Воспитание бабочек - Донато Карризи

звучит как обвинение. Но даже если так, поставьте себя на мое место и попытайтесь представить, каково жить, мучаясь такими сомнениями. Я прошу вас как одна мать другую.

Серене было важно изложить свою просьбу при Авроре. Она надеялась, что, даже если она получит отказ, в будущем дочь найдет в себе смелость докопаться до истины самостоятельно. Конечно, в этом случае сейчас придется оставить Аврору здесь и снова с ней попрощаться. Но выбора не было.

Серена подождала ответа, которого не последовало. Затем встала и направилась к выходу.

— Спасибо за встречу, — сказала она, обращаясь ко всем присутствующим. Однако ее последний взгляд был устремлен на девочку, которая снова опустила глаза.

4

Девочка сидела под деревом возле хижины, обняв ноги и прижав колени к груди. Рядом на траве спал бордер-колли.

Она смотрела в сторону елового леса. Время от времени порыв ветра подхватывал и трепал ее волосы, но она тут же их поправляла. Жест был машинальным: ей с раннего детства не нравилось быть растрепанной.

Еще стояло лето, но свежий ветерок предвещал наступление осени.

— Как насчет что-нибудь поесть?

Леа не слышала, как подошла мать.

— Нет, спасибо, — ответила она.

Женщина немного подождала, а затем села рядом, скрестив ноги:

— Хочешь поговорить?

Девочка на мгновение задумалась, а потом кивнула.

— Я знаю, это все странно, и чувствую то же, что и ты, — сказала Бьянка. — Но все-таки, по-моему, мы правильно сделали, что с ней встретились.

— По-твоему, эта синьора действительно верит в то, что говорит?

— Она перенесла травму, которую трудно преодолеть. Поэтому я считаю, что нам нужно постараться проявить понимание.

— Она так на меня смотрела… — Леа не договорила. — Как будто ждала, что я что-то сделаю или вспомню ее лицо.

Мать улыбнулась:

— Знаю, это чудно́.

— Сначала она меня напугала, но потом мне стало ее жаль.

— Это нормально. — Женщина взяла ее за руку. — Я горжусь тем, что моя дочь переживает за других. Значит, я хорошо тебя воспитала, — с улыбкой добавила она. — Это важно — чтобы ты умела сочувствовать людям.

Девочка повернулась и посмотрела на нее:

— Как бы ты поступила на ее месте?

— Я бы вела себя точно так же, — не раздумывая, ответила Бьянка. — Будь у меня сомнения, я бы не сдалась. Будь у меня уверенность, я восстала бы против всех и вся, чтобы получить доказательства.

— Значит, она никогда не оставит нас в покое? — забеспокоилась Леа.

— Выход есть, — ответила ее мать. — Если мы сделаем анализ, эта женщина наконец обретет душевный покой, которого заслуживает.

— А как берут ДНК? — спросила девочка.

Мать погладила ее светлую макушку.

— Достаточно одного твоего красивого волоска.

Леа собиралась задать еще какой-то вопрос, но сдержалась. Тем не менее Бьянка, похоже, все равно догадалась, о чем та хотела спросить.

— Ты думаешь, ДНК может показать, что ты не моя дочь?

— Вовсе нет, — соврала девочка.

— Ты растеряна, и это нормально, — сказала мать. — Я бы на твоем месте тоже растерялась. Когда взрослые заводят определенные разговоры, детей одолевают сомнения. Но я хочу открыть тебе один секрет: иногда ошибаются даже взрослые.

Леа отвела взгляд, размышляя.

— Я не помню папу, — сказала она.

— Ты была слишком маленькой, чтобы его запомнить.

— Я бы так хотела, чтобы он сейчас был здесь.

— Я знаю, милая… Я знаю.

— Ты мне столько всего рассказывала про мое детство, и многое я вроде бы помню, так почему я не помню его?

— Я не знаю, как устроены воспоминания, — признала Бьянка.

За эти годы они много раз вместе листали большой семейный альбом, который мать показала той незнакомке на встрече. Глядя на себя на фотографиях, особенно на самых ранних, Леа всегда испытывала смятение, которое не могла описать.

Воздух сотрясло громом. Мать и дочь повернулись на грохот, пес тоже поднял морду с травы. Темные тучи спускались в долину с горных вершин. Небо разделилось ровно пополам. Половина еще оставалась голубой, но явно ненадолго.

Женщина встала.

— Пойдем в дом? — предложила она.

— Я, если можно, еще немного тут посижу, — ответила девочка.

— Ладно, но возвращайся под крышу, пока не начался дождь.

Она ушла. Леа вытянула ноги. Пока она сидела, скрючившись, у нее затекла икра. Леа погладила пса по голове. Ей хотелось рассказать матери еще кое о чем. Это продолжалось уже давно, но она так и не решилась признаться.

С тех пор как она была маленькой, в некоторые дни внутри у нее нарастала необъяснимая грусть.

А когда она болела, по ночам ей всегда снились кошмары. Снов было два, и они всегда были одинаковыми. В одном из-за запертой двери неисправного туалета к ней обращался писклявый голосок. В другом безликий человек расчесывал ей волосы щеткой в темноте.

Рядом ударила молния, внезапно хлынул дождь.

Девочка поднялась.

— Пошли, — велела она бордер-колли.

Пес боялся грозы, но лежал рядом с Леей, чтобы не оставлять ее одну. Теперь он припустил впереди нее к хижине. Лило так сильно, что на лужайке перед домом уже появились лужи.

Войдя, Леа сняла грязные туфли. Тем временем пес поднялся по лестнице.

— Эй! — крикнула она.

Еще нужно протереть ему лапы, иначе он везде натопчет, а мать рассердится на нее.

Разувшись, девочка решила пойти за ним с тряпкой. Она даже знала, где он притаился, и побежала вверх по лестнице.

— Что я сто раз тебе говорила? — раздался голос у нее за спиной.

От окрика матери Леа резко остановилась.

— Лестница опасна, — повторила девочка.

Хотелось возразить, что ей почти тринадцать, она достаточно взрослая, ведет себя осторожно и необязательно каждый раз ее отчитывать. Но она смолчала. Так же вели себя и матери ее подруг. Одна запрещала дочери купаться в бассейне, другая не хотела, чтобы дочь возвращалась из школы одна. В общем, по сравнению с другими иррациональными страхами потакать страху, что она упадет с лестницы, было не так уж трудно. Вот почему Леа никогда не спорила, если Бьянка ее за это ругала.

Леа давно смирилась с тем, что в представлении матери никогда не станет достаточно взрослой для этой проклятой лестницы, поэтому зашагала вверх медленнее, однако за полученный выговор собиралась поквитаться с непослушным псом.

Когда колли было страшно, он прятался на чердаке, в спальне Леи, и обычно забивался под ее розовую кровать.

Там он сейчас и оказался. Леа слышала, как он скулит.

— Вылезай, — велела она. И пригрозила: