Кровь драконов - Робин Хобб

– Какая красота! – выдохнула Тимара.

Она протянула руку – и Татс поймал ее за запястье.

Малта и Рэйн стояли рядом. Младенец неожиданно замолчал.

– Оно смертельно опасно, – напомнил всем Татс. Юный хранитель посуровел. – Что мы будем с ним делать?

– Сейчас? Ничего! – объявил Лефтрин. Он посмотрел в упор на повернувшуюся к нему Малту. – Мы его подняли. Внизу есть Серебро, хоть его едва хватит для того, чтобы смочить дракону язык. Но то немногое, что мы достали, мы не тронем. Мы оставим Серебро до возвращения драконов, в надежде на то, что с его помощью они смогут спасти ребенка. Кто-то против?

И он вновь обвел взглядом хранителей.

Сильве изумленно спросила:

– А что еще мы бы стали с ним делать? Мы все хотим, чтобы маленький принц жил!

Лефтрин с трудом скрыл свое удивление. Принц! Вот как они относятся к болезненному малышу – и потому рискуют ради него. Он откашлялся.

– Что ж… По-моему, нам надо немного остыть и от-дохнуть.

Тинталья чувствовала, как из дня начинает уходить свет. Из ее последнего дня? Наверное. Боль жила в ней огнем, который не согревал. Какой-то мелкий падальщик, оказавшийся смелее остальных, потянул ее за ногу. Она дернулась – даже рефлекторное движение теперь причиняло боль, – и он сбежал в тростники ждать. «Уже недолго», – подумала она.

Она ощутила, что он приземлился неподалеку от нее. Тяжелый удар лап взрослого самца о землю заставил вибрировать ил, на котором она лежала, а ветер, поднятый его крыльями, овеял ее. Она почуяла запахи: пахло мускусом и свежей кровью его недавней добычи. Они разбудили в ней голод – но неожиданно инстинкт потребовал от нее чрезмерных усилий. Тело уже избавило Тинталью и от этой примитивной потребности. Оставалось только перестать дышать.

А он подошел ближе.

«Еще не время. – Ей трудно было посылать ему мысль. – Хватит с меня боли. Дай мне умереть прежде, чем заберешь мои воспоминания».

Кало приблизился: она почувствовала, что он встал прямо над ней. Она напряглась. Он прикончит ее, моментально перекусив шею в самой ее тонкой части, где череп соединяется с позвоночником. Это будет больно, но быстро. Невыносимо ощущать муравьев, которые уже исследуют ее раны.

Кровь из его челюстей капала дождем, попадая ей на морду и в угол рта, где челюсть отошла в сторону. Она попробовала ее краешком языка и втянула воздух. Сладкая мука! Ее глаза приоткрылись.

Большой самец возвышался над ней. Свет падал на него, заставляя блестеть то черным, то темно-синим. Из его пасти свисала речная свинья. Теплая кровь капала в угол ее губ. Он захватил с собой добычу, чтобы не чувствовать голод, дожидаясь ее смерти. Запах свежего мяса пьянил. Она шевельнула языком, чтобы в последний раз вкусить жизнь.

Он бросил тушу прямо перед ней.

«Съешь ее».

Ее изумленная реакция была бессловесной.

«Съешь это. Если поешь, то, может, выживешь. Если выживешь, то я найду достойную подругу себе по размеру. – Кало стремительно отвернулся. – Я добуду еду себе и вернусь».

Она ощутила, как влажная земля под ней содрогнулась, когда он взмыл в небо. Глупый самец. Все зашло чересчур далеко. Это бесполезно. Она чуть приоткрыла пасть – и свежая кровь потекла по ее языку. Она содрогнулась. Убитая свинья была так близко, источая запах теплой крови. Она не может поднять голову. Но она вытянула шею по земле, раздвинула челюсти достаточно широко, и они сомкнулись на блестящей от воды туше. Она свела челюсти – и ее зубы вонзились в мясо, а кровь потекла прямо в пасть. Голод проснулся в ней, словно припорошенный пеплом огонь на ветру. Она рванула тушу, откусила кусок и наклонила голову, глотая. Прошло немного времени – и она подняла голову. Утоляя первый голод, она близко подтянула свинью. Жизнь снова возвращались к ней.

С силами вернулась боль. Когда туша закончилась, Тинталья содрогалась всем телом. Мелкие твари, приблизившиеся под покровом темноты, резво бросились обратно в заросли. Она перекатилась на брюхо и, взревев от боли, поднялась на лапы. Пройдя к реке, она вошла в ледяную воду. Муравьи и жуки, начавшие пировать в ее ранах, были смыты прохладной струей. Она ощутила жестокий поцелуй едкой воды: надо было надеяться, что она прижжет мелкие раны и они закроются. Она неуклюже приводила себя в порядок: из-за отека и плохой подвижности до некоторых ран дотянуться не удавалось. Самая тяжелая рана, в которой до сих пор оставался обломок проклятой калсидийской стрелы, заставила ее крыло странно оттопыриться. Она заставила себя пошевелить крылом и ощутила, что по боку заструилась горячая жидкость. Она заревела, выплескивая в темноту ярость и боль, и ночные птицы сорвались с ветвей, а оказавшаяся поблизости стая обезьян с воплем убежала от реки. Приятно было осознать, что она по-прежнему может заставить трястись от страха. Она проковыляла обратно и, найдя не слишком истоптанный участок тростника и папоротников, улеглась спать.

«Не умирать. Спать».

«Рад слышать».

Его мысль коснулась ее за несколько мгновений до того, как она ощутила дуновение ветра от его крыльев. Он приземлился тяжело, так что холодная почва под ним вздрогнула. Она ощутила запах свежей крови: значит, он опять нашел добычу и поел.

«Завтра утром я снова для тебя поохочусь».

Он беззаботно вытянулся рядом с ней – и она ощутила мимолетное беспокойство. Драконы так не делают. Ни один дракон не приносит добычу другому. И они не спят рядом друг с другом. Однако глаза у него были закрыты, а шумное дыхание было ровным и сонным. Было странно, что он лежит так близко.

«Странно, но уютно», – призналась она себе, закрывая глаза.

Шестой день месяца Плуга – седьмой год Вольного союза торговцев.

От Эрека Данворроу, бывшего смотрителя голубятни в Удачном, – Керигу Свитуотеру, мастеру Почтовой Гильдии в Удачном.

Мастер Свитуотер, я отправляю это послание голубем, выпущенным лично моей супругой из ее голубятни в Трехоге. Я пишу по вопросу, который очень важен для всех нас.

Надеюсь, вы помните, что когда-то я был вашим учеником и от вас усвоил принципы честности и порядочности. Сейчас я женат на Детози Данворроу, которую здесь, в Трехоге, давно знают как отличного и благородного смотрителя.

Сегодня, когда я направлялся к голубятне Детози, чтобы принести ей полдник, я услышал, а затем и увидел страдающую птицу: почтовый голубь запутался и повис на лапке. Я влез на тонкую ветку перехода и сумел его освободить. Представьте себе мое изумление, когда я узнал птицу, лично выращенную мной в Удачном и позже отправленную в качестве не имеющего пары самца в голубятни Кассарика. Хотя он не был окольцован, заверяю вас: голубя я узнал. У меня он носил прозвище Двупалый, потому что вылупился без одного пальца на лапке. Еще сильнее я удивился, когда нашел подтверждение того, что мне помнилось про эпидемию красных вшей. Эта птица значилась в списке тех, которые погибли в голубятнях Кассарика!