Пятая авеню, дом один - Кэндес Бушнелл

— Ничего подобного! — возразила Аннализа.

— Вас готовит к этому Билли? — уточнила одна из дам.

— Билли — очаровашка, но иногда он проявляет бесцеремонность, — высказалась другая.

— Не понимаю, почему эта тема вызывает такой интерес, — проговорила Аннализа, наклеивая очередную марку на очередной конверт. — Миссис Хотон умерла. Пусть себе покоится с миром.

Дамы дружно защебетали, потрясенные такой неслыханной репликой.

— Вы побеждаете потому, что вам этого не хочется, — заявила одна. — Все всегда достается тем, кому все равно.

— Совершенно верно, — согласилась Конни. — Когда я познакомилась с Сэнди, то даже смотреть на него отказывалась, но в конце концов мы поженились.

— Мария, — обратилась Аннализа к домработнице, заглянув в кухню. — Будьте добры, подайте уолдорфский салат с курицей и сырное печенье.

Вернувшись за стол, она опять взялась за конверты.

— Ты уже добилась парковочного места? — задала вопрос Конни.

— Еще нет.

— Надо быть потверже с людьми из домового комитета, — посоветовала одна из дам. — Не позволяйте им вас игнорировать. Вы дали им понять, что готовы заплатить сверху?

— У этого дома есть свои особенности. — У Аннализы уже началась головная боль.

С парковочным местом, как и с кондиционерами, все было очень запутанно. Пол обратился к жильцу, выигравшему парковочное место, тихому кардиологу из «Коламбии», с предложением перекупить у него место. Врач пожаловался Минди, и та послала Полу записку с требованием не подкупать жильцов дома. Увидев эту записку, Пол побелел.

— Откуда у нее это? — Он указывал не на текст, а на бумагу — листок из блокнота бангкокского отеля «Времена года». — Она была у нас в квартире! Вот откуда у нее это — с моего стола!

— Не сходи с ума, Пол.

— Если не с моего стола, то откуда?

— Понятия не имею.

Сказав это, Аннализа тут же вспомнила, как доверила Сэму на Рождество ключи от квартиры. Сэм, разумеется, уже вернул ей ключи, но в их отсутствие он, значит, отдавал их своей мамочке. Признаться Полу она не могла, поэтому ей оставалось только настаивать на том, что это совпадение. Снова она не могла открыть Полу правду и от необходимости лгать испытывала невыносимое чувство вины, словно у нее на совести было тяжкое преступление. Пол сменил замки, а Минди Гуч возненавидел еще сильнее. Он даже поклялся, что найдет способ изгнать «эту женщину» из дома.

Мария принесла ленч и сервировала стол серебряными приборами Asprey и фарфором от Tiffany — тому и другому, как утверждал Билли, попрежнему не было соперников.

— Сырное печенье! — воскликнула одна из дам, опасливо поглядывая на горку золотистых кусочков на хрустальном подносе. — Напрасно вы так нас балуете, Аннализа. Клянусь, ваша цель — раскормить нас, как гусынь!

Глава 14

Время перед выходом книги и без того выдалось нервным, но, казалось, этого Джеймсу было мало. Он ненавидел себя за нервозность, ведь он всегда презирал писателей, которые каждые полчаса проверяли свой рейтинг на сайтах Amazon и Barnes & Noble, шарили в Интернете в поиске рецензий и просто упоминаний. Это было мучительное состояние, он уже походил на безумца, которого преследуют выдуманные призраки. А тут еще Лола! В моменты просветления Джеймс приходил к трезвому умозаключению, что она — воплощение соблазна, прекрасная роза, утыканная опасными шипами. С виду их отношения оставались совершенно невинными: ничего ведь не происходило, кроме обмена текстовыми сообщениями и несколькими ее неожиданными визитами в его квартиру. Раза два в неделю она внезапно появлялась и нежилась в кресле у него в кабинете, как довольная пантера. Она запросто поймала бы его при любых обстоятельствах, но ловушку делало вдвойне надежной то, что она без промедления прочла его книгу и теперь желала ее обсудить, а заодно просила совета, как ей быть с Филиппом.

Выходить ли ей за него замуж? Конечно, она его любит, но не хочет вступать в брак, когда он считает, что обязан на ней жениться. Тут Джеймс разрывался, как царь Соломон. Он хотел, чтобы Лола принадлежала ему, но еще больше ему хотелось, чтобы она при любых обстоятельствах осталась в доме. Выгнать жену и поселить Лолу у себя он не мог, поэтому считал, что ее проживание наверху — это лучше, чем ничего. Поэтому он врал, неожиданно принужденный давать советы о личных отношениях двадцатидвухлетней особе.

— Помоему, принято считать, что в таких вещах надо действовать методом проб и ошибок, — говорил Джеймс, извиваясь как червяк. — Вы всегда сможете развестись.

— Нет, ни за что. Религия не позволит.

«Какая еще религия?» — раздраженно думал Джеймс.

— Раз вы говорите, что любите Филиппа…

— Я говорю, что думаю, что люблю, — поправила она его. — Но мне только двадцать два года. Откуда мне знать? Откуда взять уверенность?

— Уверенность взять неоткуда, — соглашался Джеймс, вспоминая о Минди. — Брак — это такая штука, которая длится и длится, пока ктото один не положит этому конец.

— Вам повезло! — сказала Лола со вздохом. — Вы приняли решение. И потом, вы гений. Когда выйдет ваша книга, вы заработаете миллионы.

Эти тайные визиты продолжались несколько недель, а потом наступила заветная среда — день, когда издатель Джеймса должен был получить предварительный отзыв от The New York Times Book Review. В этот день Лола пришла к нему с подарком — плюшевым мишкой («На счастье», сказала она), но Джеймс слишком волновался, чтобы оценить подарок, и рассеянно засунул его в гардероб.

От этого отзыва зависело буквально все. Как писатель, чья прошлая книга разошлась в количестве семи с половиной тысяч экземпляров, он сейчас нуждался в очень громкой похвале, чтобы пробить стеклянный потолок продаж своей прошлой книги. Это действие он представлял себе буквально: в его воображении стремительно летящий вверх стеклянный лифт в куски разносил крышу шоколадной фабрики Вилли Вонки. Он уже побаивался, как бы у него не зашел ум за разум.

— Представляю, как вы взволнованы, — щебетала Лола, идя следом за ним в кабинет. — Отзыв будет великолепный, я уверена!

Джеймс этого не знал, но бедная Лола была слишком молода, чтобы понимать, что не все в жизни происходит так, как нам хочется. От волнения у него пересохло во рту. Все утро он впадал то в ликование, то в отчаяние.

— Каждый воображает себя победителем, — выдавил он. — Все думают, что если вести себя как киногерои, как гости Опры, как те, кто оставил вдохновенные воспоминания, если никогда не сдаваться, то их ждет победа. Но это совсем не так.