Тень нестабильности - Анна Назаренко

"Ничего необычного, это верно... но подобное молчание обычно заканчивается совершенно непредсказуемыми авантюрами. Мне только не хватало, чтобы этот шаак решил в очередной раз посвоевольничать! А еще может оказаться, что ранен он был куда серьезнее, чем хотел показать".

Оба варианта Ридена категорически не устраивали. А значит, нуждались в проверке и своевременном пресечении.

В ночь после битвы его осведомители доложили, что Сельвин Вельн, перебросившись парой слов с Бернардом Алароном, отбыл в неизвестном направлении. То, что направился он не в штаб, было очевидно.

"Остается только личная резиденция в Гвардейском парке. Что ж, с меня не убудет проведать нашего дорогого принца и поинтересоваться, чем он занимается, пока дело всей его жизни летит к чертям".

* * *

Шестнадцатилетний мальчишка сидел на роскошной кровати, прижав колени к груди. Согнувшись в три погибели, он, тем не менее, старался держать голову прямо: внешний вид от этого более величественным не становился, зато так было чуть легче сдерживать слезы. Почему-то сейчас это было очень важно для него: не разреветься, как девчонка. Не позволить себе проявить слабость. Пусть даже нестерпимо хотелось не просто заплакать - взвыть раненым зверем, в ярости броситься на стену, в кровь разбивая кулаки.

Вчера было чуть легче. Вчера у него не было времени на рефлексию. На полное осознание того, что произошло. Надо было срочно бежать из дворца, не успев даже собрать вещи; тайком, короткими перебежками пробираться по улицам, чувствуя, как стынет кровь в жилах при одном лишь взгляде на патрульных - невесть откуда взявшихся клонов из Великой Армии Республики... да нет же, Империи. Вот уже неделю как Империи.

Сельвин не любил политику. Можно сказать, терпеть не мог - и потому был искренне рад, что приходится королю племянником, а не сыном. Однако новость о смене строя в государстве, в состав которого формально входил и Рутан, не могла пройти мимо не наследного, но все же принца. Почему-то юноша сразу решил, что весть эта - не из добрых. Но он и в страшном сне не мог представить, насколько прав окажется...

Всего один день - и мир Сельвина рухнул с оглушительным грохотом. Власти Рутана обвинены в пособничестве сепаратистам. Король - без суда и следствия казнен за измену государству, которому никогда не присягал. Идут массовые зачистки, гонения на королевскую семью и тех, кто предан ей...

А сам Сельвин - официально мертв. Так же, как его отец и мать. Просто потому, что иначе все они будут мертвы фактически.

Злые слезы все-таки наворачиваются на глаза, когда юноша в который раз включает проклятую запись, выложенную в ГолоСети на всеобщее обозрение. Почему-то он не может удержаться от искушения вновь разбередить свежую рану, снова почувствовать, как боль захлестывает его с головой, крепко переплетаясь со жгучей ненавистью.

- Врешь ты все, ублюдок! - тихий, надломленный голос звучит очень по-детски, но Сельвину плевать на это. Он едва ли обращает внимание на такие мелочи, до боли всматриваясь в лицо немолодого мужчины, одетого в кроваво-красный мундир. - Врешь! Не было у нас сепаратистов, не было их проклятых баз! Никогда не было! - юноша сорвался на крик.

Убийца, чьи руки запятнаны кровью близких Сельвина; палач, на совести которого лежали смерти сотен невинных людей, не смирившихся с новоявленной тиранией, продолжал невозмутимо вещать что-то о сепаратистах, желавших погрузить сектор Кэтол во мрак новой гражданской войны.

- Убийцы... - шепот с трудом прорывается сквозь судорожно сжатые зубы. - Этот... Айсард, этот проклятый Император... ненавижу!

В порыве ярости юноша швыряет инфопланшет в стену. И только тогда запоздало замечает отца, безмолвно застывшего на пороге комнаты.

- Отец?! Прости, я... я веду себя недостойно. Прости, - сбивчиво тараторит Сельвин поспешно поднимаясь на ноги. Нелепым движением пытается пригладить растрепанные волосы, второй рукой вытирая влажные дорожки под глазами.

Почему-то очень хочется услышать от родителя привычные нотации - и почувствовать, что хоть что-то в этом мире осталось прежним. Однако Альберт Вельн и не думает укорять сына за слабость: он просто подходит ближе и кладет руку ему на плечо, крепко сжимая пальцы. Но Сельвин все же чувствует, что ладонь отца, всегда такая крепкая и надежная, слегка дрожит.

