Поздний развод - Иегошуа Авраам Бен

Кровь прилила мне в голову, и я бросилась к своему убежищу в большой роще, где стояло мое кресло, надела очки, которые Иегуда принес сегодня от офтальмолога, и раскрыла книгу, которую я читала все эти последние годы, прислушиваясь в то же время к реву отъезжающего мотоцикла и перекрывающему его голосу Ихзекиеля, взывающему ко мне. Я поправила пришедшие в беспорядок волосы, закрыла глаза, надвинула свою соломенную шляпу на лицо и притворилась спящей. Но я слышала их голоса, шум раздвигаемых ветвей и ощущала, как вздрагивала земля под тяжелой поступью Мусы. Но когда они увидели меня, погруженную в сон, они мгновенно замерли, а потом бесшумно опустились на землю там, где они стояли… опустились и стали ждать, когда я проснусь. А я нежилась с закрытыми глазами под ласкающими лучами весеннего солнца. Постепенно шум посетителей и разъезжающихся машин начал стихать. Глубокий, умиротворяющий покой опустился на меня, и я подумала – ну вот, я и получила развод, которого хотела, он отдал мне свою часть квартиры, никогда не услышу я более, как он говорит со мной в этой своей вновь приобретенной манере. И еще я подумала, что именно сейчас самое время для нее, чтобы нанести мне визит и рассказать о том, что она думает. Но мое дыхание становилось все тяжелее и тяжелее, книга выскользнула из рук и упала на землю, в то время как я погружалась в дрему, смутно желая, чтобы появился кто-то, кто снял бы с меня очки и подложил мне под голову подушку. Мои растрепанные волосы вились на ветру, а я погружалась в сон все глубже и глубже, пока не достигла самого дна, где детский голос говорил что-то по-английски. Откуда-то донесся сильный запах жареных грибов… после чего я ощутила легкое прикосновение и проснулась, готовая увидеть перед собой белое круглое лицо Двойры – и действительно увидела ее… но не только ее – за нею, словно прячась, возник Ихзекиель – он держал в своей руке руку Двойры, словно это была не рука, а плеть, которой он собирался меня разбудить. «Цви! – выкрикнул он. – Цви приехал! Он здесь! Он ожидает у ворот! Он послал нас за тобой!» Я всегда знала, что в любую минуту Цви может мне позвонить, но мне и в голову не приходило, что он может появиться собственной персоной накануне седера. Я встала, несколько ошалевшая ото сна, но с ясной головой, как если бы во время этой короткой передышки меня как следует отмыли изнутри. Больница теперь была совершенно пуста. На дорожке во всем своем великолепии, в белой рубашке и красной бандане на голове, стоял наш «король Ог», наш великан Муса. Поверх банданы, на огромной шпильке чудом держалась черная кипа. «Цви у ворот, – непрерывно, как безумный, повторял он. – Ты знала, что он приехал? Ты разговаривала с ним?» Похоже, он был в отчаянии. «Он что, приехал, чтобы забрать тебя?» Но я ничего ему не ответила. Все еще не пришедшая в себя после сна, но с ясной головой, я зашагала по направлению к воротам, ощущая, как вновь поднявшийся ветерок, разогнавший тучи и открывший голубую лужайку неба, подгоняет в ту же сторону неразлучную тройку – Ихзекиеля, Мусу и Двойру (Ариель исчез, – скорее всего, кто-то приехал и забрал его). Ихзекиель шествовал, погруженный в раздумье. Он то и дело выдвигался вперед, поджидая меня, словно преданный пес, и снова забегал вперед, как бы гарантируя безопасность пути. Когда мы проходили мимо закрытой палаты, то вынуждены были остановиться при виде трех незнакомых подростков в майках и коротких трусиках, игравших так непринужденно, как если бы они не имели никакого представления о том, где они находятся. Дети в сумасшедшем доме… Высокая светловолосая девочка и худой мальчик катали упитанного круглолицего малыша, по всей видимости младшего их братишку, по лужайке, весело переговариваясь по-английски.

Мы подошли к воротам, от которых ровные ряды эвкалиптов спускались к главной дороге, оставляя слева и справа такие же ровные ряды хлопковых посевов, которые в конце лета раскроют свои белые коробочки. За ними поблескивали стальные рельсы, двумя синеватыми ручейками уходившие к горам Галилеи.

