Прощальный танец - Мира Ризман

ещё несколько минут пытался привести дыхание в норму. Сердце, пропустившее в тот момент удар, теперь билось, как сумасшедшее, будто вознамерилось взмыть к небесам. В висках сдавило так, что перед глазами ещё какое-то время плясали мушки.

Лишь когда его состояние пришло в норму, Дамиан вновь шагнул к окну. Ему нестерпимо хотелось посмотреть на родную столицу, и потому он осторожно подул на замороженное стекло. Под теплым воздухом рисунок начал смазываться. Не ощутив никакого сопротивления, Дамиан принялся дуть сильнее, пока не появилось небольшое отверстие. Ещё немного стараний, и вот уже через небольшое «окошечко» можно было взглянуть на город, а точнее едва проглядывающие из-под снега крыши домов. Поражённый увиденным, — обычно из-за постоянных ветров в столице редко где можно было встретить сугробы, — Дамиан ещё немного расчистил от узора стекло. Но, чем шире становилось его «окошечко», тем более пугающей представала картина. Дома занесло чуть ли не до второго этажа, дороги и площадь замело так, будто их в этой снежной пустыне не было никогда. Озадаченный и обеспокоенный Дамиан поспешно выбежал из спальни в небольшую приёмную. Здесь окна выходили на другую сторону, и потому, отогрев себе новое «окошечко», он напряжённо принялся рассматривать порт, внезапно превратившийся в жуткую ледяную композицию. Большинство кораблей облепило наледью, с мачт вместо парусов свисали длинные, похожие на оборванные по краям полотна, сосульки. Линия причалов угадывалась лишь по нацепившим на себя снежные шапки торчащим над сугробами фонарным столбам. Но самым шокирующим был вид застывшего моря. На памяти Дамиана такое происходило впервые, чтобы бурные серебристые воды покрылись ледяной коркой! И тем особенно примечательным оказался вид застрявшего во льдах незнакомого галеона. Не иначе, как чудом, ему удалось избежать участи быть замороженным. Впрочем, судя по собравшейся у ватерлинии груде осколков, корабль прибыл в порт совсем недавно, и явно пытался протаранить себе путь, но смог добраться лишь до молов.

«Похоже, это и есть судно Торика», — вдруг осознал Дамиан, рассматривая жуткого морского монстра, венчавшего корпус галеона. Нахмурившись, он принялся считать бойницы, чтобы понять боевую мощь корабля, но шум за спиной отвлёк его от этого занятия. Дамиан обернулся ровно в тот момент, когда двери в апартаменты открылись. И все его прежние мысли разом снесло, когда он увидел входящих.

— Матушка! — Дамиан бросился навстречу матери.

* * *

Разговорам, казалось, не будет конца. Отец посылал слугу за напитками уже в пятый раз, а оживлённая беседа всё не смолкала. Едва закончились взаимные объятья, Дамиан поведал родителям о своём неожиданном появлении в гобелене родного замка и встрече с сестрой. Матушка весьма оживилась, услышав о Джэйн и Анцифере, впрочем, как и отец. Дамиан ощутил их волнение и переживания, и потому решил пока не рассказывать ни о сложностях в личной жизни сестры, ни о том, что она совсем недавно была в их мире. Сейчас и без того хватало неразрешимых проблем, и добавлять ещё беспокойства он счёл излишней жестокостью, и потому с радостью ухватился за сетования матушки насчёт гобеленов.

— Я и предположить не могла, что медальон сработает, как внешние врата! Это так странно, я была уверена, что мы здесь заперты!

— Когда я вскрыл медальон, в нём была лишь пыль, — признался Дамиан.

Его слова явно озадачили матушку: её милое лицо вмиг посерьёзнело. И он решил пока не заострять на том внимание и спешно перевёл тему.

— Было темно, потому я не особо понял. Возможно, мне это показалось. Кстати, я не знал, что у гобеленов могут быть такие свойства.

— Прости, мне стоило объяснить тебе, — посетовала мать, а потом, взглянув на его руки, внезапно нахмурилась. — Ты потерял моё кольцо?

— Я оставил его Джэйн… Решил, что если мы тут заперты, то, возможно, ей удастся прорваться к нам, — уклончиво ответил он. — Во всяком случае, на мне это сработало. Благодаря ей я вновь оказался здесь!

— Она сделала это одна?! — восхитился отец, но Дамиан вынужден был его поправить:

— Не совсем, ей помогли. Друг, видимо. Надеюсь, матушка не в обиде на меня за такое решение?

— Да как я могу быть в обиде? Моя потерянная дочь жива и здорова, а любимый сын, наконец, вернулся! И теперь меня куда больше заботит та угроза, что нависла над всеми нами! — Её взгляд упал на вампирские оковы, облепившие запястье Дамиана. — Этот мерзавец… Он нарочно порочит твоё честное имя!

В комнате повисла напряжённая тишина. Дамиан вновь услышал нервный стук собственного сердца. Липкий страх обнял его за плечи, наполняя сознание жуткими воспоминаниями о чёрных вихрях.

— Моя магия… она больше не слушается меня, — упавшим голосом сознался он.

— Вот же подлец! — в сердцах воскликнула матушка, но прежде, чем она разразилась гневной тирадой, которая, судя по её разъярённому лицу, вот-вот должна была обрушиться на невидимого врага, в разговор внезапно вмешался отец.

— Не стоит во всём винить только Отрийского лорда! Ты знала, на что шла, и как это может отразиться на Дамиане! И я предупреждал, что в твоём плане много изъянов и неучтённых условий.

— Ну уж прости, что не смогла сдаться! — вспылила вдруг матушка, и Дамиан с недоумением уставился на неё. Прежде он никогда не видел её такой несдержанной и раздражённой. Она всегда была для него оплотом непоколебимого спокойствия и уверенности, однако сейчас этот величественный образ стал рассыпаться, будто песчаный замок, не выдерживавший напора прилива. Все утаиваемые до сего момента чувства, вырвались наружу и проявились на матушкином лице. И Дамиан от неожиданности раскрыл рот. Как же разозлённая Джэйн была похожа на гневную матушку! Тот же капризный тон, свирепый взгляд, способный, казалось, испепелить, и невероятно выразительная мимика! Насупленные брови (матушкины чуть шире и с большим изгибом), поджатые губы, ставшие от напряжения совсем белыми, и вздёрнутые нос и подбородок, но не из гордости или презрения, а от желания доказать свою правоту.

— Не кипятись, Дани! Твой гнев не достигнет адресата, а ранит только нас, твоих близких! — Голос отца чуть смягчился, но не так, будто бы его хозяин испуганно сдался. Он, скорее, отступил, как часто бывает при военном маневре, и, уйдя от лобового столкновения, смело зашёл с другого фланга. — Сынок, — обратился он к Дамиану. — Ты знаешь, я не терплю лицемерия и лжи, и потому буду с тобой честен. Для народа Каэра ты стал олицетворением зла…

Сердце Дамиана камнем ухнуло вниз, а тем временем отец продолжил:

— Ты знаешь, насколько каэрцы суеверны. Они готовы были похоронить раньше срока короля Йорана только из-за затмения. А ныне на их долю выпало столько невзгод! Тут и разумом