Русско-японская война, 1904-1905: Итоги войны. - Александр Куропаткин

Что касается вопроса, могли ли мы одержать над японцами победу под Ляояном или под Мукденом, то ответ на этот вопрос, даже и по опубликованию моего отчета, все еще остается открытым, пока мы не узнаем в подробностях действия в этих боях японских войск. Поэтому по вопросу о Ляояне я могу высказать лишь свое личное мнение.

Такое огромной важности решение, как отдача приказания войскам отступать, не может быть результатом минутного вдохновения. Отдавая такое приказание, принимается во внимание вся обстановка (результаты предшествовавших боев, настроение и степень утомления войск, настроение начальников войск, силы и расположение противника, результаты, которых он может достигнуть, если мы будем продолжать бой, получаемые донесения с фронта, флангов, тыла, наличность свободных резервов, их боевая готовность, количество оставшихся патронов и пр.). [399]

Под Ляояном, кроме армии Куроки, еще и армия Нодзу могла быть легко переброшена на правый берег р. Тайцзыхе, подобно тому, как под Мукденом, кроме армии Ноги, японцы смело перебросили на правый берег Хуаньхе большую часть армии Оку. Это было тем возможнее, что попытка наша перейти в наступление частью войск, расположенных на левом берегу, 20 августа окончилась полной неудачей. Если нет надежды победить противника переходом в наступление, то обороняющемуся в тех условиях, в которых мы находились (угроза сообщениям, Янтайские копи уже в руках противника), весьма важно было своевременно отступить, не доводя войск при упорном бое до крайнего расстройства, после чего отступление становится беспорядочным, а число трофеев у противника все увеличивается.

Мы отступили при очень тяжелых условиях, по грязным дорогам, и не оставили противнику никаких трофеев: ни пленными, ни орудиями, ни повозками.

Промедли мы еще один день, и отступление могло походить на отступление 2-й и 3-й армий под Мукденом. Бои под Мукденом сложились весьма невыгодно для нас. Вследствие причин, подробно изложенных в третьем томе моего отчета, наша 2-я армия оказалась уже 22 февраля 1905 г. обойденной не только с фланга, но и с тыла. Требовались чрезвычайные усилия войск и их начальников, чтобы выйти из этого положения, хотя и не победителями, но и без полного поражения. Между тем этих усилий не было сделано, и положение армии 22, 23 и 24 февраля все ухудшалось, и все грознее назревала опасность окружения значительной части 2-й армии войсками армии Ноги. При том соотношении бойцов, которое определилось для нас 22 и 23 февраля, при том положении, которое 23 февраля занимали наша и японская армии и, главное, при том моральном превосходстве, которое приобрели в это время над нами японцы, я должен был утратить надежду на победный для нас исход кровавой битвы под Мукденом еще 22—23 февраля и поэтому должен был не допустить до расстройства части нашей армии, своевременно [400] отступить к Телину. Поэтому относительно Мукденского боя будущие историки, вероятно, будут ставить мне в упрек не малое упорство в ведении дела, а слишком большое, при сложившейся обстановке. Это упорство и повело к тому, что приказание об отступлении мною было отдано лишь на 25 февраля, когда по ходу действий войск и моих помощников такое приказание надлежало отдать на 24 февраля. Отступи мы 24 февраля, вероятно, армии отошли бы в полном порядке, не только не оставив в руках японцев трофеев (кроме раненых), но мы могли бы увести с собой довольно значительное число пленных японцев, два орудия и несколько пулеметов.

В своем донесении о Мукденском сражении государю императору, признавая себя главным виновником неудачи, я вместе с сим признавал, что должен был лучше взвесить относительное настроение наших и японских войск и качества начальствующего персонала и быть осторожнее в своих решениях: «упорствуя в надежде победить японцев, несмотря на неудачные действия 17—22 февраля войск 2-й армии, я отдал приказ об отступлении позже, чем бы то следовало сделать, вера в победу под Мукденом должна была у меня исчезнуть днем раньше, и тогда отступление армий могло совершиться в полном порядке».

Таким образом, общий вывод относительно сражений под Ляояном и Мукденом, по моему мнению, может быть выражен в такой форме: отступи мы от Ляояна днем позже, Ляоян мог обратиться для нас в Мукден, отступи мы от Мукдена днем раньше, Мукден мог обратиться для нас в Ляоян.

