Новый Мир ( № 9 2007) - Новый Мир Новый Мир

Впрочем, в этих залах можно показывать что угодно, — и любое лыко будет в строку. Мы же затратили на все три экспозиции не больше пятнадцати минут, из-за чего культпоход в МуАр остался каким-то недоразумением — слишком уж мало и межеумочно вышло, — выходишь на загруженную и шумную Воздвиженку и понимаешь, что она много питательнее искусственной тишины в заброшенном павильоне.

6. “Урбанистический формализм” в Музее современного искусства (филиал в Ермолаевском переулке). Музей современного искусства в Ермолаевском переулке состоит из пяти этажей, на четырех идет выставка “Урбанистический формализм”, собранная Женей Кикодзе. В критике уже называли эту экспозицию самым внятным проектом нынешней биеннале (музейный “Соц-арт”, о котором ниже, не в счет, он проходит по ведомству истории).

Пошел посмотреть на внятность. На каждом этаже по три комнаты (или зала), в каждом отсеке одно произведение, то есть всего здесь чуть больше дюжины артефактов. Из-за этого залы выглядят пустынными, стерильными. К тому же белизна стен оттеняется белой кафельной плиткой, положенной в основу одной из инсталляций (ее продолжение — небольшие круглые картинки с кляксами, в которых медленно проистекают биоморфные изменения). То есть весь зал, по сути, остается пустым.

Еще один объект, работающий на хладнокровную отчужденность, — столярная шкурка, которой выложены полы, ведущие в одну из комнат, где на одной из стен этой же самой шкуркой выложена дверь. И больше ничего.

В затемненном зале (центральном на этаже и потому самом большом пространстве) идут три видеотрансляции. На одной стене едут грузовые составы в одну сторону, на противоположной точно такие же — в другую. Посредине зала (трансляция с потолка на пол) время от времени раскрывается экран, изображающий люк самолета (внизу топографические узоры абстрактной местности), из которого скидывают снаряды. Эта инсталляция группы “Синий суп” кажется самой эффектной и впечатляющей. В другом центральном зале на стене висят два золотых плода в разрезе (половинки размером с большой арбуз) — объекты Анатолия Осмоловского, посвященные одноименному роману Натали Саррот.

Авдей Тер-Оганьян выставляет пустые холсты, окрашенные в полутона монохромные поверхности, нарушаемые точкой скотомизации (фотовспышкой?), он же создает в закутке зеленую комнату с зеленым светом. Висят два белых полотна, которые в свете зеленой лампы, разумеется, окрашиваются в зеленое.

Интересная инсталляция, посвященная воскрешению предков (по космисту Н. Н. Федорову), расположена на первом этаже. Зал перекрывают большие двухъярусные белые полати с постельным бельем, внизу раскиданы ноутбуки с трансляциями — если всех предков оживить, как предлагал космист, то каждому придется поселить у себя в малометражной квартирке не менее четырех человек.

И даже замечательный рисовальщик Алексей Каллима выставляет достаточно спокойные объекты — в соавторстве с Инной Богуславской он вешает под потолок модель стыкующихся космических кораблей “Союз” и “Аполлон”, собранную из сигаретных пачек “Космос” и самих сигарет (ими выложены сопла). Конструкция висит под потолком, и это единственное, что есть в зале, не считая стула старушки-смотрительницы. Старушек здесь едва ли не больше, чем экспонатов, — по две, что ли, на небольшой трехзальный этаж. В этом пустотном пространстве проходит весь их рабочий день, поди забалуй!

В зале напротив инсталляция Каллимы и Богуславской “Происхождение видов”: несколько подставок со стеклянными колпаками, под которыми — слегка модифицированные пачки сигарет “Мальборо”. И снова более ничего, кроме старушек, зачем-то ходящих за тобой, дабы ты не нарушал пространство тотального покоя.

После концептуальной невнятицы экспозиций на “Винзаводе” выставка, собранная Кикодзе, являет иную, противоположную, крайность — она чрезмерно расчетлива, просчитана, дистиллированно чиста. И потому, что обилие белого пространства задает контекст хирургической клиники, и потому, что все объекты расставлены вдали друг от друга и демонстрируют современную некоммуникабельность, техногенность.

