Сестры - Пат Бут

Постепенно новое состояние начало овладевать ею. Вот тот, кто ей нужен, – глубокий человек, не эгоист, имеющий цель в жизни и обладающий непреклонной волей для ее достижения. Фоли не то, что Билли Бингэм – мальчишка, обуреваемый взрослыми мечтами о власти и мести. Его характер сформировался и сложился, жизнь его была посвящена цели столь высокой, что нужно вставать со стула при одном ее упоминании. И она должна соперничать с этой целью. Словно существовала некая иная женщина-соперница, прекрасное создание, стоявшее выше всякой критики и упрека. Он посеял в сердце Джейн семена экзотического цветка, именуемого ревностью, сладкий запах которого добавлял нечто пикантное в дилемму, именуемую любовью.

Однако события развивались чересчур быстро, а их взаимоотношения продвигались вперед слишком медленно. После переломной встречи с Питом Ривкином жизнь Джейн почти перестала принадлежать ей. По его указанию вокруг нее возникло волшебное облако, и всеми неизвестными ей доселе деталями новой ее жизни стал заниматься созданный им огромный людской механизм. Вложения, страховки, дом в Бенедикт Каньоне (игрушка одного промышленника из Германии, уставшего от своего «голливудского периода»), машины, инструкторы театрального мастерства, зеленая карта и многое другое – все появилось практически в одночасье. Платиновые кредитные карточки Амекса, золотые – Висас, конверты со стодолларовыми банкнотами возникли одновременно с армией художников-визажистов и парикмахеров, массажисток, шоферов, служанок и маникюрщиц, которые обступали ее в невообразимо ранние утренние часы, когда весь мир безмятежно спал. Днем шла тяжелая, изматывающая работа на съемках «Ночей», от которой ныла спина, а по ночам она пыталась заснуть, преодолевая возбуждение дня и мечты о расстилающемся перед ней мире.

Конечно же, она переехала от Роберта в Беверли-Хиллз, в отель «Ханада». Иногда они встречались: за сандвичами в студийной столовой, за обедами, после напряженных съемочных дней и перед ранними отходами ко сну, так как только ранний сон давал силы подниматься на рассвете, однако разлука и невероятный успех Джейн углубляли разделявшую их дистанцию. Это выводило ее из себя здесь, в Долине, потому что она знала, что он желал ее. Тысячу раз видела она это желание, сквозившее в его жестах, в огне бушующей страсти, таившемся в глубине страждущих глаз. И она желала его – Боже, как она хотела его – в Сан-Фернандо, когда ночная духота опускалась на нее, превращая ее одинокое ложе в поле битвы с безмолвным желанием, сминая простыни и пропитывая потом рубаху. Она молила темноту открыть тихонько дверь и впустить к ней ее возлюбленного.

Единственный, похожий на землетрясение поцелуй, и больше ничего. Он оторвал себя от нее, словно совершил преступление – преступное деяние, которого избегал, но которого желал больше, чем самой жизни. Что за сила сковывала его страсть? Какая сила останавливала его руку и не давала ему поступать по велению сердца? Он хотел обладать ею, но не любил, а она находилась здесь, ждущая, взывающая о любви. Каждый совместный день они прожили словно муж и жена – по выходным ходили за покупками в магазин Ральфа, ели халву у Фрэнка, читали книги, сидя в комнате порознь, но удивительно вместе, по выходным загорали на берегу маленького бассейна. Было столько возможностей, столько шансов для интимного сближения, но облака загораживали солнце страсти, и в моменты, когда все шло «как надо», вмешивалась непонятная сила и все портила.

Джейн никак не могла понять, в чем же дело; она подозревала, что тому имелась причина, коренившаяся в его прошлом, которое он не станет обсуждать с ней. Он не все время был врачом. Он стал им позднее. Это все, что она знала. А чем он занимался до этого? Кто, если такое было, любил его? Кого, если такая была, любил он? Для нее это оставалось загадкой. Согласно взаимной договоренности ни один из них не старался проникнуть в глубь прошлого другого.

Джейн предоставила мыслям течь самим по себе. Роберт Фоли. Сладкая мечта полуденного каньона.

Загорелая грудь ее дышала все ровнее. Она лениво облизнула губы и закрыла глаза; затем, застыв на несколько секунд на подкидной доске трамплина, она взлетела вверх и начала погружаться в распахнувшуюся навстречу глубину сна.

Никто не отвечал на звонок у ворот.

Роберт Фоли не был настроен ждать. Он бросил машину на обочине дороги и перемахнул через тяжелые железные ворота.

Входная дверь в дом была не заперта, теплый бриз с каньона шелестел глянцевыми листьями фикусов, стоявших в выложенном мексиканским кафелем холле, ласкал лилии, высаженные в массивных дубовых кадках, разгуливал между пальмами, охранявшими вход в студию.

– Джейн?

Там ее не было.

Он обошел несколько комнат, негромко выкрикивая ее имя. Комнаты отвечали ему тишиной. Пока они не были ее комнатами. Она не успела передать этому восхитительному дому отпечаток собственной индивидуальности.

Он вышел наружу, к бассейну, к павильону. Никого.

Затем он увидел ее лежащей на самом краю террасы, на фоне затянутого дымкой каньона.

Роберт Фоли ускорил шаги, заколотившееся в груди сердце опережало ноги.

Он остановился около нее, лицо его выразило необоримое желание при виде этой девушки, которая вырвала его из мрачного подземелья прошлой жизни. Она спала; длинная загорелая рука прикрывала глаза от безжалостного солнца. Под рукой на волосах блестели капельки пота. Прекрасные обнаженные груди гордо вздымались к чистому голубому небу, взывая к самому естеству Роберта.

– Джейн!

Голос прозвучал тихо, без намерения прервать ее сладкий сон, а с целью наполнить звуком зрительную симфонию.

Затем он опустился подле нее на колени и коснулся губами ее губ, язык его нежно слизнул капельки пота, выступившие на верхней губе.

Ветер пустыни овевал любовников.

Джейн медленно пошевелила рукой, приветствуя ветер. Томно потянувшись, вытянула руку вверх, покрутила ею, чтобы прочувствовать мягкий поцелуй, принесенный из пустыни Санта-Ана. Она улыбалась, глядя ему в лицо: сейчас боль исчезла из его глаз, все лицо купалось в безмятежности любви, которой она никогда прежде не видела. Скоро настанет очередь слов, но не сейчас, пока еще рано.

Ее ноги лежали поперек его, изящные загорелые контуры резко контрастировали с его бледной кожей. Роберт – человек, у которого нет времени для поклонения солнцу; человек, озабоченный проблемами человечества, наконец-то полюбил ее.

Она была полна им, восхитительно, необыкновенно полна им, и исторгавшиеся из глубин ее души крики в момент наивысшего апофеоза страсти эхом все еще звучали внутри. Она даже не мечтала, что могучая дамба может рухнуть. Очень долго и очень многое скрывалось за ней, но понемногу кирпичи дамбы рассыпались в пыль, бетон дал трещину, и могучий поток желания обрел свободу и выплеснулся в самую сердцевину ее сущности. И вот теперь этот поток находился в ней, как и Роберт, соединенные радостью первых мгновений после первого акта любви.