Московский клуб - Джозеф Файндер

Что же случилось? Может, их с Чарли видели вместе в Торонто? Или в аэропорту? Тогда почему…

Телефонный звонок… Из ее офиса. Возможно ли, чтобы… чтобы ее как-то вычислили? Может, они как-то связаны с «Американским флагом»?

— Можешь встать, Паула. Вставай. И иди прямо вперед, медленно-медленно.

Девушка повернулась к нему спиной и пошла. Она была так напугана, что не могла вымолвить ни слова. Он застрелит ее… выстрелит прямо в затылок.

— Почему вы решили, что я знаю? — наконец выговорила она. — Прошу вас… я не имею ни малейшего понятия. — Ее ноги подкашивались. Он вел ее к спальне. Он собирается изнасиловать ее! «О Боже! — подумала девушка. — Пожалуйста, только не это! Не допусти, чтобы это произошло! Прошу тебя, о Боже!»

— Ложись на кровать, Паула!

— Нет! Прошу вас, нет!

— Я хочу только знать, куда он уехал. Он был с тобой.

Она больше не могла этого переносить.

— Он уехал из страны.

— Ты врешь. Не ври мне, пожалуйста. — Он вытащил из кармана костюма несколько длинных кожаных шнуров.

— Боже! Пожалуйста, не надо! Не делайте этого!

Почему он не верит ей? И тут она вспомнила: у Чарли паспорт на чужое имя! На какое же?

— Ты только должна быть со мной откровенна.

— Поверьте мне! Пожалуйста! Он действительно уехал из страны! Он улетел из Торонто. Он… он улетел по чужому паспорту.

Мужчина остановился, держа шнуры в руке. Казалось, он был заинтригован.

— Куда он улетел? — опять спросил он.

Вдруг мозг Паулы пронзила одна мысль: пистолет. Ведь Чарли оставил ей пистолет! Он лежит в глубине ящика ее туалетного столика, стоящего у кровати.

— Дайте-ка мне вспомнить, — она пыталась потянуть время. — У меня есть… у меня есть копия описания его маршрута. И его бланк путешественника. — Она запнулась. — Это может быть вам полезным?

Мужчина фыркнул.

Паула подошла к столику, выдвинула ящик, ее рука скользнула по бумагам вглубь и… пистолет был на месте. Она почувствовала его холодную сталь и ощутила прилив сил.

Быстро выхватив оружие, она прицелилась. Мужчина бросился на нее, сбивая с ног. Выстрела не последовало. Что же не так? Боже! Стреляй же, стреляй! Давай!

И тут она вдруг вспомнила, что надо было снять оружие с предохранителя. Но мужчина уже навалился на нее. Паула с силой ударила его коленом в пах. Он согнулся и взвыл от боли. Это был крупный и сильный мужчина, и девушка отлично понимала, что он профессионал. Но он не ожидал, что кроткая, тихая Паула прибегнет к средствам боевой самозащиты. Это дало ей секундное преимущество.

Он опять бросился на нее, Паула схватила его за ногу и дернула так, что нападающий упал на пол, сильно ударившись головой. Затем она выбежала из спальни в кухню.

Но остановить его было невозможно. Девушка отделала его довольно сильно, далеко не каждый человек так быстро оправился бы от такого удара. Но этот парень был силен, как бык, как человек из кошмара. Он настиг ее и прижал к газовой плите, но он еще был сравнительно слаб от боли в паху. В драке этот негодяй потерял свой пистолет, теперь его оружием были огромные сильные руки.

В какой-то момент Пауле удалось прижать его голову к стальным конфоркам плиты. Она навалилась на него всем телом, и как раз в ту секунду, когда он протянул руку, стараясь схватить ее за горло, девушке в голову пришла мысль, рожденная страшной злобой.

Она вдруг вспомнила того парня, который пытался год назад изнасиловать ее, и чуть не задрожала от резкого прилива адреналина. В мгновение ока она прижала локоть к ручке включения газовой плиты и повернула ее. Дальняя горелка, к которой было прижато лицо нападающего, вспыхнула огнем. Паула редко пользовалась этой горелкой, она была поломана: голубое пламя не регулировалось и достигало почти семи дюймов в высоту.

Сможет ли она удержать его? Мужчина был намного сильнее ее, и сейчас он был взбешен, как бык на корриде. Он сильно задергался. Девушка приложила всю свою силу, но она уже знала, что не удержит его и несколько секунд.

