Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба» - Василий Звягинцев

— Я тебя понимаю, Вадим, — мягко ответил Мятлев. — Уж кто-кто, а моя «контора» всегда это понимала. Нас до сих пор обвиняют — «вы людей сажали». Было, кто спорит. Только сразу после пятьдесят третьего совсем другой счёт пошёл. Сталин помер, и, считай, на другой день «дело врачей» закрыли, людей из лагерей начали выпускать, реабилитировать. То же самое МГБ этим и занималось. Это, кстати, к нашему теперешнему разговору очень серьёзное отношение имеет. С большинством твоих претензий к Президенту, к нынешнему строю вообще легко могу согласиться…

Генерал сделал паузу, словно не желая именно сейчас продолжать эту тему, спросил у Ляхова, не из другого ли мира у него сигареты? Здесь он, при всём изобилии, подобных не видел.

Вадим сказал, что да, оттуда. В фирменном магазине Асмолова на Петровке куплены.

— Обожди, — вдруг вспомнил Ляхов. — Зачем сигареты? Возьми вот, в знак предстоящего…

У него в кармане лежала приготовленная на случай встречи с Журналистом Анатолием или Писателем коробка «Корниловских».

Экзотика, что ни говори. Изготовлены, судя по дате, восемьдесят лет назад на известной фабрике по заказу офицерского собрания Первого Корниловского полка, что на обороте и обозначено. Свободной продаже не подлежат, цена не указана. А на вкус — словно вчера набиты. Да так оно и есть, не вчера, конечно, но в пределах нескольких месяцев условно текущего в разных мирах года.

На зеленоватой, с золотым напылением крышке слева тиснёный портрет генерала Корнилова в лавровом венке, оплетённом Георгиевской лентой. Остальное поле занимает изображение штыковой атаки полка на Каховский мост. В рост и с винтовками «на руку».

— Ох ты! — восхитился Мятлев.

Настоящий русский человек, понял Ляхов. Либерал-демократ, вроде того же Воловича, встреча с которым на завтра планировалась, непременно бы губы скривил, подсознательно. Не может человек, с юности «на гранты» живущий, попросту обрадоваться виду геройских российских солдат. Хоть на позапрошлого века войне, хоть на позавчерашней.

— Я закурю? — странным тоном спросил генерал.

— Можешь невесте подарить нераспечатанную, — ответил Вадим. Обменялись любезностями, можно сказать.

Леонид Ефимович, преодолевая опасение (неужто думал, ему туда дури какой подсыпали?), ногтем срезал бандерольную наклейку, взял и закурил толстую, очень крепкую и ароматную папиросу из смеси абхазского и трапезундского табаков. Никакой «виргинии». Перед последним в жизни броском в штыковую «Кент» не успокоит и бодрости не придаст. А эти — как раз то самое.

Сделав пару затяжек, Мятлев вдруг заговорил, с некоторым трудом, продолжая при этом смотреть на папиросную коробку, будто на некий предмет религиозного культа.

— Я, думаешь, отчего сам тебе позвонил? Ты сказал — первый с тонущего корабля побежал. Обидно, конечно, но кое в чём и верно. Случай, буквально вчерашний, очень уж меня достал. Был у меня знакомый, самый молодой в России генерал-лейтенант из «соседнего» ведомства. Честный парень, способный. С уголовным миром сражался беспощадно, одних «воров в законе» штук двадцать пересажал. Перед начальством не заискивал, хотя «мохнатой лапы» нигде не имел. О сотрудниках заботился, всегда помогал, квартиры строил, что вообще на сказку похоже. И что ты хочешь — намекнули ему, «с самого верха», что лучше бы ему рапорт об отставке подать, пока не сняли, со всеми последствиями. Он плюнул, выматерился, рапорт немедленно написал и на стол министерскому куратору швырнул. К всеобщему шумному удовольствию. Такая история. Вот сейчас посмотрел на портрет Корнилова. Его ведь тоже сначала Керенский призвал «спасать свободу», а потом испугался и «кинул» за ломаный грош. Пришлось Лавру Георгиевичу самостоятельную войну с большевиками начинать. Так чего ждать, так я подумал…

— А ты, прочие друзья президентские, с ним во главе, отчего же парня не поддержали? Того, кто ему совет дал, не выгнали с позором, а то и под суд не отдали?

— Так всё ведь и получается, как ты говорил. Такой расклад обозначился, что и Президент оказался бессилен. К тотальной войне не готов, и проще ему оказалось глаза закрыть, чем новый «тридцать седьмой» затевать. Нет у него аппарата, чтобы за сутки мог две трети правительства, половину губернаторов и пятьсот генералов разом посадить, и заодно прочую обстановку в стране под таким контролем удержать, чтобы вокруг никто и не дёрнулся…

— Хорошо, вот ещё у нас один кандидат в «Чёрную метку» появился. Ты мне его координаты сообщи, поговорим. Скоро, совсем скоро такие люди на вес золота цениться будут. Император Олег сам такой…

И тут же Ляхов перешёл к ключевой для самого генерала теме:

— Тебя, естественно, беспокоит, что вы потерять можете и что лично ты выиграешь.

