Великий перелом - Гарри Тeртлдав

Через мгновение он вернулся.

— Введите Большого Урода, — сказал он.

— Будет исполнено, адъютант главнокомандующего флотом, — ответил Золрааг.

Они говорили на своем языке, но Мойше смог понять их.

— Главнокомандующий флотом? — сказал он, гордясь тем, что, несмотря на удивление, не забыл добавить вопросительное покашливание.

Но ящеры все равно игнорировали его вопрос. Он даже не мог себе представить, что главнокомандующий флотом находится на поверхности земли.

Раскраска тела Атвара была такой же, как на левой стороне тела Пшинга, но покрывала все тело. В остальном для Русецкого он выглядел как обычный ящер. Мойше мог отличать одного чужака от другого только после того, как общался с ним некоторое время.

Золрааг торжественно объявил:

— Благородный адмирал, я представляю вам тосевита Мойше Русецкого, который наконец возвращен в заключение к нам.

— Я приветствую вас, благородный господин, — сказал Мойше так вежливо, как только мог: нелогично оскорблять главного ящера.

Но все равно он не избежал ошибки.

— Я приветствую вас, благородный адмирал, — резко сказал Золрааг.

Мойше повторил фразу, на этот раз с должным почтением.

— Так лучше, — сказал ему Золрааг.

Атвар тем временем изучал его с головы до ног, двигая глазами независимо один от другого, что было свойственно ящерам и действовало на людей угнетающе. Главнокомандующий заговорил на своем языке, причем слишком быстро, чтобы Мойше мог понять. Золрааг перевел его слова на немецкий.

— Благородный адмирал желает знать, поражены ли вы ошеломляющей мощью Расы.

Вместо слова «Раса» он использовал немецкое слово «фольк», то есть «народ». У Мойше снова встопорщились волосы на шее — это слово использовали и нацисты. Ему потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и дать ответ.

— Скажите главнокомандующему, что я не поражен. Если бы Раса обладала ошеломляющей мощью, эта война давно закончилась бы.

Он подумал, что такой ответ рассердит Атвара. Он надеялся, что этого не произойдет. Он должен быть осторожен в своих высказываниях, не столько ради себя, сколько ради Ривки и Рейвена. К его облегчению, рот Атвара открылся. Смотреть на мелкие острые зубки и длинный раздвоенный язык ящера было неприятно, но это означало, что его слова скорее позабавили главнокомандующего, чем расстроили.

— Истинно, — сказал Атвар слово, которое Русецкий знал. Он кивнул, чтобы показать, что понял. Атвар продолжил на своем языке, и Золрааг снова перевел:

— Благородный адмирал узнал от меня и от других, что вы противились восстанию евреев, выступивших на нашей стороне, когда мы занимали Палестину. Почему вы так поступили, ведь вы нас поддерживали в борьбе против немцев в Польше?

— По двум причинам, — ответил Мойше. — Во-первых, я теперь знаю, что вы собираетесь править всем человечеством вечно, и я этого поддерживать не могу. Во-вторых, немцы в Польше уничтожали евреев, как вы знаете. Англичане в Палестине этого не делали. Некоторые евреи, которые поддерживали вас здесь, убежали из Германии или из Польши. Вы кажетесь мне более опасными, чем англичане.

Золрааг превратил его слова в шипучие, щелкающие и скрипящие звуки языка ящеров. Атвар снова заговорил, на этот раз медленнее и обращаясь непосредственно к Мойше:

— Те, другие самцы, которые сбежали, думают не так, как вы. Почему?

Мойше призвал на помощь все свои познания в языке Расы.

— Другие самцы смотрят вперед недалеко. Я смотрю вдаль. В долгосрочном плане ящеры хуже, англичане лучше.

Чтобы показать, насколько он уверен в этом, он закончил усиливающим покашливанием.

— Это хорошо, что вы думаете с дальним прицелом. Немногие Большие Уроды поступают так, — сказал Атвар. — Может быть, так и должно быть и, с точки зрения Большого Урода, который не желает подчиниться правлению Расы, вы и правы. — Он сделал паузу, повернув оба глаза к Русецкому. — Но это вам все равно не поможет.

Ящеры заменили всю сделанную людьми мебель своей, отчего комната, в которой стоял сейчас Русецкий, казалась больше, чем была в действительности. Чистый стеклянный экран одного устройства вдруг засветился, и на нем появилось лицо ящера. Из машины также послышался его голос. «Телефон с киноприспособлением», — подумал Мойше.

По тому, как дернулся адъютант Атвара, выслушав сообщение, можно было подумать, что он сунул язык в электрическую розетку.

Он повернул один глаз к Атвару и сказал:

— Благородный адмирал!

