Рабыня страсти - Бертрис Смолл

— Она только и смогла, что произвести на свет тщедушную девку! — скалила зубы Захра вечером в бане.

— Да ведь они и хотели дочь! — ласково сказала Таруб. — Они придумали ей имя уже несколько месяцев тому назад. О сыне они и не помышляли. Это должно обрадовать тебя, Захра. Можешь теперь не беспокоиться, что дитя Зейпаб — угроза для твоего Хакама. — И, смеясь, она удалилась.

Захра могла гневаться и беситься сколько» лезет. Благоволение калифа значило для жен и наложниц куда больше, нежели благосклонность его первой жены. К тому же все чувствовали, что звезда Захры клонится к закату. Вереница женщин тянулась во Двор с Зелеными Колоннами, каждая несла какой-нибудь прелестный подарочек для новорожденной принцессы, все наперебой расхваливали ее и умилялись ее красотой, желая ей счастья. Даже принц Хакам посетил свою крошечную сестричку. Он принес серебряный мячик, внутри которого звенели крошечные колокольчики, и теперь забавлял малютку.

— У меня самого нет детей, — объяснял он Зейнаб. — Но помню, когда я был маленький, у меня была такая игрушка, и я ее просто обожал… — Он нежно улыбался собеседнице, а когда та ответила ему сияющей благодарней улыбкой, Хакам вдруг понял, почему отец полюбил эту женщину… Он горячо соболезновал матери. Да, Захра была юношеской, первой любовью Абд-аль-Рахмана, но у принца не было ни малейших сомнений в том, что Зейнаб стала последней и страстной любовью отца. Это же совершенно потрясающая девушка!

— Я всегда буду любить мою сестренку Мораиму и оберегать ее, госпожа, — чистосердечно сказал он.

Таруб же, разумеется, поспешила щедро посыпать соль на раны Захры, рассказав бывшей своей подруге о визите принца.

— Мне кажется, что Зейнаб очаровала Хакама так же, как и калифа! — фальшиво улыбаясь, говорила она. — Эта девушка покорила весь гарем!

Захра смолчала, но про себя поразилась количеству яда, скопившегося в душе Таруб. Видно, крепко она ее обидела… Захра всегда считала вторую жену калифа просто толстой дурой, но это было ошибкой. Какая же это, оказывается, опасная стерва! А ежели калиф и вправду сделает Зейнаб третьей своей женой, о чем без умолку судачили гаремные кумушки, что ж, тогда они вдвоем с Таруб станут силой, с которой нельзя будет не считаться. Ведь старший сын Таруб Абдаллах — второй по счету сын Абд-аль-Рахмана… Что, если эти две мерзавки в сговоре и хотят лишить ее Хакама законного права на наследство? Нет, доказательствами Захра не располагала, но она в них и не нуждалась. Она просто прикидывала, что ей делать, если она падет…

А новая фаворитка внезапно занемогла, а вместе с нею и дитя, и прислужница… Вообще-то, ребенка полагалось тотчас же после рождения отослать в особое учреждение, где выкармливали младенцев, рожденных наложницами с тем, чтобы последние могли вновь служить своему господину. Но для Зейнаб это было смерти подобно… Ведь женщины Аллоа, даже самые высокородные, никогда не отдавали детей на сторону, по крайней мере, в своем абсолютном большинстве. Зейнаб на коленях молила калифа позволить ей вынянчить Мораиму самой, покуда не подыщут кормилицу и не привезут во Двор с Зелеными Колоннами. Абд-аль-Рахман с нескрываемым удовольствием снизошел к ее просьбе. Он полюбил сидеть подле нее, кормящей дитя грудью. Приятно было ощутить себя просто обыкновенным человеком, просто отцом, пусть даже ненадолго… И вот теперь Зейнаб, Мораима и Ома хворали…

Тотчас же был призван Хасдай-ибн-Шапрут, так как тотчас же заподозрили отравление. Из прислужников фаворитки не занемогли лишь двое — Наджа и Аида, и, соответственно, все подозрения пали на них. Но лекарь тотчас же опроверг эту догадку, признав Наджу и Аиду невиновными, чем заслужил искреннюю благодарность Зейнаб.

— Слишком очевидно, — говорил врач, — что яд находится в чем-то, чем пользуются лишь госпожа и Ома. Малютка-принцесса отравлена материнским молоком. Ее надлежит тотчас же изолировать от матери, ради спасения ее жизни.

Рыдающая Зейнаб передала младенца помощнице лекаря Ревекке.

— Не волнуйтесь так, добрая госпожа, — повторяла Ребекка. Она сама была матерью, и привязанность Зейнаб к малютке-дочери тронула ее сердце. — Я уже присмотрела замечательную кормилицу, она живет в еврейском квартале. Дородная здоровая девушка, у которой молока столько, что можно выкормить и не одно дитя… Она будет приглядывать за нашей принцессой, как за своею родной, — а видеть ребенка вы сможете в любое время, когда пожелаете.

— А почему не может эта женщина пожить здесь? — всхлипнула Зейнаб.

И Хасдай-ибн-Шапрут принялся терпеливо растолковывать:

— Потому, госпожа, что причина вашего с Омой недомогания пока не выяснена, а ведь нянька может тоже занемочь. Покуда дело не прояснится, ребенка необходимо надежно защитить.

— Да, да! — тотчас же согласилась Зейнаб и повернулась к калифу:

— О, дорогой мой господин, не допусти, чтобы что-нибудь дурное приключилось с нашим ребенком! Ведь она для меня все — и, если ее не станет, я умру!

— Хасдай разгадает эту шараду, — пообещал любимой калиф, заключая ее с нежностью в объятия, отчего Зейнаб разрыдалась еще безутешней.

…Да, вне сомнений, это был яд. Всего через каких-нибудь два дня девочка была абсолютно здорова, а вот мать ее и Ома расхворались еще пуще…Как же умудрялся злоумышленник отравлять госпожу и Ому, и при этом не причинять зла Надже и Аиде? Медик размышлял об этом непрестанно. Все их одежды переменили на новые — но все оставалось по-прежнему. Хасдай тщательно обследовал пищу, приготовляемую Аидой, — но ничего не обнаружил. К тому же все ели одно и то же… В чем же дело? В чем? Что же такое делают лишь Зейнаб и Ома в отличие от остальных? И у Хасдая вдруг словно спала с глаз пелена…

Они вместе купались ежедневно в бане! Дважды в день, в личной бане при апартаментах Зейнаб! Хасдай тотчас же приказал принести пробу воды из фонтана и бассейна. Он сразу же запретил Зейнаб и служанке входить в баню, по крайней мере до тех пор, пока не удостоверится. И вскоре обнаружилось, что врач не ошибся. Вся вода была отравлена! Яд проникал в организм через поры кожи и медленно убивал обеих юных женщин… Лекарь возблагодарил Бога за то, что успел вовремя, и тотчас же прибег к териаке.

Обо всем тотчас же донесли калифу, и тот понял наконец, кто покушался на жизнь Зейнаб теперь и, возможно, в первый раз. В гареме было лишь одно лицо, располагающее достаточной властью, чтобы совершить такое. Калиф раскинул сети — и пташка тотчас же попалась…

— Я приказал схватить рабыню, которая подливала очередную порцию яда в резервуар с водой, — рассказывал он Хасдаю-ибн-Шапруту. — Двое моих самых верных стражников притаились в засаде и застали ее на месте преступления. Не понадобилось долго уговаривать ее признаться, кто за всем этим стоит. Госпожа Захра… Преступную рабу тотчас удавили.