- Ничего, - с тяжелым вздохом произносит лорд. - Ярость - правильное чувство, Сельвин. Гораздо лучше, чем апатия.

Немного ободренный, юноша вскидывает голову. Пристально всматривается в глаза отца, отчаянно ища в них понимания и поддержки:

- Эти люди... они должны умереть, отец. За то, что они сделали с нашей семьей. За то, что они сделали с Рутаном, - злоба, звучавшая в этих словах, поразила его самого. Юный принц никогда не думал, что способен так искренне ненавидеть. Так отчаянно желать кому-либо мучительной смерти.

Тонкие губы Альберта Вельна кривит невеселая, чуть снисходительная усмешка:

- Должны, Сельвин. Но я не думаю, что мы когда-нибудь сможем добраться до Арманда Айсарда - не говоря уже об Императоре. Не надо тешить себя пустыми надеждами.

Юноша вновь опустил голову, кусая губы. Правда была очевидной - но от того не менее горькой.

"Но не оставлять же все как есть?!" - слова застревают в горле. Не то потому, что Сельвин не хочет выглядеть запальчивым мальчишкой, не то потому, что слишком боится услышать ответ.

- Но это не значит, что мы смиримся с имперским владычеством. Не значит, что мы перестанем бороться за то, что принадлежит нам по праву.

- Ты имеешь в виду...

- Мы не откажемся от мести, Сельвин, - лорд снова улыбается, но уже совсем другой - хищной и предвкушающей улыбкой, на которой лежит тень горечи. - Моего брата обвинили в том, что он собирался развязать гражданскую войну... что ж, я не стану "собираться". Империя получит то, чего так боялась... пусть даже не сейчас.

И, вопреки всему пережитому ужасу, на губах мальчишки тоже появляется улыбка - почти радостная... и жуткая. В ней странным образом сочетаются робкая надежда на то, что в конце концов все будет хорошо... и отнюдь не детская готовность пойти на все, лишь бы эта надежда осуществилась.

Внезапно Сельвина словно ледяной водой окатило: чувство, что он немедленно должен куда-то бежать и что-то делать, выдернуло его из сна-воспоминания. Резко сев на постели, мужчина осоловело потряс головой, пытаясь прийти в себя.

Сознание возвращалось к норме мучительно-медленно, будто раздвоившись: какая-то его часть крепко цеплялась за остатки сна. Казалось, Сельвин все еще слышит голос отца и чувствует его ладонь на своем плече. Эмоции, что он испытывал шестнадцать лет назад, бушевали в нем с той же силой, что и в тот день - правда, с каждой секундой они меркли, отступая под натиском реальности.

- Райт? - словно издалека донесся тихий, встревоженный голос. Тонкие пальцы легонько коснулись лба. - Что случилось? Тебе плохо?

Сельвин наконец открыл глаза - и тут же отпрянул с судорожным вздохом.

Принцу никогда бы и в голову не пришла столь абсурдная идея - сравнить лица Сиены и Арманда Айсарда. Но сейчас ненавистный образ стоял перед глазами, как наяву... и Сельвин с ужасом осознал, что у его любимой та же форма носа, тот же разрез глаз, очень схожая линия губ...

- Солнце, тебе нехорошо? - переспросила девушка чуть более требовательно.

Мужчина лишь покачал головой, переводя дыхание. Крепко зажмурился, в надежде отогнать наваждение. Избавиться от жуткой и нелепой ассоциации оказалось не так-то просто: мозг упрямо находил все новые и новые черты сходства, от оттенка кожи до интонаций и мимики...

"Бред. Бред-бред-бред... чего только не привидится на больную голову".

- Так и будешь молчать? - Сиена присела рядом и прижалась к его груди. - Вчера ни слова не сказал о том, что ранен, сейчас ведешь себя странно... я тебя ночью сковородкой не приложила? - в ее голосе звучало искреннее беспокойство. Кажется, насчет сковородки девушка спрашивала всерьез.

Сельвин снова взглянул на нее: хрупкую, взволнованную, преданно заглядывающую ему в глаза... нет, и как он мог подумать о подобной нелепости? Сейчас его не подозрения даже - ассоциации - казались поистине кощунственными.

"Подсознание порой выкидывает дикие шутки..."

Почему-то от этой мысли стало гораздо легче на душе. Горький осадок, оставленный сном, стремительно исчезал, уступая место нежности. Все-таки глупо замыкаться на прошлом, когда тебя обнимает самая прекрасная женщина во всей галактике.

- Нет, дорогая, дальше пощечин дело не пошло, - он усмехнулся и ласково щелкнул ее по носу. - Наверное, я должен радоваться, что ты даже не знаешь, где кухня.