Осень патриарха. Советская держава в 1945–1953 годах - Евгений Юрьевич Спицын
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо сказать, что послевоенный «турецкий вопрос» давно вызывает жаркие дискуссии в отечественной и зарубежной историографии. Одни авторы (С.В. Мошкин, Д.П. Гасанлы, М. Акгюн[346]) утверждают, что за ним де-факто скрывался вопрос о реальных территориальных претензиях Москвы к Анкаре. Однако их оппоненты (И.С. Иванов[347]) убеждены в том, что эти претензии стали лишь средством давления на Анкару для решения главной проблемы — пересмотра режима Черноморских проливов и отмены конвенции Монтрё, подписанной в июле 1936 г.
Хорошо известно, что «турецкий вопрос» стал одним из важнейших в повестке дня Потсдамской конференции, проходившей в июле-августе 1945 г. Именно здесь советские лидеры впервые после 1921 г. официально поставили вопрос об «исправлении» советско-турецкой государственной границы и во время самой конференции к этому вопросу возвращались не раз, в том числе в ходе личной беседы В.М. Молотова и британского министра иностранных дел Антони Идена, во время «разъяснений» В.М. Молотова У. Черчиллю в ходе одного из официальных заседаний конференции и, наконец, во время выступления И.В. Сталина, когда он прямо заявил «о намерении вернуться к границам царской России, существовавшим до Первой мировой войны». Однако, как известно, лидеры Великобритании и США уклонились от принятия какого-либо решения по этому вопросу, сославшись на то, что тема «исправления» советско-турецкой границы касается исключительно двусторонних отношений и должна быть решена СССР и Турцией самостоятельно. Однако на деле это означало, что союзники не поддержали требования Москвы и выступили против любых попыток И.В. Сталина добиться расширения советской территории за счёт турецких провинций. Между тем вышедший победителем из войны И.В. Сталин был настолько уверен, что получит от Турции некогда утраченные территории, что уже в июле 1945 г. Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило Антона Ервандовича Кочиняна в должности первого секретаря Карсского обкома Компартии Армении.
Однако советскому руководству так и не удалось добиться от Турции каких-либо территориальных уступок. Напротив, как считают вышеупомянутые авторы (С.В. Мошкин, Д.П. Гасанлы, М. Акгюн[348]), бескомпромиссная позиция и жёсткие дипломатические демарши советской стороны привели к противоположному результату — США и страны Западной Европы оказали Анкаре политическое покровительство и выступили в роли заступников от территориальных претензий Москвы. По сути, «турецкий вопрос» превратился в фактор «пробуждения» Запада и смены приоритетов в его восточной стратегии. Давление СССР на Турцию было воспринято вчерашними союзниками не только как стремление включить её в сферу советского влияния, но и как попытку Кремля расширить с помощью «турецкого плацдарма» своё военное и политическое присутствие в Средиземноморье, в регионе Ближнего и Среднего Востока. В устах политической элиты Запада всё чаще стали звучать озабоченность по поводу усилившихся великодержавных тенденций Москвы и даже призывы к политике сдерживания экспансионистских устремлений Советского Союза. Это видно из многих тогдашних документов февраля-марта 1946 г., в частности «длинной телеграммы» Дж. Кеннана, Фултонской речи У. Черчилля и ряда заявлений тогдашнего американского посла в Турции Е. Вильсона.
Более того, как установили ряд историков (Д.П. Гасанлы[349]), в июле-октябре 1946 г. появляется целый ряд секретных документов, в частности доклад директора Центральной разведки генерала X. Ванденберга «Внешняя и военная политика СССР», секретный меморандум главы Управления по ближневосточным и африканским делам Госдепа США Л. Хендерсона и телеграмма заместителя госсекретаря Д. Ачесона, в которых они прямо заявляли: 1) что для СССР регион Среднего Востока «является крайне притягательным с точки зрения расширения границ и представляет для него даже больший интерес, чем Восточная Европа, так как здесь находится жизненно важная для него бакинская нефть — возможный объект воздушного нападения в потенциальной войне»; 2) что «если Советский Союз добьётся контроля над Турцией, то будет трудно помешать Советам взять под контроль Грецию и весь Ближний и Средний Восток», поэтому «для Америки жизненно важно предотвращение любых советских планов силой или угрозой применить силу добиться своего в отношении Дарданелл и Турции» и 3) что политические последствия установления военного контроля СССР над Турцией приведут к крайне болезненным последствиям для США в Средиземном море, регионах Ближнего и Среднего Востока, поэтому необходимо «оказать Турции дипломатическую, моральную, экономическую и военную помощь».
Так Турция не в последнюю очередь благодаря жёсткой позиции И.В. Сталина и В.М. Молотова стала для западных стратегов и дипломатов важнейшим элементом сдерживания Москвы. В свою очередь, Москва, выдвинув неприемлемые для Анкары территориальные претензии, добилась обратного эффекта: турецкое правительство стало более энергично искать поддержки у ведущих западных держав, что в конечном счёте заметно ускорило движение Турции в сторону НАТО, куда она вступила в феврале 1952 г. Лишь после смерти И.В. Сталина новое советское руководство стало выстраивать более гибкую политику в отношении Анкары и отказалось от прежних территориальных претензий и пересмотра режима Черноморских проливов, о чём уведомило турецкое правительство в официальной правительственной ноте от 30 мая 1953 г.
4. Страны «народной демократии» в 1945–1948 гг
После окончания Второй мировой войны вся территория Восточной Европы и Балкан была занята советскими войсками, которых местное население восторженно воспринимало как освободителей от ужасов нацистской оккупации. Это обстоятельство, а также крушение прежних профашистских режимов сыграли ключевую роль в кардинальном изменении ситуации в этом важнейшем регионе всей континентальной Европы.
Надо сказать, что в последнее время довольно дискуссионной и во многом мифологизированной стала проблема советизации стран Центральной и Юго-Восточной Европы и становления советского блока на этой обширной территории. Основные расхождения в данном вопросе крылись главным образом в различной оценке роли внешнего и внутреннего факторов, то есть политики Москвы и роли местных партийно-государственных элит в этом процессе, а также в разном толковании хорошо известного понятия «режим народной демократии».
По оценкам многих современных авторов (В.К. Волков, В.Я. Сиполс, А.Д. Богатуров, В.В. Аверков, В.О. Печатнов, Ю.Н. Жуков М.Ф. Полынов, В.Л. Мальков, И.В. Быстрова, Н.А. Нарочницкая[350]), в первые послевоенные годы, вплоть до середины 1947 г., советское политическое руководство вовсе не ставило перед собой стратегической цели формирования во всех восточноевропейских государствах однопартийных коммунистических режимов. В тот период основная задача Москвы состояла в том, чтобы создать на западной границе СССР надёжный пояс безопасности из дружественных ему государств. Более того, И.В. Сталин, В.М. Молотов, А.А. Жданов, Л.П. Берия и другие члены Политбюро ЦК ВКП(б) поначалу довольно терпимо относились к