Можно также поставить в упрек бывшему главнокомандующему: почему он не задержался долее под Телином и не принял там боя, а повел войска на Сыпингайскую позицию? Ответ на это находится в третьем томе моего отчета. Напомню только, что, когда решено было отходить от Телина (27—28 февраля), то по доставленным начальниками частей сведениям в полках 2-й и 3-й армий, наиболее пострадавших в сражениях под Мукденом, в 114 батальонах состояло налицо всего 16 390 штыков. Принимать [401] бой у Телина при таком составе войск было опасно, ибо мы могли совершенно утратить кадры многих частей войск.

Насколько необходимо было нам выиграть время, чтобы устроиться до нового решительного боя, видно из того, что принятие решительного боя на Сыпингайской позиции на совещании у главнокомандующего 4 мая, т. е. через два месяца после отступления от Телина, признавалось командующим 2-й армии нежелательным. На этом совещании генерал Батьянов, ввиду нашей неготовности (не подошли все укомплектования), высказался за принятие на Сыпингайской позиции не решительного, а лишь арьергардного боя.

В числе причин, затрудняющих войскам достижение тех боевых целей, которые им ставились в прошлую войну, несомненно, должно быть упомянуто и частое нарушение в Русско-японскую войну во время боя нормальной организации войск и их перемешивание.

Нарушение нормальной организации войск началось с объявления войны, и хотя в возможной степени исправлялось, но только после боев на р. Шахе мы вполне разобрались в корпусах. Особенно не только корпусная, но и дивизионная организация были нарушены во время февральских боев под Мукденом, что и послужило одной из причин нашей неудачи.

Корпусная организация наших войск, находившихся на Дальнем Востоке ко времени начала войны, еще не была закончена. Отдельные стрелковые бригады соединялись прямо в корпусах с доведением стрелковых полков до 12-батальонного состава, нормальным составом 1-го и 3-го Сибирских корпусов было 24 батальона. 2-й Сибирский корпус должен был состоять из одной стрелковой дивизии и одной резервной, формировавшимся в Забайкальской области. Еще до начала военных действий одна из дивизий, входившая в состав 3-го Сибирского корпуса именно 3-я Восточно-Сибирская, была по распоряжению наместника двинута на Ялу, другая, 4-я, со штабом корпуса, осталась на Квантуне. 1-я резервная дивизия, [402] входившая в состав 2-го Сибирского корпуса, была задержана, помимо меня в тылу, в Харбине, и 2-й Сибирский корпус до назначения меня главнокомандующим состоял лишь из одной дивизии.

С началом военных действий мною приняты были меры, чтобы восстановить нарушенную корпусную организацию. На направлении Ляоян — Фынхуанчен я собрал 3-ю и 6-ю Восточно-Сибирские стрелковые дивизии, образовав из них корпус войск, которому присвоил наименование 3-го Сибирского. Мне не удалось первоначально притянуть в состав этого корпуса 23-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, составлявший охрану главной квартиры наместника в Мукдене. Моя просьба направить этот полк на Ялу в состав корпуса была отклонена. Только после сражения под Тюренченом полк этот был направлен в состав корпуса.

Направление Ляоян — Ташичао — Порт-Артур было охраняемо 1-м Сибирским корпусом в полном составе.

2-й Сибирский корпус, в состав которого были включены прибывшие на Дальний Восток в 1903 г. первые бригады 31-й и 35-й дивизий, составляли мой резерв, расположенный в Ляояне и в Хайчене.

Войсками 3-го Сибирского корпуса приходилось охранять первоначально при нашей малочисленности значительный район. 6 полков корпуса охраняли направление р. Ялу — Фынхуанчен — Фейшулин — Ляоян, один полк охранял направление Дагушан (море и устье Ялу) — Сюянь — Далин — Хайчен. Один полк охранял направление Куаньяньсен — Саймацзы — Анпин — Ляоян.

С прибытием 4-го Сибирского корпуса направление Дагушан — Далин — Хайчен было занято бригадой 4-го Сибирского корпуса, ибо на направлении этом обнаружились значительные силы японцев. Остальные три бригады 4-го Сибирского корпуса были сосредоточены в окрестности станции Ташичао (узел дорог близ Инкоу) с целью служить резервом 1-му Сибирскому корпусу на южном направлении или бригаде 4-го Сибирского корпуса на Далинском перевале. [403]

Все части 10-го армейского корпуса, прибывавшие из России, были собраны на направлении Саймацзы — Анпин — Ляоян, где обозначились значительные силы японцев из армии Куроки. По занятии указанных выше направлений частями 4-го Сибирского и 10-го армейского корпусов полки 3-го Сибирского корпуса, охранявшие эти направления (21-й и 23-й Восточно-Сибирские стрелковые полки) были притянуты к своему корпусу.