— Не теперь, Пшинг, — ответил Атвар с совершенно человеческим нетерпением.

Но адъютант Пшинг продолжал настаивать. Атвар прошипел что-то, чего Русецкий не понял, и повернулся к экрану. И тут же лицо ящера на экране сменилось огромным грибоподобным облаком, поднимающимся высоко в небо. Мойше в ужасе охнул. Он видел такое облако на пути в Палестину — оно поднималось над тем, что было Римом.

Его восклицание напомнило Атвару, что пленник все еще здесь. Главнокомандующий повернул один глаз в сторону Золраага и взорвался:

— Выведите его отсюда!

— Будет исполнено, благородный адмирал, — сказал Золрааг. — Теперь идите. У благородного адмирала есть дела, более важные, чем какой-то незначительный Большой Урод.

Мойше вышел. Он молчал, пока боевая машина, которая привезла его в штаб-квартиру Атвара, не тронулась в обратный путь к отелю. Затем он спросил:

— Где взорвалась эта атомная бомба?

Золрааг издал шипение, прозвучавшее, как шум неисправного самовара.

— Значит, вы узнали? Это место — часть провинции Египет. У него два названия, по вашему нелепому обычаю. Оно называется Эль-Искандрия и Александрия Вы знаете какое-то из этих названий?

— Кто-то бомбил Александрию? — воскликнул Мойше. — Vay iz mir! Кто? Как? Вы, Раса, ведь держите под контролем всю страну, не так ли?

— Я считал, что так, — ответил Золрааг. — Но очевидно, что нет. Кто? Мы не знаем. Англичане, которые мстят нам за то, что мы сделали в Австралии? Мы не верили — не верим, что у них есть оружие такого вида. Они не могли занять его у американцев?

Вопрос прозвучал очень серьезно. Мойше поспешил ответить:

— Не представляю себе, благородный господин.

— Не представляете? — спросил Золрааг. — Вы ведь вели радиопередачи для англичан. Мы должны расследовать это.

По спине Мойше прошел холодок. Ящер продолжил:

— Может быть, это немцы, которые воюют с нами, где только могут? Мы не знаем — но когда узнаем, кто из Больших Уродов сделал это, они заплатят большую цену.

Золрааг сказал и еще что-то, но тут Мойше сообразил:

— Австралия, благородный господин? Что произошло в Австралии?

— Мы разрушили там два города, чтобы обеспечить наши завоевательные действия, — ответил с холодным безразличием бывший правитель провинции Польша, затем вернулся к прежнему вопросу. — Каким образом? Мы не знаем. Мы не засекли ни самолетов, ни ракет, ни судов, движущихся по воде. Мы не верим, что бомбу можно было тайно доставить по земле, — мы обнаружили бы ее при досмотре грузов.

— Ни по воде, ни по воздуху, ни по суше? — сказал Мойше. — Остается немногое. Может быть, кто-то прорыл туннель под Александрией?

Золрааг возмутился:

— У вас, тосевитов, нет технологии, чтобы выполнить такое! — Тут ему показалось, что Русецкий шутит, хотя и намеком. — Ничего в этом забавного нет, рабби Мойше, — сказал он и добавил усиливающее покашливание.

Никто не обращался к Мойше «рабби» после того, как он покинул Варшаву. Тогда он думал, что ящеры явились в ответ на его молитвы, чтобы заставить нацистов прекратить уничтожение евреев в гетто. Люди питали надежду на это.

Теперь он увидел, что ящеры, хотя и не питают особой ненависти к евреям, более опасны для всего остального мира, чем нацисты. Два австралийских города были разрушены без видимых причин. И, несмотря на знойный воздух в машине, он задрожал.

Генрих Ягер заглянул в моторный отсек «пантеры».

— Опять прокладка топливного насоса? — проворчал он. — Боже милостивый, когда же они научатся их делать как следует?

Гюнтер Грилльпарцер показал номер партии, нанесенный белой краской на черной резиновой прокладке.

— Вот эта старая, сэр, — сказал он, — сделана, вероятно, в первые два месяца после того, как началось их производство.

Это не слишком утешило Ягера.

— Нам чертовски повезло, что мотор не вспыхнул, когда она порвалась. Того, кто прислал ее нам, надо бы отхлестать.

— Ага, дать тупому ублюдку лапши и поставить на его место кого-то другого, — сказал Грилльпарцер, используя эсэсовский сленг для обозначения пули в затылок.

Возможно, он перенял выражение у Отто Скорцени. Возможно, это не было шуткой. Ягер знал, как обстоят дела на германских заводах. Когда столько немцев находилось на фронте, для работы на производстве использовались евреи, русские, французы и другие рабочие-рабы, достойные только одного наказания за малейшую ошибку.