Лето больших надежд - Сьюзен Виггз

В эту минуту вошел Фредди, едва окинув их взглядом.

— Я вижу, вы снова надрываетесь на работе. Никогда не видел никого, кто бы трудился так же тяжело, как вы, детки. — Он невозмутимо прошел мимо них.

Он выпустил ее из объятий и позволил ей сесть.

— Умный парень, — пробормотала Оливия.

28.

Жара не ослабевала, солнце плавилось, словно ртуть, на дорогах и превращало поля и луга в моря цвета буйволовой кожи. Вокруг Авалона отдел противопожарной безопасности вывесил предупредительные плакаты, запрещающие костры и фейерверки. Скобяные лавки торговали веерами, и в выходные народ заполнял город, ища облегчения в прохладной тени гор.

Оливия стояла с отцом на крыльце маленького фанерного домика на Мапл-стрит в Авалоне. Она думала, что ее отец выглядит бледным и напряженным, может быть из-за поездки, может быть из-за стресса от предстоящей встречи с Дженни Маески.

Он заметил, что она смотрит на него.

— Тебе не обязательно оставаться, ты знаешь, — сказал он. — Если тебе не хочется, я справлюсь и один.

— Конечно, я хочу быть с тобой. — Не Оливия создала эту ситуацию, но она вытащила ее на свет. По дороге сюда ее отец настаивал, что это он совершил ошибку, а не она. Однако Оливия — часть этой истории, и Господь знает, она умеет делать ошибки. Она подчеркнула свою решимость, тихо постучав в дверь.

— Одну секунду, — произнес голос.

Дверь открылась, и на пороге стояла Дженни.

Это было одно мгновение в одно биение сердца, в которое Оливия увидела, как карие глаза Дженни встретились с глазами ее отца. С глазами их отца. Это было слишком очевидно теперь, когда она видела их вместе. При том, что Дженни была копией своей матери, сходство с Филиппом Беллами было очевидно, оно проявилось в благородстве их черт, в ямочках, подбородках, изящном очерке рук…

— Я — Филипп Беллами, — представился отец. — Спасибо за то, что согласились повидаться с нами.

— Добро пожаловать, — пригласила Дженни. — Хочу признаться, что ваш звонок меня озадачил. Если это насчет свадебного торта, то заверяю вас…

— Нет, нет, дело не в торте, — сказал он. — Можем мы войти?

— Конечно. Как поживаете, Оливия? — Дженни отступила в сторону и распахнула дверь.

— Хорошо, спасибо. — Оливия пыталась решить, похожи ли они на двух сестер, но мысль была настолько непереносимой, что она не могла видеть в Дженни никого, кроме приятной, ничего не подозревающей женщины.

Кондиционер на окне гнал в комнату прохладный воздух. Комната была заставлена безделушками и старомодной мебелью. В кресле на колесиках сидела пожилая женщина в домашнем платье и розовых потертых тапках. Ее волосы были тщательно уложены, и губы были чуть тронуты помадой. По телефону Дженни объяснила, что ее бабушка, которая уже десять лет овдовела, перенесла удар и не может говорить или ходить. Сердце Оливии сжалось при мысли о собственных бабушке и дедушке — и Беллами и Лайтси, — которые были все еще такими живыми и были счастливы вместе. Она попыталась вспомнить миссис Маески из прошлых лет, но в памяти всплыл лишь грузовик с нарисованным вручную логотипом. Она пожалела, что в то время не обращала на это больше внимания. Это было странно, думать об этом, после всех этих лет, когда их с Дженни дорожки могли пересечься, и они бы не знали о связи, которая существует между ними.

— Бабушка, это Филипп и его дочь, Оливия Беллами. Ты помнишь Беллами из лагеря «Киога»?

Рот женщины искривился, и она издала неопределенный звук.

— Миссис Маески, рад вас видеть, — склонил голову Филипп.

Темные глаза пожилой женщины, похоже, прояснились в понимании.

— Моя бабушка хотела нанести вам визит, когда они приедут на следующей неделе, — сказала Оливия, беря миссис Маески за руку. Ее тонкая кожа была сухой и холодной, несмотря на жару.

— Я думаю, нам следует пойти на заднее крыльцо, — предложила Дженни. — В это время дня там самая густая тень. Бабушка, не хочешь ли присоединиться к нам?

Миссис Маески издала звук, который Дженни приняла как «нет». Оливия посмотрела на своего отца, увидела, что его плечи облегченно опустились. Объяснять ситуацию Дженни было слишком трудно. Делать это при ее бабушке было бы еще более затруднительно.

— Ну хорошо.

Дженни взяла пульт управления и переключила телевизор на шоу «Опыт Уинфри». Затем она повела их в старомодную кухню с пластиковыми полками и застекленным сервантом, уставленным фарфором. Она поставила три стакана с чаем со льдом на поднос с печеньем.

— Лимонное, — сказала она. — Я купила его сегодня в бакалее в Кингстоне.

На кухонном столе на груде бумаг стоял ноутбук.

— Должно быть, мы отвлекли вас от работы, — озаботился Филипп.

— О, это не работа. Но и не игрушки. — Она наклонила голову, словно смущаясь. — Я кое-что пишу.

— Вы писательница? — спросил Филипп.

— Я пишу… я не уверена, не знаю, как это назвать. — Она, казалось, смутилась, но все равно была очаровательна. — Я бы назвала это коллекцией рассказов о том, как я росла в булочной моих бабушки и дедушки. И рецепты. Некоторые из них старые, они написаны на бумаге в линейку, которую моя бабушка привезла из Польши. — Она показала им на пачку выцветших желтых страничек, покрытых почерком иностранной школьницы. — Бабушка помогала мне переводить, но после удара… — Дженни аккуратно отложила странички в сторону. — В любом случае это проект, который я, скорее всего, никогда не закончу.

По какой-то причине, которую она не могла определить, Оливия ощутила прилив меланхолии. Может быть, это была мысль о Дженни, этой милой, скромной девушке, выросшей без отца и в таком юном возрасте потерявшей дедушку. Неудивительно, что она работает, чтобы сохранить воспоминания и рецепты своей семьи.

Оливия смотрела на своего отца и осознала, что была еще одна причина чувствовать себя такой расстроенной. Он тоже всегда хотел быть писателем, но выбрал карьеру в юриспруденции, потому что это была более практичная, стабильная профессия, то, чего ожидали от Беллами. Теперь, когда она знала истинную причину, по которой он женился на ее матери, она понимала, почему он оставил свои мечты. И — это было ужасно — она ощутила легкий укол зависти, что Дженни, не зная того, разделила эту страсть с их отцом.

Они прошли на крытое крыльцо, которое обдувал легкий ветер, и сели в плетеные стулья вокруг низкого стола. Отец Оливии нервно отхлебнул чаю из стакана.

— Извините меня за то, что я был таким таинственным, когда попросил нанести вам визит. Я просто не знаю, как приступить к предмету. Нет легкого способа сказать об этом, мисс Маески. Дженни.