Прижимая голову убийцы к горящей конфорке, Паула успела почувствовать отчетливый сладкий запах горящих человеческих волос. Затем она услышала характерное ужасающее тихое потрескивание и увидела факел, в который превратилась голова мужчины. И за секунду перед тем, как он вырвался, девушка заметила опаленную и потрескавшуюся кожу его лица и услышала страшный вой, вызванный невыразимой болью.

Со все еще пылающими волосами мужчина бросил Паулу на пол и с почти нечеловеческой силой переломил ей шею. Это было последнее убийство в его жизни.

60

Москва

В здании КГБ на Лубянке, до революции принадлежавшем страховой компании, есть столовая, в которой обедает только председатель комитета и его гости. Изнутри она напоминает церковь: потолок высокий и наклонный, стены отделаны дубовыми панелями; в окнах — витражи, экспроприированные у русского православного собора во время сталинской антирелигиозной кампании в тридцатых годах и установленные здесь как символ иронии.

Председатель КГБ Андрей Павличенко сидел в столовой со своим личным врачом. Он был ровесником Павличенко, но лицо его было изборождено глубокими морщинами. Он считался лучшим невропатологом Кремлевской больницы, пациентами которой были члены Политбюро и ЦК. Клиника курировалась Четвертым управлением Министерства здравоохранения СССР, которое в свою очередь подчинялось КГБ.

Доверие Павличенко к этому человеку было намного крепче, чем обусловленное простыми служебными отношениями. Много лет назад от этого врача забеременела одна женщина, дочь большого партийного босса. Разразившийся скандал грозил ему увольнением из клиники и даже лишением права работать в сфере здравоохранения. Помог Павличенко. Он лично вмешался и спас карьеру доктора, изъяв его дело из официальных списков. С того случая врач был бесконечно предан своему спасителю, который со временем стал председателем КГБ.

Двое мужчин сидели в столовой. Они разговаривали очень тихо, но напряжение между ними было почти осязаемым.

Павличенко помнил тот день, когда он обедал в этой же комнате с Берией. Это было 9 марта 1953 года. Он отлично запомнил эту дату. В это время Павличенко был молодым сотрудником тайной полиции. То, что Берия пригласил его пообедать с собой, было для него большой неожиданностью. Особенно в такой день…

В тот же день, за несколько часом до обеда, был похоронен Сталин. Берия произнес надгробную речь, во время которой сын Сталина Василий, напившийся к тому времени, начал обливать Лаврентия Павловича ругательствами, называя его «сукиным сыном» и «свиньей». Но Берия оказался непредсказуем. В тот же день он собрал все силы, окружил город и продемонстрировал свою мощь, показав всем остальным членам правительства, кто отныне хозяин. Павличенко был тем человеком, к которому сходились все нити заговора… В тот день он не переставал думать о том, что Берия и Сталин — одно и то же. «Придет время, — мечтал молодой сотрудник тайной полиции, — и этими войсками, танками и пулеметами буду распоряжаться я».

В тот вечер, на обеде, Берия впервые открыл свой план государственного переворота дрожащему от возбуждения Павличенко. Он хотел, чтобы молодой сотрудник стал связным между русской женщиной и очень богатым и влиятельным американцем. Павличенко должен был достать один документ. В случае обнародования, эта бумага привела бы к страшным беспорядкам в Кремле, вывернула бы все наизнанку и проложила бы Берии путь на самый верх. Молодой человек выслушал все это, искренне восхищаясь деталями хитроумного плана.

Но Берия потерпел поражение.

А Павличенко этого не допустит.

Потому, что он выстрадал столько, сколько не довелось выстрадать ни Берии, ни другим членам советского руководства.

Родители Павличенко были крестьянами. Они жили на Украине в деревне Пловицы. Хозяйство у них было крошечное: лошадь, корова и небольшой земельный надел. Но это было время печально знаменитой сталинской кампании по коллективизации, время войны против кулаков, в результате которой погибло от голода семь миллионов украинцев — почти пятая часть населения республики.

Родители Павличенко богатыми не были, но их тоже зачислили в кулаки.

Андрею было три года, когда одним ранним утром его родителей, двух сестер и его самого усадили в телеги, а затем погрузили на поезд. Их жалкие пожитки были конфискованы государством. А то, что осталось в доме, разобрали односельчане. Семью Павличенко должны были вывезти в Сибирь, в Красноярск. Вместе с другими депортированными крестьянами, плач и крики которых чуть не оглушили мальчика, их запихали в поезд.

По дороге их состав остановился в маленьком украинском городке, чтобы набрать провизии. И там, в суматохе, Андрей с сестрами потерялся.