Позади ворот, возле темнеющей проходной, из окна которой доносился рев рок-музыки, мой Цви эффектно стоял возле большого белого «мерседеса»; во рту – длинная сигарета, пиджак наброшен на плечи поверх белоснежной рубашки из тонкого хлопка – вид у него был такой, словно он только что вышел из модного салона верхней одежды. Едва он завидел меня, он прекратил свою болтовню с привратником, небрежно кивнул моему эскорту и живо распахнул передо мною ворота, которые тут же закрыл перед носом у Ихзекиеля, даже не поблагодарив его. Затем выбросил сигарету, повернулся ко мне, взял мои руки, торжествующе улыбнулся и обнял осторожно, но крепко. А затем, ведя меня к машине, разразился потоком слов… речью, смысла которой я сразу не поняла. С заднего сиденья машины он достал букет цветов и вложил их мне в руки не без торжественности, сопроводив все это многозначительной улыбкой. «Ты с ума сошел, Цви», – сказала я ему. «Совершенно верно», – ответил он с веселым смешком. «Ну, вот, наконец-то ты свободна. Совершенно свободна, свободнее не бывает. Я говорил по телефону с Яэлью, и когда она сказала мне, что все процедуры прошли гладко, я не мог удержаться, чтобы не приехать сюда. А мой приятель Кальдерон согласился меня подбросить… Ну, так, значит, все кончено. Мне сказали, что ты вышла… А ты, значит, после всего этого мирно уснула. Снимаю, мама, перед тобою шляпу…» Он все не мог никак остановиться, бессмысленный поток пустой болтовни, казалось, вытекает из его рта совершенно самостоятельно, без малейших усилий с его стороны. И букет цветов, не что-нибудь! В самом автомобиле сидел его владелец, банкир, и я перехватила его встревоженный взгляд. Он незаметно кивал, но вид у него при этом оставался чопорным, принужденным, и мне показалось, что он просто боится вмешиваться в наш разговор.

«Ну, значит, с этим покончено, – повторил Цви, взяв меня под руку и двигаясь со мною вниз по дороге среди притихших в ожидании праздников полей… – И как ты сейчас при этом себя чувствуешь? По правде сказать, я боялся, что он в последнюю минуту даст задний ход». Он посмотрел на меня… «Или что это сделаешь ты. Яэль сказала мне что-то об одном из раввинов, который пытается сделать какую-то гадость… что-то он сказал ей об этом по телефону. Но пока что мне сдается, что дело закончено – вы разошлись благородно и достойно, безо всякого шума. Я звонил Аси, чтобы рассказать, чем кончилось дело, и он тоже был рад. Это должно было случиться… рано или поздно… не было иного пути…» И он продолжал и продолжал все в таком же духе. «Ты же знаешь его… у него такая интуиция… он убежден, что все, что должно случиться, – случится, это предопределено. Завтра вместе с Диной он приедет попрощаться с отцом, а потом, возможно, увидится с тобою тоже. Принести свои поздравления…»

Внезапно он запнулся, подмигнул мне и снова обнял. «Ну а теперь, как ты думаешь, что нам предпринять? Я собирался заехать за тобой и забрать тебя… но куда? Я просто разрываюсь между вами двумя. Он улетает завтра вечером, и я не могу его не увидеть… если уж честно, что-то подсказывает мне, что следующий раз мне представится не скоро. Он ведь на самом деле покидает нас – я окончательно поверил в это, увидев, как безропотно он отдал тебе квартиру… в конце концов. И Яэль просила меня провести этот седер с ними… тем более, что там кроме Кедми будет еще эта его ужасная мамаша… А с другой стороны, я не могу допустить и мысли, что ты останешься здесь среди этих людей. Мне так хотелось побыть с тобой… кто бы мог подумать, что меня все это так взволнует… А ты будешь просто дремать да еще так безмятежно… хотя, конечно, если все действительно подписано и заверено печатями… эти документы… это соглашение о разводе… это все ведь у тебя? Мы должны все по-быстрому решить, потому что бедный Кальдерон обязан быть у себя дома для седера, провались оно все пропадом… А он не хотел бы сознательно раздражать их… так что ты на все это скажешь? Хотя, конечно, мы можем и сами по себе… даже вдвоем пойти куда-нибудь… может быть, даже в хороший отель… Если такие… должны быть, где устраивают коллективные празднования… но, может, ты предпочитаешь, чтобы мы вернулись в Тель-Авив и устроили сами себе частный, индивидуальный седер, заказав роскошный ужин где-нибудь там? У тебя ведь в квартире наверняка сохранилась какая-то одежда… в квартире… теперь она целиком твоя, верно? Так что… ну, что ты скажешь?»