Слепой. Проект «Ванга» - Андрей Воронин

– Не люблю я эту химию глотать, – все еще морщась и отплевываясь, ответил Баркан. – Тем более когда толку от нее никакого. Я ведь знаю, что они мне дают. Так, лишь бы галочку поставить: дескать, проведено медикаментозное лечение… По принципу «не навреди». Ну, и снотворное – слабенькое, впору грудным детишкам прописывать.

– Ты так хорошо в этом разбираешься?

– Более или менее, – небрежно, с видом знатока сказал Баркан, но тут же усовестился и признался: – Это потому, что у нашего шефа жена – провизор. Знаешь, кто такой провизор? Главное, не путать с прозектором. Не путаешь? Гений! Ну вот… Мы в редакции, когда заболеет кто-нибудь, сразу к ней обращаемся – она и диагноз поставит, и лекарство выпишет не хуже любого врача. Образование-то у нее высшее медицинское, котелок варит, да и опыт – о-го-го!.. Только по закону не имеет права медицинской практикой заниматься, а зря. Ну, и сам же знаешь: с грамотным человеком разок-другой поговоришь, глядь, чего-то по верхам и нахватался. Начинаешь хотя бы понимать, что тебя глотать заставляют.

– Ага, – кивнул сосед. – Провизор, значит? Да, хороший провизор – это звучит гордо.

По дороге они заглянули в туалет, чтобы выкурить по сигаретке (угощал, естественно, Баркан); Игорь заодно помочился, чтобы, как он выразился, освободить место внутри. Пока он этим занимался, а потом мыл руки с хозяйственным мылом, сосед расспрашивал его о красногорском житье-бытье с заинтересованным видом человека, который, оказавшись буквально без штанов выброшенным на необитаемый остров, не рвет в отчаянии волосы и не бегает по берегу, как дурак, потрясая кулаками, а деловито прикидывает, как ему устроить свою дальнейшую жизнь. Уловив в его расспросах эти деловые, заинтересованные нотки, Баркан про себя восхитился мужеством соседа и пообещал себе, что постарается этому парню помочь. Он ведь явно заслуживает большего, чем перетаскивание тяжестей на рынке, а на большее ему рассчитывать трудно ввиду отсутствия документов. Считается, по крайней мере официально, что в такой ситуации следует обратиться к ментам, в паспортный стол, чтобы выдали какое-никакое, пусть временное, но все-таки удостоверение личности. Но менты ему, естественно, ничего не выдадут, и их можно понять: чтоб выдать человеку бумагу с печатью, надо как минимум знать, кто он такой. Пускай хотя бы скажет: я, мол, Иванов или, там, Сидоров из деревни Дуболомовка Забубенского района Энской области. Тогда его слова можно будет не торопясь, в установленном порядке проверить и, если окажется, что он не соврал и в действительности является Ивановым-Сидоровым, уроженцем названной местности, выдать ему паспорт – естественно, за соответствующую плату. Но, поскольку ни Ивановым, ни Сидоровым, ни хотя бы Кацнельсоном сосед Баркана назваться не может, установить его личность не представляется возможным. Мало ли кто он такой! Может, беглый преступник, или нелегальный иммигрант, или вообще резидент иностранной разведки! Этак завтра в паспортный стол заявится какой-нибудь инопланетянин и потребует выдать ему российский паспорт!

Тут мог бы помочь шеф с его многочисленными и весьма полезными знакомствами. Но это его, шефа, знакомства, его связи, на установление которых потрачено много времени и усилий, и только ему решать, напрягаться ли ради никому не известного бродяги. Потому-то Баркан и промолчал, не стал давать вслух никаких обещаний, а просто решил для себя: «Сделаю все, что смогу».

Поскольку такой барской роскоши, как полотенце или хотя бы туалетная бумага, в здешнем сортире не наблюдалось, Баркан вытер руки полой своей спортивной куртки, и, покинув прокуренный кафельный закуток, они с безымянным соседом возобновили движение к своей седьмой палате. С удобством разместились на кроватях; Баркан полез за бутылкой, но ребра тут же дали о себе знать, и он, крякнув от боли, замер в неудобной позе, сильно подавшись вперед, с вытянутой рукой. Сосед немедленно вскочил, помог ему разогнуться и подложил между спиной и стенкой подушку.

– Сиди, – сказал он, – я сам открою.

Вынув из тумбочки припрятанную бутылку и вооружившись штопором, он опять уставился на прикрытый круглой нашлепкой из золотистой фольги торец пробки.

– Что ты там увидел? – не выдержал наконец Баркан.

Сосед встрепенулся, будто слова корреспондента его разбудили.

– Что? Нет, ничего. Просто хотел прочесть название завода.

– На этикетке, – посоветовал Баркан. – А зачем тебе завод?

– Чтобы понять наконец, в какой области я нахожусь, – признался сосед, вгоняя штопор в пробку прямо сквозь фольгу. – Потому что поселок с таким названием, как ваш, может располагаться где угодно – хоть в Бурятии, хоть в Калмыкии, хоть на Сахалине.

– Ну-ну, – немного обидевшись за родной поселок, сказал Баркан. – Какой еще Сахалин, Бурятия? До Вязьмы меньше ста километров, а он – Калмыкия…

– Ага, – удовлетворенно произнес сосед. – Вязьма – это уже легче.

– А почему?

– А черт его знает, – сказал сосед. – Легче, и все.

Он потянул за штопор. Судя по тому, как напряглись мышцы на его руках, пробка сидела крепко. «3-зараза», – подтверждая догадку Баркана, сквозь зубы пробормотал сосед и дернул штопор изо всех сил.

Раздался звук, похожий на выстрел из детского пугача. Правая рука соседа с зажатым в ней штопором взлетела на уровень уха, а левая по инерции резко ушла в сторону и вниз. Откупоренная бутылка при этом с силой ударилась о металлическую раму кровати, стекло треснуло, звякнуло, и от образовавшейся на полу коричневатой лужи сильно и бесполезно запахло коньяком.

– Черт, – сказал сосед, разглядывая оставшееся в руке горлышко.

– Е-мое! – горестно вскричал Баркан. – Что ж ты делаешь-то?!

– Я нечаянно, – совсем по-детски отозвался сосед.

– Нечаянно… – передразнил Баркан. – Эх, ты, Федя!

Когда Игорь Баркан хотел обозвать кого-нибудь бестолочью или растяпой, он обычно называл этого человека Клавой или Федей – в зависимости от пола, разумеется. Эту привычку, которая ему самому вовсе не казалась странной, он перенял от отца, а тот – от деда. Это было что-то вроде наследственной семейной традиции, наподобие передающейся из поколения в поколение гемофилии, слабоумия или склонности к сердечно-сосудистым заболеваниям. На протяжении жизни Игорь Баркан назвал самых разных людей Федями и Клавами тысячу, а может, и сто тысяч раз. Однако такую реакцию на свои слова он видел впервые. Сосед застыл как громом пораженный, со штопором в одной руке и бутылочным горлышком в другой, и вид у него при этом был такой странный, что Баркан, глядя на горлышко, подумал: «Не пырнул бы он меня этой штукой».