Жить дальше - Даниэла Стил

— Мужчина. — Это было все, что она смогла сказать за несколько минут. «Мужчина». Она смотрела на него, мучительно пытаясь вспомнить, где же видела это лицо, и только когда он уже повернулся, чтобы выйти, она прошептала:

— Папа.

— Она вспомнила! — воскликнула Пейдж, зовя Брэда назад. — Она сказала «папа»! — Он обнял ее и заплакал, но все-таки ему стало легче, когда он вышел из отделения. Дочь все еще представляла жалкое зрелище: она уже могла сидеть, но не ходила, и каждое движение и слово давались ей с трудом.

Но Тригви, приехавший через неделю, был поражен ее прогрессом. Когда Алисон увидела его, то сказала:

— Хлоя. Хлоя. — Она помнила его, как и то, что он как-то связан с Хлоей.

— Я — Тригви, — объяснил он. — Папа Хлои.

Она кивнула… и вдруг улыбнулась. Это было новое — она умела улыбаться. Она умела и плакать, но эти выражения эмоций словно запаздывали, происходя гораздо позже событий, вызвавших всплеск эмоций. Доктор Хаммерман объяснил, что это вполне естественно и в итоге все придет в норму, но для этого нужно будет как следует потрудиться.

— Она отлично выглядит, — сказал Тригви, и он не льстил ей — за месяц в Алисон произошли колоссальные изменения по сравнению с ее прежним состоянием.

— Мне тоже так кажется, — просияла Пейдж, — и она понимает гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Просто у нее не хватает слов, чтобы это сказать.

Но я вижу по ее лицу, как она старается. Вчера я принесла ей плюшевого мишку, и она назвала его Сандвичем.

А его звали Сэмом. Это близко по звучанию. Потом она рассмеялась, испугалась сама себя и расплакалась. Так что это напоминает катание на русских горках. Но все равно это замечательно.

— А что говорит Хаммерман?

— Он говорит, что пока слишком рано что-то утверждать наверняка, но, судя по анализам и тестам, а также по данным осмотра, он считает, что возможно восстановление функций мозга на девяносто шесть процентов.

Это было невероятно — всего лишь месяц тому назад они уже разуверились в том, что она когда-нибудь выйдет из комы. Это означало, что она вряд ли сможет подводить баланс в своей чековой книжке и у нее будет медленная реакция, что не даст ей возможности водить машину, стать лучшей в мире танцовщицей или работать синхронной переводчицей. Зато она сможет жить, как нормальная женщина, завести семью, понимать шутки, читать книги и рассказывать сказки. Она будет такой же, как все, ну, может быть, не совсем той, кем она могла бы стать, не будь этого несчастного случая. Это казалось счастьем по сравнению с тем, что она могла бы умереть или провести остаток жизни в бессознательном состоянии.

— Отлично! — воскликнул Тригви. В общем, ведь и Хлое пришлось принести свою жертву — ей пришлось распрощаться со своими мечтами о балете, зато она сможет ходить, смеяться и даже танцевать. Кое-что стало для нее недоступным, но не все. Ведь она могла умереть, как Филипп и те люди, которых Лора Хатчинсон убила в Ла-Джолле.

Пейдж объяснила, как могла, Алисон, что она собирается поехать на Тахо завтра. Алисон при этом известии заплакала, а когда Пейдж объяснила ей, что уезжает только на два дня, девочка снова заулыбалась. Мотаться туда-сюда было не сладко, но Пейдж надеялась справиться, и Тригви понимал, сколько сил ей придется на это потратить. Она не хотела бросать Алисон, но ей нужно было провести время с Энди, а также с Тригви и его семьей.

Когда они мчались к Тахо, а за окнами машины проплывали горы, Пейдж облегченно вздохнула и улыбнулась — никогда еще она не чувствовала себя такой свободной, она словно заново родилась на свет. Она была счастлива рядом с Тригви.

— Чему ты улыбаешься? Ты похожа на кошку, только что слопавшую канарейку. — Ему было хорошо просто потому, что она рядом, что он видит ее. Ему так не хватало ее эти две недели, и он не переставал надеяться, что они все-таки когда-нибудь окажутся вместе.

— Просто я счастлива, — сказала Пейдж.

— С чего бы это? — съехидничал он.

— С того. У меня теперь есть все, за что можно благодарить бога… чудесные дети… и чудный мужчина… и еще трое детей, о которых я мечтала.

— Неплохо звучит. Но есть еще место и для новых.

— Может быть, не стоит испытывать судьбу? Может быть, пятерых детей достаточно?

— Чушь. — Он определенно хотел большего, но действительно не стоило испытывать судьбу после всего того, что им пришлось испытать. Еще недавно он и не мечтал, что Алисой выйдет из комы.

В Тахо все прошло как по маслу, это было то, чего им не хватало. Наконец-то они могли спать в одной комнате, и хотя Бьорн и Энди хихикали после первой такой ночи, все обошлось.

Это был прекрасный отдых — они ездили верхом, гуляли, рыбачили, жгли костры и устраивали пикники. Однажды они даже спали под открытым небом. Они узнали много нового друг о друге. Трудно было каждые два-три дня тратить несколько часов на поездки в Росс, но это было необходимо. И Алисон прогрессировала необычайно быстро.

К концу второй недели она уже смогла встать на ноги и с помощью сестры сделать несколько шагов. А когда вошла Пейдж, она улыбнулась ей и сказала:

— Привет, мама, как ты? — Алисой запомнила, как зовут Тригви, и никогда не забывала спросить о Хлое.

Она сказала, что хочет снова увидеть Энди, которого Пейдж привозила перед тем, как отправить на Тахо. Она сказала ей, что он на озере Тахо, ловит рыбу.

— Рыба… уууу… а! — Она состроила забавную гримасу, и все они рассмеялись.

— Да, рыбу, — согласился Тригви, радовавшийся ее прогрессу не меньше Пейдж. — Рыба иногда плохо пахнет.

— Дрянь. — Алисой не всегда удавалось найти нужное слово, и они снова рассмеялись.

— Ну, я бы так не сказал. В следующий раз ты тоже сможешь поехать ловить эту дрянь.

Алли рассмеялась его шутке, и он обнял ее. Она выглядела великолепно — во время катастрофы она чудом не получила почти никаких видимых повреждений.

Тригви и Пейдж вернулись на Тахо, чтобы провести там уик-энд на День труда. Воздух стал немного прохладней — лето кончалось. Жаль, конечно, но это было трудное лето. И у них было много работы дома — особенно у Пейдж, которой нужно было кончить фрески и разработать программу для школы. Но главной ее заботой оставалась Алисон.

А однажды они прочитали в газете, что в следующий вторник Лора Хатчинсон должна предстать перед судом в Ла-Джолле.

— Надеюсь, ее упекут лет на сто, — зло сказала Хлоя, которой было больно не столько даже за себя, сколько за Алли. И за Филиппа. Эта женщина была только рада свалить вину на Филиппа. Недавно появился свидетель, который утверждал, что, когда Лора уезжала с той вечеринки, они все подумали, что она пьяна. Тогда почему же полиция не заметила этого? Почему они не протестировали ее? Теперь было поздно задавать эти вопросы, но она все-таки заплатит за то, что натворила в Ла-Джолле.