Александра Федоровна. Последняя русская императрица - Павел Мурузи

Либерально настроенное общество интеллектуалов, по сути дела, поддерживало убийц. Во время предвыборного собрания партии кадетов под председательством ее лидера П. Милюкова кто-то сообщил об убийстве вице-адмирала Г. Чухнина эсером, матросом Акимовым. Тут же весь зал встал и разразился громкими аплодисментами. Дума отказалась осудить этот возмутительный акт «красного террора». Столыпин, который только что пришел к власти, занимался первоочередными делами — наводил порядок в стране. В этом ему помогало все население страны — мелкие коммерсанты, рабочие, крестьяне. Каждый вносил свой посильный вклад в право защиты от анархии. Народ сохранял спокойствие, не бунтовал против царя, только правящий класс, эта дворянская фронда занимала враждебную позицию и неустанно подвергала острой критике трон. Промышленники, прежде всего, немцы и евреи из-за рубежа, имевшие в стране крупные фабрики, поддерживали своими иудиными монетами очаги революционной агитации.

Знаменитый миллионер того времени Савва Морозов посылал банковские чеки Ленину, — адвокаты, университетские профессора, журналисты пропагандировали в своих выступлениях идею тотальной анархии. Нужно во что бы то ни стало уничтожить этот царский строй, которого больше никто в стране не хочет! Вся страна была охвачена тревожным брожением. Прежде всего потому, что средний русский никогда монархистом не был. Он был всегда по своей сущности анархистом. Никто не думал о том, какие будут последствия, если уничтожить основы власти, — главное, поднести факел к бочке с порохом, все опрокинуть, разорить, после чего произнести волшебное слово — свобода, и тут же все обновится, все будет просто великолепно, воссияет дружба и наступит такое изобилие, о котором прежде и не мечтали…

Да, да все пойдет, пойдет, как надо, — как поется во французской революционной песенке!

Теперь в высшем свете только осуждали царя за отсутствие в нем энергии, в том, что он ничего не смыслит в управлении империей.

Нужно признать, Николай проявил свою проницательность, передав Столыпину всю полноту власти.

Так у руля появился Столыпин, мелкопоместный дворянин из деревни, несколько тучный, бородатый, с энергичным полным лицом. Он совсем не был похож на раболепных слуг короны, он не был похож и на чиновника бюрократа, на этого субчика-ловкача, в подернутом пылью личном деле которого часто скрыты его малодушие и трусливость вкупе с самой откровенной некомпетентностью и желанием упрямо взбираться по социальной лестнице, чтобы добиться такого влияния, которое поможет ему получше облагодетельствовать себя и обдурить своего начальника.

Петр Аркадьевич Столыпин, истинный патриот без слабинки, видел далеко, за горизонтом, он улавливал в раболепных преувеличенно подчеркнутых поклонах императору, в притворных восхвалениях его придворных признаки все более усиливающегося склероза общества, его скорого краха. Его очень уважали в Думе, где его широкоплечая медвежья фигура, его зычный голос, его красноречие, основанное на точных суждениях и скорых, доходчивых объяснениях, обеспечивали ему среди всех первое место. Порой лицо его наливалось кровью, и он, словно храбрый лев, бросал своим противникам:

— Вам меня не запугать!

Когда левые уже демонстрировали свое желание под видом созидания все разграбить, все переделать, он, поднимая руку, выкрикивал в их сторону:

— Вы хотите великих потрясений? И даже не знаете, почему. Пусть каждый из вас подумает, а нам нужна великая Россия! Этого могучего политика все пожирали глазами, В своем просторном сюртуке, с тяжелой золотой цепочкой от часов, болтавшейся на его выпуклом животе, он уверенно шел между членами фракций и, как положено, улыбался, избегая ненужной фамильярности, соизмеряя свои упреки с предостережениями, и все смотрели на него — одни с восхищением, другие со страхом вперемежку со злобой, но все — с подчеркнутым уважением.

Николай, видя, как он активно работает, обретал большую уверенность в себе. При нем была созвана вторая Дума. Он неустанно повторял царю, который был очень мало убежден в пользе такой «машины для разъединения».

— Ваше величество тем самым убедит всех, что лучше открыто противостоять врагам, чем предоставлять им выгодное для них покрывало подполья, которое позволит им вас еще только больше предавать и упрямиться…

Этот человек не только обладал выдающейся, достойной подражания, мудростью, но он еще и «горел» на работе.

Сколько десятилетий человек такого высокого ума, такого горячего сердца и благородной души не стоял на первых ступеньках царского трона!

Он родился в 1862 году в Дрездене, а воспитывался в Санкт-Петербурге, где его отец занимал одну из руководящих должностей. Через своих родителей он принадлежал к той «элите», которая часто может сделать немало хорошего, но которую развращали слишком большой достаток и необремененная никакими трудностями жизнь.

Петр Аркадьевич больше любил сельский покой, чем шумный город. Когда он был губернатором Саратова, то ему в 1905 году было поручено подавить крестьянские бунты, которые разжигали в этой губернии сомнительного рода агенты определенной иностранной державы. Он с этим весьма успешно справился.

Кроме своих прочих замечательных человеческих качеств, Столыпин еще обладал и большой скромностью, которая даже заставила его поначалу отказаться от места премьера в правительстве. Человек дальновидный и проницательный, он все колебался, не знал, принимать ли ему предложение царя, говорил что его незнание «низов» не позволит ему быть полезным на таком высоком посту.

Как же царь без своих обычных колебаний выражал свое полное доверие такому человеку, как Столыпин?

Нельзя забывать, что одна общая православная вера объединяла государя со своим премьер-министром.

В это время Мария Федоровна получила письмо от своего сына, в котором он так пишет о Столыпине: «Не могу даже сказать, как я люблю, как уважаю этого человека».

Заняв свое кресло председателя Совета министров, Петр Аркадьевич сразу почувствовал, как его сжигает внутреннее пламя, пламя бьющей через край энергии. Он ясно видел перед собой самые жгучие проблемы своей эпохи.

Одной из них после наведения элементарного порядка должен был стать крестьянский вопрос, нужно было найти решения для осуществления вековой мечты любого мужика о собственном земельном наделе.

Царь из-за своей обычной мягкости, от недостаточного знания проблем, с которыми приходилось сталкиваться высшей власти, все еще колебался, отказываясь одобрить предложенные своим первым сотрудником радикальные меры. Он все еще проявлял свою суровость, даже свою жестокость, в отношении тех крестьян, которые принимали участие в столь ненавистных для него бунтах. Но Столыпин успокаивал его: