Во мрачной тьме - Demonheart

-А дальше Арбитрес и местные силы охраны порядка будут с удвоенной бдительностью нести свою службу, поскольку получили прекрасное напоминание, что враги людского рода не дремлют.

- Просто потрясающая логика. Напомни мне, откуда на планете вообще взялся культ?

Герман нахмурился. Он уже чувствовал, куда идет разговор, и ему это не нравилось.

- Культ организовал, предположительно, инквизитор Корвений Тейр, - произнес он осторожно, следя за реакцией собеседника. – Прямых доказательств у нас нет, но примем эту гипотезу как рабочую, поскольку господин инквизитор отметил характерные признаки в структурной организации культа. Он определил склонных к ереси личностей, связался с ними и снабжал их инструкциями.

- Голодные бунты тоже дело рук инквизитора?! – прошипел Вертер. – Выжимали из людей все до последней капли тоже еретики? Или, может быть, это злобные силы варпа тайком отравили весь воздух в ульях?

- Причем тут воздух в ульях?

- Вот ты вроде бы умный человек, Герман, очень умный. Хотел бы я быть таким же умным, как ты. Но какой же ты, варп тебя подери, идиот. Давай возьмем условного обитателя улья, назовем его работяга Гоб. Работяга Гоб пашет с двенадцати лет на заводе, производящем условные заклепки. Он работает ежедневно, имея один выходной в году, без права пропустить хотя бы один день независимо от причин, даже если он серьезно болен. Он жрет одну и ту же пищу, которая на вкус хуже, чем стелька неделю не снимавшегося сапога, и которая лишь поддержит в нем жизнь, но не даст нужных для развития тела и разума веществ. Дышит работяга Гоб настолько отравленным воздухом, что к тридцати годам он имеет изношенный организм, злокачественные опухоли и хроническое отравление, и умирает не дожив до сорока, а его труп тут же кинут в чан пищевого процессора, переработав в рационы для таких же работяг. Одному Императору известно, каким образом работяга Гоб ухитряется обзавестись семьей в таких условиях, но его жена переживет мужа максимум на пару лет, а его ребенок в точности повторит судьбу отца, из года в год изготовляя те же самые заклепки, да еще на том же самом месте, которое он получит по наследству – собственно, этим его наследство и ограничится. И это подводит нас к очень интересному вопросу – а с какого перепугу работяга Гоб должен хранить верность Империуму, если ему предлагают жизнь более свободную, легкую и приятную?

- Владислав, не неси чушь! – Герман повысил голос. – Ты сам прекрасно видел, с каким врагом нам приходится иметь дело! Это не мелкие планетарные междоусобицы, к которым ты привык. С Губительными Силами нельзя вести переговоры, их невозможно напугать мощным вооружением, чтобы они побоялись нападать. С ними можно только биться насмерть и надеяться, что принесенных жертв будет достаточно, чтобы сдержать их на время!

- Я-то видел и знаю. А работяга Гоб? И еще квинтиллионы таких же работяг?

- Все, что касается угрозы Хаоса, засекречено, и поверь, тому были весомые причины.

- Охотно верю. Но ты так и не понял, о чем я говорю. А говорю я о том, что если людям нечего терять, они не будут хранить верность.

- Они об этом не знают. Подавляющее большинство жителей улья за всю жизнь не покидает даже своего сектора. Им постоянно внушают, что они живут лучшей жизнью из возможных, и что лишь милостью Императора они имеют то немногое, что имеют.

- Организм не обманешь. Мы чувствуем присутствие вредных примесей в окружающей среде, чувствуем полезные вещества в пище и страдаем от боли, если внутри тела начинаются разрушительные процессы. Благодаря генетически заложенным шаблонам мы с первого взгляда можем распознать наличие у другого человека серьезных патологий. Пропаганда и проповеди могут сколько угодно убеждать их в обратном, но знаешь… когда человек получает информацию, противоречащую объективной реальности, он либо разуверится в ней, либо сойдет с ума от конфликта взаимоисключающих аксиом. Но дело даже не в этом, а в том, что они все же не живут в изоляции, и прекрасно знают о немыслимой, с их точки зрения, роскоши шпилей, и просто о тех, кому повезло родиться в приближенной к знати семье. И доводы, что каждому следует удовольствоваться тем местом, которое определил ему Император при рождении, не сработают. Человеку свойственно желать для себя лучшей доли, в любых обстоятельствах, такова наша природа. И здесь кроется самое страшное.

Владислав замолчал, только сверлил Германа пронзительным взглядом. Тот, хотя и знал об отсутствии у новичка псайкерских сил, рефлекторно обновил защитный панцирь воли и веры, защищающий разум. Бросив взгляд на инквизитора, дознаватель заметил, что Тор не собирается вмешиваться, а наоборот, с неподдельным интересом следит за спором.

- Самое страшное то, что у них нет надежды. Лучшее, на что они могут надеяться – сохранить свое место, и не быть направленными на более низкие уровни улья или в штрафные батальоны Гвардии. Знаешь, Герман, есть два способа заставить человека что-то сделать. Первый – пригрозить ему наказанием, если дело не будет сделано. Второй – пообещать что-то хорошее, если дело будет сделано. И как-то так сложилось, что вы в Империуме повсеместно используете первый способ, начисто забыв про второй.

- Ты судишь обо всем Империуме по единственной увиденной планете? – скептически заметил Герман.

- Я сужу по единственной планете, которая, с твоих же слов, является типичным миром-ульем. «Увидел один – увидел все». Твои слова, помнишь? Также я сужу по «Таласе Прайм», где большая часть команды такие же бесправные и жалкие существа, как и жители ульев. Я сужу по летописям, которые читал, и судя по ним, примерно из сорока конфликтов, в которых участвует Империум, только один будет против ксеносов. Остальные – подавление бунтов. Я сужу по себе, ведь рекрутируя меня в свиту, господин инквизитор не пообещал мне ничего, кроме сохранения жизни. Я не такой умный как ты, конечно, но не считай меня идиотом. Жизнь людей в Империуме может различаться в плане технологического развития конкретного мира или нюансов местных обычаев, согласен. Но суть везде одна и та же. Допустим, еретики виновны в том, что ударились в ересь. Но Империум виновен в том, что не сделал ничего, чтобы удержать их.

- И к чему эта обличительная речь? Я не успеваю следить за твоей мыслью, ты перескакиваешь с одного на другое.

- Если отбросить философию, и сосредоточиться на делах текущих, то скажу так: