За нами Москва - Павел Белов

Совершенствуя оборону, мы особое внимание уделили всходскому направлению. Первую линию, а точнее сказать предполье, здесь занимал 6-й партизанский полк 2-й партизанской дивизии. Позади него располагался 8-й гвардейский кавалерийский полк подполковника Высоцкого. Еще глубже, у моста через Угру, занимали позицию рота ПТР и саперы, которые должны были в случае необходимости взорвать мост. На этом же направлении находился и мой резерв - 6-й гвардейский кавалерийский полк.

Против Вязьмы оборонялась 329-я стрелковая дивизия, а правее ее - 1-й отдельный партизанский полк майора Жабо.

Остальные войска группы удерживали фронт протяженностью до четырехсот километров. Создать сплошную линию обороны мы не могли - не хватало сил. У нас были участки, прикрытые очень слабо и даже совсем неприкрытые.

Трудно было предугадать, кто первым начнет наступление: гитлеровцы или 50-я армия? А от этого зависело многое.

Мы готовились к решительным боям, укрепляли свою оборону и, кроме того, занимались делом не совсем обычным для регулярных войск: проводили на занятой нами территории весенний сев.

Как-то само собой получилось, что местные районные комитеты партии считали командование группы высшим органом Советской власти на контролируемой нами территории. Секретари райкомов и председатели райисполкомов приезжали в штаб и в политотдел корпуса, советовались с А. В. Щелаковским и со мной по политическим, хозяйственным и организационным вопросам.

Весной секретари райкомов обратились к нам с просьбой помочь провести сев. Семлевский, Всходский, Дорогобужский и еще несколько райисполкомов представили заявки, в чем они нуждаются. Согласно этим заявкам мы выделяли на сев людей и лошадей. В Семлевской МТС, директором которой был товарищ Брестов, отремонтировали к севу сорок семь тракторов. Но горючего у нас не было, и поэтому почти все машины стояли без дела.

С «Большой земли» к нам прилетел заместитель председателя Смоленского облисполкома. Он взял на себя значительную часть работы по развертыванию посевной кампании, ездил по районам, проводил совещания в райкомах и райисполкомах.

Сев связан был с очень большими трудностями. Не хватало рабочих рук, семян, коней, плугов. Не все жители выходили в поле с охотой. Их надо было агитировать, убеждать.

3 мая с адъютантом и двумя коноводами ехал я в один из госпиталей. Все мы были в одинаковой форме: на головах пилотки, на плечи накинуты плащ-палатки. Неподалеку от дороги увидели группу женщин-пахарей. Они отдыхали, некоторые спали. Тощие, слабосильные лошади, запряженные в плуги, стояли, понуро опустив головы. Большое поле было еще почти не тронуто, лишь по краю его тянулась черная полоса свежей пахоты.

Мы подъехали ближе, поздоровались.

- Почему не работаете? Перерыв, что ли? - спросил я. - Время-то какое? Один день целый год кормит.

- А кого кормить? - ответила пожилая женщина. - Немец урожай заберет, тогда как? Мы сами-то пахать не собирались, да есть тут какой-то генерал Белов. Говорят, он приказал пахать и сеять. А для кого сеять? Небось не подумал...

- Прежде всего для самих себя, - возразил я. - Подойдет осень - с хлебом будете. И народу хлеб нужен, и армии. Было бы зерно, а спрятать его от немцев всегда можно. По-вашему, что же лучше? Сидеть сейчас сложа руки, а потом от голода пухнуть?

- Хлеб-то нужен, да нешто на наших одрах много вспашешь? На себе плуги тянем. Слезы, а не работа. Вон у тебя какая лошадь добрая. Отдай ее нам, тогда дело другое.

Одна из женщин пристально смотрела на меня и вдруг всплеснула руками:

- Ой, бабы! Да он и есть тот самый Белов!

Я узнал в ней хозяйку дома, в котором жил во время стоянки в деревне Мытищино.

Женщины сперва притихли, а потом заговорили громко, наперебой, просили прислать им в помощь солдат с крепкими лошадьми.

- Хорошо, - ответил я. - А семян хватит?

- Семена есть. Скорее бы только подмога пришла.

Простившись с женщинами, мы поехали дальше. В тот же день я послал к пахарям одно из наших подразделений.

Бойцы из частей и партизаны, участвовавшие в посевной кампании, порученную им работу выполняли быстро и хорошо. Ведь среди них было много колхозников, оторванных войной от земли и соскучившихся по привычному мирному труду.

В период сева политорганы группы и районные комитеты партии развернули подписку на государственный военный заем 1942 года. В воинских частях подпиской были охвачены все. Хорошо проходила она среди партизан и местных жителей. Многие вносили деньги сразу. Собранные средства мы отправили самолетом на «Большую землю».

Война в тылу противника требовала от людей полного напряжения всех духовных и физических сил. В тех условиях быстро раскрывался характер человека, его способности. На первый план выдвигались наиболее мужественные, решительные, инициативные.

Латыш Петр Иванович Зубов (по-латышски его фамилия произносится Зубав) в начале рейда в звании майора командовал полком 1-й гвардейской кавалерийской дивизии. Зубова уважали за его спокойствие, выдержку и ясность мысли в самой трудной обстановке, за хорошую военную подготовку. Командование доверяло ему самостоятельно решать сложные задачи.

Когда партизаны освободили Дорогобуж, мы послали туда 11-й кавалерийский полк, надеясь, что Зубов сможет хорошо разобраться в обстановке и принять верное решение. Установив связь с партизанами, Зубов увлек их в наступление, чтобы развить достигнутый успех.

Заболевшего командира 2-й гвардейской кавалерийской дивизии генерал-майора Осликовского эвакуировали в госпиталь. Посоветовавшись со Щелаковским, я решил выдвинуть на должность командира этой дивизии Петра Ивановича Зубова. Вскоре мы убедились, что не ошиблись в выборе. Зубов крепко взял управление в свои руки. Даже при большом некомплекте личного состава и техники дивизия решала такие задачи, с которыми не всегда могли справиться и полностью укомплектованные соединения.

Пять месяцев провели мы в тылу врага. За это время майор Зубов вырос до полковника, командира гвардейской дивизии, и оказался достойным такой чести. Хорошо помогал ему начальник штаба Валерий Михайлович Демидов, служивший до боев под Каширой начальником оперативного отделения в той же дивизии.

Много времени проводя в полках, Демидов знал людей. Худощавый, .невысокого роста, он был молчалив, скромен, но требователен к подчиненным и особенно к себе. Сам много раз участвовал в боях и, не зная страха, нередко шел на риск. Но это была не показная храбрость. Демидов проявлял смелость только тогда, когда это бывало необходимо. А с тех, кто иногда демонстрировал безрассудную храбрость, приводившую к неоправданным потерям, начальник штаба строго взыскивал.