Выставка ведь не зря называется “Урбанистический формализм” — холодные, отчужденные, ни уму ни сердцу, формы, тщательно прокомментированные на бейджиках (Кикодзе каждому объекту предпосылает целую страницу текста — с биографией и эстетическими пристрастиями автора плюс расшифровка смысла выставленного артефакта). Ходишь, расставляешь галочки. Однако вот что странно: в последующие дни время от времени ты ловишь себя на том, что мысленно возвращаешься к тому или иному объекту. Внезапно он наплывает в памяти некоей подтаявшей льдиной, утратившей ледяную зимнюю прохладу, но сохраняющей суть, послание, мессидж. И тогда окончательно становится понятно, “про что” — про неуют и дискомфорт комфорта, про разъятость и невозможность соединения, про ту самую отчужденность и некоммуникабельность, о которых раньше ты читал в книжках об искусстве загнивающего капитализма.

Важно, что выставка сделана без каких бы то ни было поддавков зрителю, внешней эффектности, аттракционов — куратор задачу взял, поставил, выполнил. Без скидок на время и место. Не важно, что нынешнего росса еще только нужно приучать к специфике актуального искусства, оно уже здесь, в самом центре замерзшего сердца, из обледенелых обломков которого кто-то скучающий выкладывает слово “ВЕЧНОСТЬ”.

7. “Соц-арт. Политическое искусство в России и Китае”. Третьяковская галерея на Крымском Валу. Мы пошли в Третьяковку на Крымском Валу для того, чтобы выставки биеннале посмотреть, но Третьяковка на Крымском Валу — это такое место, которое превращает любой поход на любое мероприятие в поход в Третьяковку на Крымском Валу. Странное место, в котором трудно разобраться — то ли это место силы, то ли, напротив, полного бессилия, однако же следует признать мощность пространства, которое само себе цель. Здесь очень важно большое количество воздуха во всех залах, что всегда больше любой экспозиции, поэтому сколько бы народу здесь ни бродило, всегда будет казаться, что почти никого нет.

Воздушный обморок начинается в холле, которым посещение Третьяковки на Крымском Валу может и исчерпываться, — такой он огромный и, как искусство для искусства, бесполезный. Теперь при входе выдают бахилы, отчего стерильную, больничную бледность стен и серость пола нарушают сгустки кляйновского синего. И нужно внутреннее усилие, чтобы из этого морока выбраться на выставочные этажи, где пространства еще больше и устроено оно еще более нелепо, из-за чего спине, например, становится холодно. Плюс огромные окна, за которыми — особенно недружелюбный московский март, словно бы сочащийся сквозь кондиционеры внутрь здания, так что начинает казаться, что в углах фойе, за цветочными кадками и угрюмыми скульптурками, продолжают таять пупырчатые корки черствого снега.

В Третьяковке на Крымском Валу разместили экспозиции из “параллельной программы”: советский соц-арт и китайский соц-арт. Однако же ничего не знаю и не хочу знать про “параллельность” — куратор Андрей Ерофеев подготовил практически идеальную выставку, соразмерную не только объекту изучения, но и заданному пространству.

Кажется, первый раз лабиринт второго этажа (российский соц-арт расположен на месте основной экспозиции и вполне мог бы заменить ее, собственно, это он сейчас и делает, плавно вытекая из геометрической и “научной” — есть, оказывается, и такое понятие — абстракции) разыгран в правильной пространственной пропорции. Объектов много, и все они создают хорошо срежиссированную суету. Начинается, конечно, скучно — с Ф. Инфанте и правильных геометрических, кинетических конструкций, но потом, примерно со второго-третьего зала (там, где в стекле стоймя “Мусор” И. Кабакова и в стекле же плашмя “Мусор” В. Сорокина, а также инсталляции Д. Пригова с висящей фигуркой и ящик с каталожными карточками Л. Рубинштейна), время и содержание времени (контент) словно бы уплотняются, становятся интерактивными, зело диалогичными. Да, в зале, конечно, тишина (только иссиня-синие бахилы шуршат, зачем они здесь, ведь никакого паркета?!), но такое ощущение, что, как в фильме “Ночь в музее”, все экспонаты завязаны в безмолвную игру взаимодействий и взаимозачетов.

То есть соц-арт правильно начинается с сольного выступления концептуалистов, которые затем повторяются в разных сочетаниях и дополняются близкими (а то и далекими) авторами.

Методологически правильно. Снова И. Кабаков, снова уместный (а он всегда уместен) Д. Пригов, качественный Г. Брускин, неожиданно хорошие В. Косолапов, А. Соков и особенно В. Орлов. Обязательное обилие Комара и Меламида выполняет роль закваски, основы содержания, к которому хорошо пристегиваются и современные работы — О. Кулика, А. Каллимы, “Синих носов”, “МГ” и “ПГ”, К. Звездочетова. Видна поступательность, эволюционность развития, плавная и ненавязчивая, не выставка, а хорошая, умная монография.