Нашествие. Битва за Москву (сборник) - Андрей Левицкий

Он взялся было за мясо, но на ощупь оно оказалось совсем твердым, и Кир передумал пробовать его сейчас. Оставил один клубень и кусок хлеба, все остальное сунул в карман. Приоткрыв рот так, что повязка натянулась, отгрыз от клубня маленький кусочек. Пожевал осторожно – ничего, даже вкусно. Похоже на кисло-сладкое яблоко, только потверже, и с легким привкусом картошки.

Отхватив кусок побольше, с трудом двигая стянутыми повязкой челюстями, он встал и вышел из-под навеса.

В лагере суетились: варханы сгоняли рабов поближе к Лобному месту, возле которого стоял длинный шатер, и заставляли сесть на мостовую. Вокруг толпы прохаживались надсмотрщики с плетками и палками. Другие варханы выстроились широкой дугой возле Кремлевской стены. Кирилл медленно пошел в их сторону, глядя поверх голов.

В возведенной рабами стене вокруг лагеря был широкий просвет, по краям которого постоянно дежурили два броневика. Между ними в лагерь въезжала вереница машин. В центре двигалась большая, на шести высоких колесах, тачанка, капот которой был накрыт броней, из-за чего она напоминала не то открытую карету, не то старинный автомобиль с покатым навесом в задней части. Возле водителя сидели двое варханов в кителях. Вместе с «каретой» в лагерь проникли три кожаные цистерны, несколько тачанок и покрытый листами клепаного железа трактор с широким скребком, между зубьями которого застряли куски бетона и битые кирпичи. Над кабиной торчала стрела крана, на тросе висел тройной крюк.

Следом показались несколько машин, каких раньше Кирилл у варханов не видел: вроде мотоциклеток, накрытых бронеколпаками, с прорезями спереди и по бокам. То есть бронециклетки… или бронециклы? Кир прикинул, что у них наверняка три колеса, на двух такую штуковину не очень-то поводишь.

Он остановился, когда несколько варханов гнали мимо толпу пленников. Пошел дальше. Большинство чужаков выстроились длинной дугой, спинами к лазарету, лицами к тачанке. Цистерны поставили под Кремлевской стеной, к одной сразу подъехала машина, похожая на танк, но с колесами вместо гусениц, их соединили толстым шлангом.

Двое варханов, сидевшие рядом с водителем «кареты», вышли наружу. Кирилл еще приблизился, теперь он стоял недалеко от Лобного места и длинного шатра, стараясь не привлекать к себе внимания, но так, чтобы видеть все происходящее.

Эти двое были офицерами – бледно-зеленые кители и брюки, короткие блестящие сапоги, на круглых шапках – козырьки. У одного, вернее, у одной (это оказалась низенькая черноволосая женщина в возрасте) на рукаве три красные полоски, а у ее спутника аж четыре. Свою фуражку он сразу снял, обнажив блестящий выпуклый череп.

Когда женщина распахнула дверцу в броневом колпаке, оттуда выбрался первый настоящий толстяк, которого Кирилл увидел среди варханов. Тоже в бледно-зеленом кителе и брюках, но с золотистыми лампасами. И полоски на рукаве были золотые – целых пять.

Кирилл шагнул ближе. За Толстяком показались двое высоких плечистых варханов в облегающих костюмах из поблескивающей темной кожи, с портупеями, где висели топоры и ножи. И в шлемах, имеющих форму головы ящерицы, с решетчатой пастью-забралом и узкими глазницами. Это было неожиданно, шлемы как-то очень дисгармонировали с остальным, ну словно бравые пожарные нацепили фартучки домохозяек или спецназовец в полном боевом облачении вместо автомата держал саксофон.

Пятиполосочник поправил фуражку с золотой кокардой в виде овального глаза и зашагал к полукругу рядовых. Охранники пошли за ним, Лысый и женщина-офицер – по сторонам.

Усеченные, вот вы какие . Кирилл до сих пор не мог объяснить самому себе, что подразумевает под этим словом в отношении варханов, но оно хорошо подходило им, странным образом определяя их тайную суть.

Навстречу вышел комендант лагеря, на кителе которого были три полоски. Никаких козыряний и других армейских жестов – офицер заговорил, но Толстый слушал недолго. По щекастому красному лицу было видно, что ему все это не очень интересно. Отстранив коменданта, он двинулся вдоль строя, потом свернул прямо в него и, не глядя на расступившихся бойцов, направился в сторону длинного шатра. Офицеры и охранники поспешили за ним.

Толстяк остановился, отдал приказ Лысому. Тот повернулся к коменданту, который поднял руку и что-то прокричал. Из-за шатра показался Явсен, а с ними – четверо вооруженных москвичей с фиолетовыми повязками на руках. Явсен широко вышагивал впереди, москвичи послушно, как цыплята за курицей, шли следом.

Охранники в плащах выскочили из-за Толстяка, один поднял руку ладонью вперед, у другого из-под плаща высунулся ствол. Толстяк недовольно заговорил с ними, один из «темных плащей» ответил – Кириллу показалось, что разговор ведется на повышенных тонах, хотя отсюда трудно было судить. Толстяк в конце концов смирился. Охранники подступили к пеону с москвичами и отобрали у них оружие с торчащими вбок кривыми рычагами. Разрядив их, отдали и вернулись на свое место за спиной Толстяка. Тот поманил Явсена – пеон подошел, протягивая скрученный трубкой лист бумаги. Гость его развернул, проглядел, поднял голову и выкрикнул: «Лежать!».

Москвичи попадали на землю.

«Встать!»«Сесть!» «Стрелять!»

Клацнули затворы.

Толстяк снова посмотрел на лист, подозвал пеона и отдал приказ. Доктор громко скомандовал: «Бежать! Влево!» – и показал рукой, какое именно направление имеет в виду. Люди с фиолетовыми повязками устремились туда.

Заложив руки за спину, пятиполосочник наблюдал с брюзгливым выражением лица. Затем развернулся и двинулся вокруг шатра, будто позабыв и про москвичей, и про пеона. Офицеры с охраной направились за ним, а Явсен подошел к москвичам, поднял их с мостовой и увел куда-то.

Кирилл попятился, когда понял, что весь командный состав направляется прямиком к нему, но бежать было поздно: четыре офицера и двое охранников были уже рядом.

Он замер, стоя спиной к шатру. Компания прошла мимо. Охранники скользнули по нему взглядом, женщина с комендантом и Толстый вообще не обратили внимания, а Лысый, повернув голову, глянул в упор. Кирилл стоял по стойке «смирно», хотя ни разу не видел, чтобы чужаки принимали ее, и смотрел прямо перед собой. Визитеры шли дальше, а Лысый остановился и что-то сказал Кириллу. Тот не моргал и даже не дышал, выкатил глаза, пытаясь изобразить доблестного и тупоумного вояку. Офицер шагнул к нему, снова произнес несколько слов. Надменное лицо с туго натянутой гладкой кожей и выступающим подбородком оказалось прямо перед Кириллом. Тот мекнул что-то неразборчиво, коснулся пальцами повязки, дескать, не может говорить. Офицер скривил тонкие губы и ухватился за нее, собираясь сорвать, но тут его окликнул Толстяк. Потеряв к Киру интерес, Лысый догнал остальных.