Цветок Прерий - Эмили Кармайкл

– Маккензи, иди в хижину, – велел Кэл. Маккензи с трудом поднялась на ноги и отступила на несколько шагов.

– Иди же!

Она повернулась, чтобы уйти, но внезапно ее остановила какая-то грубая темная рука. Она оглянулась и увидела Джеронимо.

– Останься, – спокойно велел он по-английски.

С бешено бьющимся сердцем Маккензи наблюдала за Кэлом и Чако, прошедшими внутрь круга. Они согнулись и кружили, как два волка, жаждущих крови противника. Вдруг в круг, пошатываясь, вступил еще один индеец и что-то громко объявил.

– Это брат Гошк-ана Йаноза, – объяснил Маккензи Джеронимо.

Он говорил четко и ясно, хотя Маккензи видела, что пил он не меньше остальных.

– Он будет бороться на стороне Гошк-ана. Йаноза! Человек, который убил ее отца. Макензи стало холодно несмотря на жар костра.

– Гошк-ан будет драться из-за тебя, – продолжал пояснять Джеронимо, и Маккензи показалось, что это его забавляет.

– Не могли бы Вы остановить их? – попросила она. Предводитель апачей ничего не ответил.

Кэл и Йаноза тем временем страстно спорили. Кэл махнул в сторону, чтобы Йаноза отошел, и тот вышел из круга со смертельно обиженным видом. В этот момент Чако набросился на Кэла, и они схватились. Соперники двигались очень медленно, но от напряжения всех сил лица их стали красными, а мускулы так налились, что казалось: вот-вот лопнет блестящая от пота кожа. Чако споткнулся и опустился на одно колено, Кэл изогнулся, и оба упали на землю. Они перекатывались по площадке несколько раз, потом остановились – Кэл был наверху.

Вдруг что-то сверкнуло в свете костра. В руке Чако появился нож. Как только он занес руку, Кэл схватил его за запястье. И снова продолжилось состязание в силе, но уже не на жизнь, а на смерть.

Джеронимо хмыкнул, затем что-то резко крикнул. Противники немедленно прекратили борьбу. После следующего приказа вождя Чако бросил нож, а Кэл поднялся с земли.

– У меня и без того мало воинов, чтобы позволить им убивать друг друга из-за женщины, – сказал Джеронимо.

Маккензи знала, что он произнес это по-английски для нее.

Кэл все еще злился, Чако уставился в землю. Джеронимо обвел индейцев суровым взглядом.

– Жена Гошк-ана одна из нас. Вы будете относиться к ней с таким же уважением, с каким апачи всегда относились к женам соплеменников. К женщинам, которых мы увели из Сан-Карлоса, вы тоже будете относиться с уважением. Если хотите, выберите себе жен. В противном случае относитесь к ним, как к сестрам.

Маккензи подумала, что Джеронимо несколько запоздал со своим приказом.

– Мне больно видеть, когда вы ведете себя подобно мексиканцам и белым, – проворчал он, заканчивая речь.

После этих слов мужчины насупились, как обиженные маленькие дети. Джеронимо взял бутылку теквилы и снова уселся у костра, как каменная статуя. Воины снова занялись питьем, и через час почти все валялись на земле мертвецки пьяные.

Когда Кэл и Маккензи ушли, наконец-то, в свою хижину, женщина все еще дрожала.

– Мы уйдем отсюда, – сказал Кэл, как только они остались одни.

– Но как это сделать?

– Я придумаю. Ты не можешь так жить, – он поморщился, – и я не могу. Всю жизнь мне казалось, что самые счастливые годы я провел среди них, но сейчас… Черт! Мак, апачи так не живут. Так живут…

– Я знаю, – мягко сказала она.

Когда-то Маккензи ненавидела апачей так же, как все белые в Аризоне, но за последние несколько недель, когда она увидела, как работают Мако, Бей и Исти, когда она познакомилась с Бай-я-нетой и ее подругами-пленницами, Маккензи пришла к выводу, что во многих отношениях этот дикий народ, способный жить в бесплодных горах, достоин восхищения. Это мужественные, неунывающие, мудрые и гордые люди. Но, к большому сожалению, апачи вымирали как народ, и это было страшно. А если даже Маккензи было больно видеть это, то как же должен был мучиться Кэл! Тому, что когда-то для него было всем, пришел конец, и он вынужден был наблюдать агонию.

– Джеронимо больше не следит за нами, – сказал Кэл. – Он поверил мне, и в горах он чувствует себя в безопасности. Этой ночью никто не будет охранять лагерь. Все, кроме Исти и Бея, слишком пьяны. И, мне кажется, горные апачи захотят уйти с нами.

– Ты хочешь бежать этой ночью? Так скоро? – спросила Маккензи, затаив дыхание.

– Мы никогда не уйдем от них, если дождемся, что Джеронимо уведет отряд в укрепление. Он сказал, что подождет еще один день, пока женщины закончат приготовление лофофоры, но он может передумать. Надо уходить сегодня, Мак. Сегодня или никогда.

– А если нас схватят?

В ответ на это Кэл лишь поднял брови. Маккензи поняла, что удастся или не удастся их побег, но жизни среди апачей придет конец.

Кэл пошел разговаривать с Исти и Беем, а Маккензи осталась ждать, сидя на одеялах. Когда Кэл вернулся, он сказал Маккензи, что горные апачи действительно хотят бежать вместе с ними, но нужно подождать несколько часов. К тому времени мужчины, которые все еще пьют у костра, будут в бессознательном состоянии.

– Я бы предпочел убраться отсюда без шума и драки, – сказал Кэл, – я не хочу сражаться со своим народом и убивать этих людей.

Маккензи были понятны его чувства, но у нее были свои причины для того, чтобы не ввязываться в драку. Ей не хотелось, чтобы индейцы убили кого-нибудь из них.

– Ты дрожишь, – заметил Кэл, опускаясь на одеяло возле нее, – тебе холодно?

– Я боюсь, – ответила она.

– Маккензи Батлер боится! Я рад слышать это, Мак. Это значит, что ты умная женщина.

Она задумчиво посмотрела на Кэла.

– Не то, чтобы я очень боюсь, что нас убьют. Рано или поздно все умирают. Это страшнее… – она вздохнула. – Однажды я видела семью, которую привезли после нападения на их повозку людей Витторио. Они ехали в Калифорнию, и их путь лежал через Тумстоун. Это было несколько месяцев спустя после смерти папы. Я повстречалась с ними в лавке, очень милые были люди… А на следующий день нашли их повозку. Их… их…

Кэл взял Маккензи за плечи и повернул к себе лицом.

– Мак, даже если нас поймают во время побега, ни один индеец не дотронется до тебя. Это я тебе обещаю. Никто, кроме меня, не прикоснется к тебе.

Маккензи поняла, что он имел в виду.

– Разве ты еще не поняла, что мне можно верить?

– Да, я верю тебе, – сказала она спокойно.

– Тогда забудь все, что случилось с теми несчастными людьми, и постарайся уснуть.

– Я не смогу уснуть, – Маккензи протянула руку и дотронулась до его щеки. – Я люблю тебя, Калифорния Смит. И я рада тому, что мы вместе, даже здесь.

Он улыбнулся.

– Лучше бы мы оказались в каком-нибудь другом месте.

Маккензи тоже улыбнулась.