Не обратил внимания на слабый протестующий жест.

— Объясняю с предельным цинизмом. Ты остаёшься при своей должности, если она тебя устраивает, и при шансах получить любую другую, исходя из склонностей и способностей. Если согласен трудиться на благо Отечества за установленное жалованье. Для начала могу устроить экскурсию по той России за казённый счёт. Срок и расстояния не ограничены. В сопровождении девочки или девочек отряда «Печенег». Любой, кроме Людмилы. Все остальные, гарантирую, не хуже, просто Вяземская — моя невеста. На Герту Витгефт посмотри — куда там любым гейшам и гетерам! Стихи всякие наизусть знает, от Аристофана до Бродского. Музицирует, даже и на скрипке. Танцует, как Айседора Дункан. И при этом выбивает сто из ста по любой мишени, из любого оружия и на любую дистанцию.

Далее — нашему Президенту гарантируем полную безопасность и сохранение должности до истечения срока. Если понравится и дурака валять не начнёт — до тех пор, пока самому не надоест. Переизбирать его каждый раз с восторгом будут, как Рузвельта, потому что нынешние экономические и политические проблемы исчезнут раз и навсегда.

Вообрази, какой это для всех нас грандиозный шанс. Чтобы наша страна наконец стала сильнейшей в мире державой. Не для того, чтобы кого угодно бомбить и оккупировать под флагом защиты «прав человека». Плевал я на этого человека, если ему право парад геев устраивать на Тверской дороже защиты Родины. Извини за патетику, конечно, — кашлянул Ляхов, в горле от непроизвольного напряжения связок запершило. — Я ведь как, несмотря на все «свинцовые мерзости нашей жизни», роль России вижу: «Придите ко мне, все униженные и оскорбленные, и я утешу вас!» Сообрази — России ни от кого в мире совсем ничего не надо. Только ей одной. Мой товарищ недавно в журнале «Нева» статью написал. Хороший товарищ и умный. На такую же примерно тему. Так вы же в Кремле умных статей и книжек не читаете. Отчего и ваш личный друг, «Писатель», на седьмых ролях прозябает. А мог бы… Но я опять отвлёкся. Этот самый профессор Рыбаков считает, что Россия должна помогать всем и бесплатно, но только по велению сердца и движению души. В чём и будет заключаться её позиция Мирового центра христианской и всех других конфессий, справедливости. Арбитра в спорах, если угодно. Не дурацких «прав человека», за которые крови уже пролито больше, чем всей инквизицией. Как в священных книгах написано? «Какою мерою меряете, такою и отмерится вам». «Не делай другому того, чего ты не хотел бы, чтобы он сделал тебе». А ведь две тысячи лет люди эти простейшие заповеди при первой возможности игнорируют. Куда проще: «Очень приятно жать там, где не сеяли».

А вот мы с Императором и его советниками, мудрецами и философами, кто в капитанском звании, кто в профессорском, такой бесчеловечный лозунг для своей Родины выдумали: «Хочу — помогу вам, спасу вас, если вы тоже хорошие люди и этого заслуживаете. Исключительно для собственной благодати. А если вы мерзавцы и сволочи, то и за миллионы долларов куска хлеба не подам».

Выговорившись, Вадим почувствовал себя опустошённым. Многовато эмоций с надрывом под запал выбросил. Адреналина тоже много. Пусть и понимал, что не зря говорил — генералу, если начинать его вербовку (сам факт встречи и даже его «намёки» пока ничего не значили), именно вот такой нервный срыв должен убедительным показаться. Остальные заготовки — на потом.

Руки у Ляхова настолько заметно дрожали, что Мятлев сам прикурил папиросу и уже горящую сунул в губы Вадима. Тот благодарно кивнул. Наверное, сила его посыла достала и Людмилу, она беспокойно зашевелилась и начала, вместо красивых юношей и девушек на аллеях, чересчур часто посматривать на своего полковника.

Вадим, ещё рюмку коньяка выпив, корниловскую папиросу не торопясь докурив, словно бы успокоился. Эмоции эмоциями, а ему нужно генерала характером и силой логики задавить.

— Ты поверь — я ведь совсем серьёзно говорю — для всех нас ни малейшего иного выхода не просматривается. Чего б я иначе за эту Россию добровольно под пули лез и голову в петлю совал? Деды наши и прадеды не за рубли это делали. Теперь вот и у нас шанс появился, при этой жизни — последний… — эти слова Вадим произнёс с явной печалью.