Хозяин Соколиного гребня - Кэтрин Коултер

– Это Аргана, а не я, хотела смерти Чессы, – сказал Варрик. – Разве ты этого еще не понял, Клив?

– Нет, – ответил Клив, медленно качая головой. – Я думаю, Атол просто перестарался, выполняя твое пожелание. Он хотел убить нас всех, включая и мою жену. Если бы он выиграл, отец, ты бы проиграл, потому что Чесса все равно бы тебе не досталась. И кого бы ты обвинил тогда? Кому бы пришлось заплатить жизнью за твою неудачу?

– Ты ошибаешься, Клив, ты ничего не понял. Однако Клив продолжал:

– Но у Атола ничего не получилось. Чесса не погибла, и я тоже. Скажи, отец: что же ты собирался делать, покончив с Арганой? Убить меня, своего сына? А потом заставить Чессу выйти за тебя замуж? Клянусь богами, отец, ты не знаешь мою жену. Если бы я погиб по твоей вине, она бы тебя наверняка убила.

Варрик медленно опустил нож и вложил его в ножны. Он долго молчал, потом заговорил своим обычным, звучным, спокойным голосом:

– Чесса – всего лишь еще одна женщина, каких много. Я не хочу ее. С какой стати мне ее хотеть? Ведь она твоя жена. – Потом, не меняя тона, он обратился к Аргане:

– Аргана, принеси мне меду. Я хочу пить.

Аргана молча повернулась и направилась к огромной бочке, в которой обитатели Кинлоха держали мед. Мужчины, женщины и дети поспешно расступились, освобождая ей путь.

Варрик смотрел ей вслед.

– Ответь мне, отец, – настаивал Клив. – Так что же ты собирался сделать? Убить своего собственного сына?

Варрик только молча замахал рукой, ожидая, когда Аргана вручит ему серебряный кубок с медом. У Клива промелькнула мысль: интересно, у кого он украл эту вещицу? Варрик, не спеша, выпил кубок до дна, бросил его одному из своих людей, который ловко подхватил его, а затем вытер рот тыльной стороной своей безупречно белой руки.

– Ответь мне, – повторил Клив. Варрик тихо произнес:

– Твои слова причиняют мне боль, Клив. Я твой отец. Я не хочу убивать Атола, потому что он тоже мой сын. Я считаю, что именно Аргана, его мать, толкнула его на это вероломство. Вот я и пытался покарать виновную. Твои слова, Клив, глубоко уязвили меня. Ты должен поверить, что я не хочу твою жену. Не знаю, откуда у тебя появилась подобная мысль.

Клив досадливо отмахнулся от его уверений:

– Ты бы убил Аргану, если бы не вмешательство Чессы.

Варрик перевел взгляд на нее:

– Зачем, принцесса? Зачем ты спасла ее? Я считаю, что именно она виновна. Ведь и ты ее подозревала, не так ли?

Чесса покачала головой, и на ее лице мелькнуло отвращение:

– Тебя с нами не было, Варрик. Ты не видел, что сделал Атол. Ты не слышал, что он говорил. Он был как шелудивый пес, обвиняющий нас в том, что на нем так много блох. Он недостоин такого отца, как ты, и такого брата, как Клив.

– Она права, господин Варрик, – вмешался Игмал, выступив вперед. – Я уже рассказал тебе, как все произошло. Атол не заслуживает твоего снисхождения.

– С Атолом поступай как хочешь, – сказала Чесса, – но Аргану не трогай. – Она взглянула на Клива, тот кивнул, взял ее за руку и притянул к себе.

Варрик улыбнулся, потом рассмеялся. Его смех оказался звучным, скрипучим и пугающим, потому что он не смеялся много лет. Все ошеломленно воззрились на него, однако никто не произнес ни слова и не сделал ни единого движения. Чессе показалось, что она чувствует даже запах их страха. Безмолвие огромного зала, тягостное, гнетущее, было полно этим запахом, накопившимся за много лет.

– Неужели ты, глупая женщина, воображаешь, будто можешь помешать мне сделать то, что я хочу?

Чесса отпустила руку Клива, спокойно взошла по ступеням помоста и встала перед Варриком. Глядя на него снизу вверх с таким видом, будто перед нею было просто насекомое, она сказала:

– Если ты причинишь вред Аргане, я убью тебя, и никто никогда не догадается, как я это сделала. Аргана права – я ведьма. Я дочь Хормуза, величайшего колдуна, который когда-либо жил на свете. Ты сам так сказал. Ты сам сказал, что я, его дочь, унаследовала его колдовскую силу. Ты ведь веришь в это, не так ли, Варрик? Ну так поверь и тому, что я скажу тебе сейчас. Клив – единственный мужчина, которого я люблю и которому всегда буду верна. Он и Кири – часть моего сердца, сердца ведьмы. Если кто-либо причинит им зло, он умрет. – Она по-прежнему смотрела на Варрика, но заговорила громче:

– Ты слышал, что я сказала, Атол? Надеюсь, что слышал, потому что, если ты попытаешься навредить тем, кто мне дорог, я сделаю так, что ты умрешь в тот же день, еще до того как зайдет солнце. Не сомневайся – я на это способна. Были такие, которые сомневались, и им пришлось горько об этом пожалеть.

Она не стала ждать, что ответит Варрик, только молча повернулась на каблуках, спустилась с помоста и, ни на кого не глядя, подошла к мужу. Приблизившись к нему, она улыбнулась и подмигнула. Клив долго молча смотрел на нее. Он знал, что никто, кроме него, не заметил ее подмигивания. Наконец он заговорил так тихо, чтобы слышала только она:

– Теперь я уразумел, что имел в виду Керек. Но послушай меня, Чесса, ты играешь с тем, чего не понимаешь. Это и пугает, и сердит меня. Ты должна быть осторожной и действовать самостоятельно лишь тогда, когда это совершенно необходимо, когда рядом нет меня.

Тут он осекся и досадливо тряхнул головой. Она поступила правильно. Его не было рядом, она была одна – и стала действовать по своему разумению. И она все сделала правильно: он на ее месте поступил бы точно так же.

– О боги, что же мне делать с женщиной, которая могла бы вести воинов на битву с римскими легионами? – тихо проговорил Клив.

– Это все нелепые выдумки Керека. Зачем ты их повторяешь?

– Выдумки? – эхом отозвался он. – Вот уж не знаю, выдумки это или нет. – И еще тише добавил:

– Пожалуй, мне просто-напросто придется всегда быть рядом с тобой и любить тебя крепко-крепко. Ты согласна?

Чесса вгляделась в его лицо. Она так давно хотела услышать от него эти слова!

– Да, – ответила она. – Я согласна. Я всегда буду согласна, муж мой. Всегда.

Следующие три дня миновали без происшествий. Атол старался держаться в стороне от Клива и Чессы. Что до Арганы, то она не сказала Чессе ни единого слова, но поскольку она и так всегда молчала, этому едва ли стоило удивляться. Кейман же с каждым днем хорошела еще больше, ее бело-розовая кожа сияла, как жемчуг, глаза блестели ярче полуденного солнца. Это было донельзя странно, но очевидно. Однако эта непонятная перемена не сделала ее более разговорчивой. Она молчала так же, как и ее сестра.

А вот поведение Варрика стало иным. Он по-прежнему держался отчужденно, но не со всеми. Исключением стал Клив. Варрик держал себя с ним так, словно был убежден: если он не завоюет доверие Клива, то потеряет все.