Живая жизнь. Штрихи к биографии Владимира Высоцкого - 2 - Валерий Перевозчиков

Последним спектаклем — я заканчиваю на этом рассказ о театре — был спектакль «А зори здесь тихие…», который здесь, в Киеве, приобрел наибольшую популярность у зрителей вместе с «Десятью днями…». Этот спектакль получил премию Театральной весны — действительно удивительное зрелище! Я считаю, что это самый высокий класс режиссуры — когда на ваших глазах из ничего, в условных декорациях, создается полная иллюзия обстановки того времени, военных лет. И действительно, так актеры и режиссер поднимаются до истинного трагизма.

Последняя работа театра — это «Гамлет» по пьесе, хорошей пьесе Шекспира, где я играю роль Гамлета. Ну мы не привезли это в Киев. Может быть, нас пригласят, и мы приедем на будущий год еще — просто не готовы декорации. Все волнуются из-за того, что ближайшая премьера — в Москве, через месяц мы должны это выпускать. Завтра в Москве у меня репетиция этого спектакля.

Вот и все, собственно, что хотелось сказать о театре. Сейчас я вам покажу две песни, написанные мной. Я ведь раньше тоже писал. Я давно очень пишу, с восьми лет, там всякие вирши, детские стихи, про салют писал… А потом, когда я был немножко постарше, я писал пародии всевозможные. Среди них так называемые «стилизации под блатные песни», за что я до сих пор и расхлебываюсь. Я писал эти песни, от них никогда не отказываюсь, они мне принесли пользу в смысле поисков формы, простоты языка, лексики простой. Но к сожалению… как вам сказать… в общем, я их уже давно не пишу, никогда не пел с эстрады. А довольно много людей знают их и считают, что должен появиться перед ними человек: здесь вот — нож, вот тут — струйки крови, гитара сбоку растет… Громадный, рыжего цвета человек с хриплым голосом, лет пятидесяти. Но это все неправда, как вы видите, — «я не Байрон, я другой»… Значит, все эти сплетни, разговоры кончились, когда начал я работать в Театре на Таганке. Работаю я там уже почти восемь лет и начал писать песни для нашего театра.

Я написал в спектакль «Павшие и живые», о котором я вам говорил, несколько вещей. Позвольте, я спою вам, чтобы разбавить немного рассказ. Первая песня называется «Братские могилы», а эту песню я еще исполнил в картине «Я родом из детства».

На братских могилах не ставят крестов…

И еще одна песня, которая называется «Песня немецких солдат», — тоже из спектакля «Павшие и живые». В новелле «Диктатор-завоеватель», где я играю роль Чаплина и Гитлера одновременно, там выходит несколько немецких солдат с засученными рукавами, бравые и наглые, какими они шли в начале войны. Ну, как они уходили — тоже все знают, но тогда они шли уверенно.

Солдат всегда здоров…

Ну еще несколько слов вот о чем. Есть такое впечатление, что актерская профессия — больше всего цветы, лавры и медные трубы. Но дело в том, что это не совсем верно. Конечно, это правда, у нас их больше, может быть… Но это естественно: конечная цель всякой работы — приносить людям какую-то радость. У других эта отдача происходит позже, в науке, наверное, намного дольше… А в театре это сразу — видно, как работаешь, и видно для зрителей — хорошо или плохо, все сразу ясно. В этом смысле, наверное, работать в театре приятно. Но это довольно трудная профессия, потому что денег задаром у нас никому не платят, и правильно делают… Нет, платят, конечно, некоторым… Но я думаю, что это пережитки и их изживают. А работаем мы так. С девяти до десяти многие из нас занимаются пластикой, движением. Мы приходим, надеваем спортивные костюмы и работаем как акробаты. Потому что в некоторых спектаклях приходится это делать. Вот в «Десяти днях…», кто видел, Помнит, что в роли Керенского у меня есть элементы акробатики. Потом — с десяти до трех — у нас репетиция, потом — три с половиной часа перерыв, явка на спектакль, вечерний спектакль — так что времени на личную жизнь не остается, лучше личной жизнью заниматься в стенах театра. Поэтому так много семей в нашем театре — пар таких семейных… Ну вот и все. О театре, если возникнут какие-то вопросы, я с удовольствием вам на них отвечу.

А сейчас я скажу несколько слов о кинематографе и о песнях, которые я писал для кино. Дело в том, что последние годы я снимаюсь в кино, и обязательно меня просят писать туда песни, чтобы я их сам исполнял. Ну потом какие-то бывают периоды — кому-то вдруг кажется, что мне нельзя выступать и петь песни. Почему-то кто-то решает — на себя берет такую ответственность… вы знаете, есть люди, которые почему-то хотят от нас что-то защищать. Есть такие… странные люди, но все-таки удается и петь, и писать песни— это в последнее время.

А начал я сниматься двенадцать лет тому назад, в ролях таких веселых парней, которые не очень задумываются про эту жизнь. Я это играл с удовольствием, потому что мы все хватались вначале за любую работу— кино, ну как же! Все люди тщеславные, все хотят славы зачем-то. А в кино аудитория колоссальная — несколько десятков миллионов человек. И мы брались, в общем, за все, что ни попадется. Я играл в «Карьере Димы Горина» такого человека, шофера… Там, правда, приобрел побочную профессию — водил самосвал, так что кусок хлеба под старость лет есть… В кино большие возможности в каком смысле: вы же прекрасно все знаете, что с детства в каждом сидит страсть к перемене мест, все хотят каких-то дальних стран, новых людей. А кино снимается в тех местах, где происходит действие, поэтому много поездок, много новых встреч; великолепные места, чудесные. Я бывал везде. Когда заходит разговор: «Был ли там?», я совершенно естественно отвечаю: «Был» — Магадан, Дальний Восток, Архангельск, Кишинев, Чоп, Закарпатье, Юг, Средняя Азия… Да, правда был, потому что я довольно много снимался в кино, и потом — я сам очень люблю ездить. В этом смысле это все замечательно, хотя это тоже довольно сложное дело — кинематограф. Потому что все время отрываться от дома сложно.

Ну так вот, я поиграл сначала людей, которые все время приставали к девушкам почему-то. И я должен был это делать тоже. А кино же — самый реалистический вид искусства. В фильме «Карьера Димы Горина» я должен был приставать к Тане Конюховой в кабине машины, пытаться ее обнять. Я долго отказывался — был тогда молодой, скромный человек, а она — известная актриса. «Я — нет, я — не буду…» Но все очень настаивали, говорили, что это нужно по сценарию, и Таня Конюхова сама говорила: «Володя, смелее!» Я осмелел, значит… Долго отнекивался, не соглашался, но наконец согласился, и это было очень приятно. А потом наступает возмездие! И вот должен был бить по физиономии Демьяненко Саша, который играл Горина. Там все происходило по-настоящему, девять раз! Там нельзя обмануть, поэтому я действовал по Евангелию— подставлял другую щеку, чтобы не распухала одна сторона больше другой. В другом фильме, «713-й просит посадку», опять я должен был делать то же самое. И то же самое со мной делал другой актер, Отар Коберидзе. Он — человек восточный, темперамент у него — глаз горит, думаешь: «Ну убьет сейчас!..»