Черные розы - Саманта Кристи

в квартиру мисс Уитмейер. Я там пробыла всего пять минут. Я первый раз сижу с Хейли. Клянусь, я даже не знала, что на лестнице есть защитная калитка, не говоря уже о том, что она была открыта. Я пошла положить учебники и на секунду потеряла ее из виду. На одну секунду!

Я похлопываю ее по спине.

– Ты ни в чем не виновата, Аманда. Калитка должна была быть закрыта, и тебе должны были о ней сообщить. Что с Хейли? Куда ее забрали и почему ты не с ней?

– Ее забрали несколько минут назад. Меня к ней не пустили. К тому же думаю, что мое присутствие ей бы не очень помогло. Она меня почти не знает. Она все время кричала и звала маму и папу.

Я поворачиваюсь и обращаюсь к взвинченной медсестре за стойкой регистрации:

– Не могли бы вы мне сообщить о состоянии Хейли Лоуренс?

Медсестра перекладывает с места на место несколько планшетов, потом наконец обращает внимание на меня:

– Это не входит в мои обязанности, мисс. К вам скоро кто-нибудь выйдет. Но если вы не член семьи, то это вам не поможет. Вы член семьи?

Я игнорирую ее вопрос и указываю себе за спину:

– Я буду вон там. Попросите их ко мне подойти, пожалуйста.

Ничего не отвечая, сестра Рэтчед[29] продолжает раздавать регистрационные формы растущей очереди пациентов перед ней.

Мы с Амандой находим пустую скамейку и устраиваемся настолько близко к стойке регистрации, насколько это возможно.

– Надо позвонить бабушке Хейли, – говорю я, вспомнив, как Кэссиди однажды сказала, что Хейли иногда остается у ее матери. – У тебя есть ее номер?

Аманда выглядит как олень в свете фар приближающегося автомобиля. Потом качает головой:

– Я оказалась заперта снаружи. Список с важными номерами телефонов висел на холодильнике. Мистер Лоуренс был в списке вторым – сразу за мисс Уитмейер. Но входная дверь захлопывается, когда ее закрываешь. Я забыла про это, когда мы выходили. Мои вещи все еще там.

Она ковыряет шов на джинсах.

– Как вы думаете, у меня будут проблемы?

Я смотрю на нее и замечаю, как она напугана. Я почти забыла, что она и сама еще ребенок.

– Сколько тебе лет, Аманда?

– На прошлой неделе исполнилось пятнадцать.

Я помню себя в пятнадцать лет. Хорошее было время. Беззаботное. Веселое. И я часто нянчилась с Мэддоксом – ему тогда было примерно столько, сколько сейчас Хейли. Я ободряюще похлопываю ее по ноге:

– Нет, все будет в порядке. Это был несчастный случай.

Она делает глубокий вдох, проглатывая свое облегчение. Потом прищуривает глаза.

– А у вас нет телефона бабушки Хейли? Ну, раз вы девушка мистера Лоуренса и все такое.

– Я совсем недавно в этом статусе.

Я смотрю на свой телефон. На телефон Мейсона. Пролистываю список контактов в надежде найти еще одного человека с фамилией Уитмейер. Безуспешно.

– Есть здесь родственники Хейли Лоуренс?

Услышав эти слова, я вскакиваю на ноги – их произнес пожилой доктор. Волосы у него отросли так, словно в последнее время он не успевал подстричься. Лоб покрыт морщинами, выдающими его возраст, а под белым халатом – помятая футболка с группой, популярной в шестидесятых. С моей точки зрения, выглядит он не очень профессионально. Может, его вызвали в выходной.

Он не улыбается.

Черт!

Я чуть не затаптываю нескольких человек в зале ожидания, пока пробираюсь к нему. Аманда идет следом за мной.

– Я, – говорю я, пытаясь сделать вид, что нахожусь на своем месте. – Я с Хейли Лоуренс.

Он окидывает меня взглядом, от него не ускользает мой пирсинг в носу, неопрятный хвостик и несочетающаяся одежда, которую я в спешке натянула.

– А вы кто? – спрашивает он, приподняв бровь.

– Пайпер Митчелл, – отвечаю я без каких-либо подробностей.

– Кем вы приходитесь пациентке?

Я вздыхаю и бросаю взгляд на сестру Рэтчед.

– М-м-м… Я девушка ее отца.

– Девушка, – сухо повторяет он. – Мне жаль, юная леди, но я могу обсуждать пациентов только с членами их семьи.

Я смотрю на телефон в руке в надежде, что он зазвонит с новостями о том, что Мейсон – или хотя бы Кэссиди – уже находится на пути в больницу.

– У меня телефон отца Хейли, – бездумно произношу я, словно это каким-то образом делает меня членом их семьи.

Доктор непоколебимо смотрит на меня.

– Он дал мне телефон, потому что я потеряла свой, – в отчаянии объясняю я. – И теперь он без телефона, а я пытаюсь его разыскать. То есть мои сестры сейчас его ищут. А Кэссиди… то есть мама Хейли… куда-то ушла, и до нее тоже никто не может дозвониться.

Я указываю рукой на Аманду, которая все еще стоит позади меня.

– Няня принесла Хейли в больницу. Пожалуйста, хотя бы скажите нам, как она?

Доктор качает головой и достает из кармана визитную карточку.

– Мне очень жаль… Пайпер, верно? – Он протягивает мне визитку. – Попросите мать или отца девочки со мной связаться, когда они приедут.

Кто-то выходит через распашные двери за его спиной, и я слышу детский крик. Тот же пронзительный, мучительный вопль, который я слышала в трубке, когда говорила по телефону с Амандой. Я указываю на источник этого ужасного звука.

– Это Хейли, – говорю я ему. – Она там совсем одна. Вы же слышите, как она кричит.

– Она там не одна, – холодно возражает он. – С ней сиделка.

– Сиделка?! То есть незнакомый человек. – Я повышаю голос – и несколько человек оборачиваются на нас. – Ей нет еще и двух лет, а ее окружают незнакомые люди. Очевидно, что она поранилась. – Я указываю на блузку Аманды, покрытую пятнами крови. – Она, наверное, до смерти напугана всем вашим медицинским оборудованием и незнакомыми лицами. Вы должны меня к ней пропустить.

Врач поднимает вверх руку, словно знает, что сейчас я попытаюсь прорваться внутрь.

– Таковы правила. Если ее родители в скором времени не объявятся, мы вызовем социального работника.

– Социального работника?! – кричу я. – То есть еще одного незнакомца. Хейли, наверное, напугана до смерти. Пожалуйста, пустите меня к ней!

Дверь у него за спиной распахивается, и зал ожидания наполняется пронзительными криками Хейли. Доктор оглядывается назад.

– Меня ждут пациенты.

Потом кивает на визитку у меня в руке:

– Пусть ее родители со мной свяжутся.

И он выходит за дверь, которая открывается специальной карточкой.

Я совершенно ошеломлена и не могу даже пошевелиться. Я чувствую стекающую по щекам влагу и думаю о маленькой беспомощной девочке – одинокой и напуганной. Она чувствует себя брошенной?

Так чувствовала себя моя дочь, когда