, во-первых, потому, что мы страшно уставали, а во-вторых, надо же было куда-нибудь укрыться от бури с проливным дождем.

21-го пришли в Мамбунгу, а на другой день стали лагерем на краю расчистки Бусинди. После сорока семи часов ходьбы из форта Бодо мы вступили в арабское поселение Ипото, то самое, где наши люди так страшно голодали и ради пропитания причинили мне такую значительную потерю ружей и боевых припасов. Но с тех пор они физически так поправились и бросали такие яростные и презрительные взгляды на своих мучителей, что Килонга-Лонги, вероятно, испугался отметки и вечером пришел со своими старшинами ко мне; он ужасно извинялся передо мною за своих маньемов, действовавших будто бы без его ведома и во время его отсутствия, сам ужасался учиненных ими преступлений и предлагал загладить их, насколько это в его власти. Они принесли и разложили передо мной девятнадцать наших ружей, тогда как я знал, что у них их целых тридцать. Из них шесть мною самим было оставлено им в обеспечение уплаты, два подарены от моего имени лейтенантом Стэрсом, одно продано капитаном Нельсоном, десять куплены у занзибарцев, да еще одиннадцать таких же недоставало. Но из трех тысяч патронов и двух целых ящиков, которые эти бессовестные грабители выманили у голодающих занзибарцев, только пятьдесят патронов было мне возвращено. Как ни боялись нас маньемы и как ни легко было на этот раз с пятьюдесятью ружьями взять селение и разгромить его (большая часть людей Килонга-Лонги в то время разбрелась на разбой), но час расплаты еще не наступил. Нам предстояло дело поважнее разрушения Ипото, и притом наш небольшой гарнизон в форте Бодо был не настолько уж обеспечен от вторжения, чтобы я решился рисковать этим: несколько сотен людей, доведенных до отчаяния понесенными убытками, могли бы повести против него правильную осаду или просто ночью взять приступом.

Поэтому мы решились подождать с расправой, милостиво приняли в дар коз и рису и свои собственные ружья, а занзибарцам позволили выменять на слоновую кость сто пеков рису (около 600 кг), что было для них чрезвычайно кстати.

На другой день старшина представил еще два ружья, но так как все мои люди были и так отлично вооружены, я велел старшине держать эти ружья, равно как и те шесть, что прежде были ему оставлены, в залог того, что мы уплатим девяносто кусков сукна, обещанного им за скудное и скаредное пропитание Нельсона и Пэрка, когда они были невольными гостями этой злостной общины.

После полудня доктор Пэрк со своим отрядом из 14 человек выступил в обратный путь к форту Бодо, захватив с собою тринадцать вьюков и мои последние инструкции.

25 июня мы вышли из Ипото с проводником и конвоем из пятнадцати маньемов, которых почтительно приставили к нам с тем, чтобы они непременно доставили нас до следующего арабского поселения, т. е. до одного из крайних поселков Угарруэ. Мы пришли к реке Итури, и нам тотчас дали челнок, в котором могло помещаться девять человек. В 3 часа началась переправа, но так как каждая поездка на левый берег и обратно занимала средним числом двадцать три минуты, то и половины мы не успели перевезти засветло.