Времена негодяев - Эдуард Геворкян

Кабачки, что прилепились к Хоромам, позакрывали на время. «Веселого сударчика», правда, не тронули. Толстый Семен бил Мартыну челом и двумя кадками такой смачной браги, что советник уговорил маршала дать кабатчику поблажку. Семейным дружинникам домой только по воскресеньям теперь отпуск вышел, кому не по нраву — воля его. Нашлись и такие, которые не сдюжили и попросили вольную. Принуждать не стали, тем более что пришли молодые крепкие парни, ленивым житьем в казармах не утомленные.

Месяца не прошло, как Виктор повеселел, стал к Мартыну на чарочку заглядывать, а семейных и по субботам отпускать разрешил.

Сармат уже подумывал выступать. Осень стояла сухая, теплая, но маги засомневались, чего-то им не показалось.

А тут под Арзамасом пропало несколько патрулей. Один из дружинников все же приполз, умирая от ран. Успел рассказать — напоролись на засаду, всех положили из пулеметов. Даже маги не помогли, стреляли издалека, из укрытий, а патруль как раз на ровное место выехал.

Много позже, во время похода на Казань, в такие переделки попадали не раз. Между Воротынцом и речкой Угрой потеряли целую сотню. Хитрая была засада: на деревьях насесты сколотили для стрелков, и словно знали, где пойдут отряды.

Неделю дружина стояла на месте, пока не выжгли все норы, а потом вперед магов пускали с малыми патрулями. Тогда же и пошли на хитрый маневр: повернули от Воротынца двумя тысячами и по старой дороге назад подались, а Сармат с тысячей двинул на Канаш. Пока казанцы к Канашу силу стягивали, Виктор с двумя тысячами Волгу переплыл, ночными и дневными переходами вышел к Ветлуге и ее одолел. В это же время знамена Сармата реяли то у Мамадыша, то под Умарами, сбивая с толку и запутывая казанцев.

Надежные проводники незаметно провели дружину Виктора мимо Йошкар-Олы, лесными тропами и гатями обошли заставы Шелангера, но в Сотнуре, где рассчитывали немного отдохнуть перед броском на Казань, неожиданно встретили ожесточенное сопротивление, ожесточились сами и всех подчистую истребили.

Осенью уже и маги были согласны на поход. Неожиданно заболел Сармат. Лихорадка долго не отпускала его, иссох Правитель, пожелтел лицом.

Маги копошились, вытягивая из него хворь, и он вроде шел на поправку, но через день-другой опять слабел. Николай, тот вовсе от больного не отходил, дневал и ночевал рядом, сам тоже иссох, казалось, раньше Правителя отойдет, чтобы, согласно обыкновению, лично проверить, нет ли там какого подвоха или умысла…

На исходе осени Сармат призвал Мартына и Виктора.

Виктор хорошо помнил тот день. Сармат полулежал, опираясь на подушки, глаза впали, могучая некогда борода свисала неопрятными клочьями. Говорил тихо, еле слышно, временами пытался взрыкивать, но выходил лишь хрип. Грустно кривил сухие губы, ругался шепотом. Ждали Бориса. Говорили о пустяках.

Потом, когда все собрались, Сармат попросил пить. Долго не отрывался от чашки, глаза прикрыл, веки в синих и красных прожилках дергались.

До слез было жалко этого сильного большого человека, обглоданного болезнью. Виктор вспомнил, как в Саратове учил его Сармат работать с мечом, как гонял день за днем до изнеможения, заставляя повторять каждый вольт сотни раз, а через пару месяцев неожиданно похвалил, сказав, что когда его убьют, то Виктор будет лучшим рубакой. Его не убили, он уходил сам. Виктор понимал, что сила и бессилие равно преходящи и никого не минует минута уныния. Поэтому он смотрел на Правителя спокойно и слезы, подобно Мартыну, не точил. Голос Сармата окреп. Он давал распоряжения, советовал, что и как наладить в оружейных мастерских, велел удвоить дозорных на постах, но сменять чаще. В какой-то миг показалось, что идет обычный Малый Сбор, даже Мартын, непривычно тихий, начал что-то возражать, спорить по мелочам. Потом осекся, поняв неуместность своих реплик. И Сармат вдруг замолчал, задышал тяжело.

— Ну, все, пожалуй, — сказал он. — Вроде рано еще, а, судя по всему, без меня придется… Пока вчетвером и управляйтесь, а как меня закопаете, так Виктору восприемником быть. Слышали?

Все опустили головы, а Виктор растерянно поднялся с места, потом снова сел.

— Идите, дел невпроворот. А тебя, — уставил пожелтевший палец в Виктора, — когда отходить буду — позовут. Напоследок дам наказ.

Разошлись молча и не глядя друг на друга. Мартын запил, и запил сильно. Борис исчез в своих подземельях, маги не то новые зеркала работали, не то просто силу копили. Виктор готовил дружину к походу и навел такую дисциплину, что даже старый полковник умильно щурил глаза и ласково говорил:

— Скинуть мне годков двадцать, мы бы с тобой великие дела закрутили!

Каждый вечер, после обязательного доклада, тысяцкий Егор просил позволения остаться и, макая усы в чашу с молодым тульским, спрашивал о здоровии Правителя и вздыхал. Ничего более не говорил, но смотрел испытующе. Во взгляде, однако, читалось — ты, маршал, только мигни, а уж мы в одночасье посадим на трон, и ни одна душа живая слова поперек не хрюкнет.

А потом, когда Сармат вовсе стал плох, намекнул — может, Правителю свежий воздух нужен, простор. Под Серпуховом, вкрадчиво шелестел Егор, дом отгрохали для Сармата, не дом, а сущий дворец, год зазывают, а ему все недосуг. Больного, оно конечно, с места поднимать вроде и неладно, но если с бережением, осторожно, глядишь, и на поправку пойдет, все же перемена обстановки, покой…

Зачастили по вечерам и другие тысяцкие, невесть как прознавшие о воле Сармата.

Виктор на хитрые вопросы не отвечал, пил слабое пиво и на пустые разговоры не шел. Неожиданно взял да разрешил открыть питейные. Толстый Семен глядел кисло, дружинники, набивавшиеся в «Веселый сударчик» битком, повеселели и разбрелись по кабачкам.

В один из вечеров Егор, посмеиваясь, сообщил, что у Коломны пластуны наткнулись случайно в лесу на становище вченых. Плюнули бы на них и прошли мимо, но с пластунами два мага было, пришлось вязать. Маги железки чуть не облизали, от жадности тряслись, поганцы, ну и проворонили. Одного под дых осмоленным колом пихнули, а пока второй разогревался да огнем харкал, многие в кусты порскнули. Ну, ребята осерчали, помяли крепко, кого изловили, и только парочку целыми приволокли.

— Веди сюда! — коротко приказал Виктор.

Егор развел руками.

— Сам Верховный к себе забрал. Как увидел, от радости чуть не заплясал.

Неприятно дернуло под лопаткой, на миг толстый ковер под ногами зыбко поплыл, осыпался мелким песком. Виктор вдруг подумал, что один из пленных — Месроп. Вроде и ушел один, но кто знает! Это не страшно, но плохо. Сармату сейчас все по дуньке, но если Борис кинет скрученного магическим узлом Месропа к ложу, а Месроп признается во всем, что нашепчут ушлые маги, — что тогда? Может, и впрямь — Серпухов?