Лето больших надежд - Сьюзен Виггз

Наступила темнота, но она не включила фонарик. Скоро взойдет луна, и будет достаточно света, чтобы найти док на острове Спрюс. Что и было ее целью. Коннор все еще работал там, и ей хотелось найти его одного.

Да, она искала Коннора. Может быть, как иногда говорил ей Фредди, она на самом деле была любительницей наказаний. Она была в чудном настроении из-за Дженни, но все еще разочарованная — не в ярости — Коннором. Она не могла рассуждать здраво, однако ей нужно было увидеть его.

Когда она закрывала глаза, то все еще чувствовала его поцелуи и жгучее желание быть с ним, как в ту ночь, когда она едва не отдалась ему. Он достаточно быстро прекратил все это, но, словно дурочка, она давала ему другой шанс, в зимнем домике, бесстыдно с ним флиртуя, — и без всякого результата. «Ничего, — думала она, — ничего — просто сексуальная реакция».

И в самом деле, что может быть лучше, чем встретиться с ним здесь, на этом крошечном островке посреди озера?

Она привязала лодку в маленьком плывучем доке.

— Привет, — позвала она.

— Я здесь.

Ее сердце замерло, затем забилось, пока она следовала на звук его голоса.

— Привет, — повторила она, ее тон был тщательно нейтральным.

— Привет. — Он расстегнул деревянный зажим и отступил, чтобы полюбоваться своей работой. — Я никого не ждал.

— Ты не пришел на обед. Я приехала убедиться, что все в порядке.

— Ты гребла всю дорогу только ради этого?

— Точно.

— Лгунья. — Он вытер руки банданой. — Что ты здесь делаешь, Лолли?

Она не могла заставить себя ответить. Кроме того, она была почти уверена, что он знает. Он обычно называл ее Лолли — не Оливия, — когда видел ее насквозь. Ей пришло в голову рассказать ему, как прошла встреча с Дженни Маески, но она пока была не готова говорить об этом, пока нет. Она приехала сюда — в какой-то мере, чтобы не думать об отце и Дженни в «Яблочном дереве».

Коннор не настаивал на ответе, но принялся складывать зажимы и инструменты. Затем он зажег фонарик, и луч слабого света засиял на стропилах восстановленного бельведера.

Оливия медленно повернулась кругом и на мгновение забыла о тревогах и разочаровании. Она забыла обо всем, кроме того факта, что этот человек работал долгие часы, чтобы воссоздать это место для ее бабушки и дедушки. Эта мысль растопила всю ее досаду на Коннора.

— Это выглядит точно так, как я хотела.

— Рад, что тебе нравится. — В этом свете он выглядел сексуальным. В любом свете, признала она.

— Мне повезло, что я нашла тебя, — сказала она и вспыхнула. — Я имею в виду строителя. Но потом я принялась тревожиться, что мы не сработаемся вместе, ты знаешь, потому что… ты знаешь. — О, она его обманывала. Они оба знали это.

Он, казалось, был невозмутим, открывая две банки пива, не спрашивая, хочет ли она.

— Чокнемся, — предложил он.

Оливия не особенно любила пиво, но иногда, как сейчас, в самые жаркие вечера года, это было то, что нужно. Холодная шипучая жидкость оросила ее горло.

Коннор повернул фонарик и поднял его.

— Посидим здесь. Я бы развел тебе костер, но сейчас для этого слишком жарко.

Она наклонила голову и коснулась горла холодной банкой пива, закрыла глаза и вздохнула.

— Все еще так жарко, я почти не могу этого выносить.

— От этой болезни есть средство.

— Гм. Купание голышом. — Она сбросила сандалии и села, обхватив себя рукой.

— Конечно. Одна из самых секретных традиций «Киоги».

— Не считая того, что все о ней знали. — Она вздрогнула, отгоняя ненужные воспоминания. Ее мысли пришли в смятение.

— Давай я расскажу тебе, как прошел мой день. — Было так естественно доверить ему груз, который лежал на ее душе. — Я ходила с отцом, познакомить его с Дженни. Это было ужасно, и неловко, и грустно, и сегодня вечером он повел ее в «Яблочное дерево», чтобы лучше познакомиться. Моя вина в том, что я открыла эту банку, полную червей, но что я могла поделать?

— Эй, это не твоя вина. Ни в малейшей степени.

Оливии ужасно хотелось прислониться к нему, словно в поисках убежища. Каждый вздох, казалось, усиливал эмоциональную боль.

— Это так трудно, — сказала она. — Не пойми меня неправильно, Дженни потрясающая. Но также… осторожная. Она не обняла нас, как давно потерянную семью, однако и не оттолкнула. Все время я думала о том, что мы потеряли, о вещах, которые так никогда и не случились. Всю мою жизнь у меня была сестра. Старшая сестра. И я не знала этого. Я продолжаю думать, насколько другой была бы моя жизнь, если бы мы знали друг о друге, пока росли.

Он тронул ее рукой, и простое человеческое тепло прикосновения вызвало у нее слезы. Он не сказал ничего, да что тут было говорить. Наконец, он спросил:

— Что я могу сделать?

Она несколько раз сглотнула, едва доверяя своему голосу.

— Может быть, мне нужен головокружительный секс и плечо, на котором я могла бы выплакаться.

Он обнял ее крепче, и она услышала биение его сердца.

— Полагаю, ты попала в нужное место.

Проблема заключалась в том, что Оливия не знала, должна ли она принимать то, что сама же предлагает. У нее был превосходный лучший друг — Фредди — и кузина, которую она обожала, Дэйр, на плече которой можно было выплакаться. Однако головокружительный секс требовал специалиста в этом деле.

Они с Коннором пытались заняться сексом раньше. Это было ужасно. Она все еще не забыла, какой это был ужас. Иногда она думала, что это простой подростковый сценарий унижения и отвержения, но она так никогда этого и не забыла, в самом деле нет. Вместо этого она позволила этому моменту захватить ее и управлять решениями, которые она принимала позже.

— Итак, что скажешь, Лолли? — прошептал он, его губы были очень близко к ней, он не целовал ее, но наклонился достаточно близко, чтобы она чувствовала, как он напряжен.

Боже, она запала на него. Снова, хотя она должна была выучить свой урок много лет назад. Она так сильно его хотела. Однако даже знание того, что это может быть ошибкой, не могло охладить ее.

Может быть, в качестве взрослых они на этот раз справятся лучше. Во всяком случае, они уже не сделают хуже.

ПЕСЕННИК ЛАГЕРЯ «КИОГА»

Отбой (день окончен),

День окончен, село солнце,

От озера, от холмов, от неба;

Все хорошо, спокойный отдых, Бог послал ночь.

30.

Лето 1997 года

Счастливые, но усталые скауты наполняли главный двор в день отъезда. Некоторые отправились лагерным автобусом на железнодорожную станцию. Других забрали ликующие родители в станционные вагончики и внедорожники. Через десять недель даже самый проказливый ребенок был тем, по кому соскучились. Хижины убрали, и дети толпились вокруг, одергивая одежду, показывая друг другу загар и укусы насекомых — как сказали бабушка и дедушка Лолли в прощальной речи за завтраком, — воспоминания, которые останутся с ними на всю жизнь.