Змеиное проклятье - Сергей Болотников

Да, безумие сидеть так, размышлять, да еще и искать пути к спасению. Но человек хочет жить и иногда попадаются такие, что за жизнь цепляются всеми четырьмя конечностями или зубами. И не смотрят при этом, что мозг вот-вот перегорит. И даже не смотря на внутренний разброд, Сергей знал, что лица спутников, такие же как и у него самого.

Да дракон вернулся. И несмотря на столь огненную явь, дико было представить что это все-таки Щербинский. Человек, селянин, один из многих. Мысль о том. Что он умер, принялась бы гораздо легче.

И эта тварь, бывшая раньше их другом и спутником теперь пыталась их убить. Пыталась целенаправленно и старательно. Дракон методично изничтожил дом бывшего доктора и им пришлось бежать, укрываясь под крышами хат от льющегося сверху огня. Пару раз они чуть не погибли. Тем более что Лапникову с Леонидом приходилось тащить Сергея почти на себе, хотя от отталкивался и говорил что может идти сам.

Чудище пировало над селом, рушило во множестве дома и скоро в Черепихове наконец стало светло.

Стало светло от множества пожарищ.

Дома загорались как спички, оплавленная обгорелая кровля летела во все стороны расплавленными каплями, дорогу падали обгорелые дымящиеся доски, стрелял лопающийся шифер. Взлетала огненными роями сорванная с крыш черепица.

В конце концов трое оставшихся в Черепихово людей укрылись в подвале одного уже сгоревшего дома. Укрылись и некоторое время слушали как сверху бушует разъяренная тварь. Ощутили пару увесистых ударов в землю неподалеку. Но потом все затихло, видно дракон все-таки потерял их.

– Интересно, – сказал Лапников, сидя привалившись к покрытой наледью стенке погреба. Рядом стояли крашенные белой краской полки на которых обретались тридцать банок с квашеной капустой. К счастью теперь температура была много ниже нуля, а то ясно было видно, что большинство банок порченные, а некоторые даже покрыты беловатой плесенью, – как такая зверюга моет плеваться огнем не обжигаясь?

– Плохо фэнтези читал. – Произнес Серега лениво. – Огонь образуется не в глотке дракона. Скорее всего у него имеется специальная железа, что вырабатывает горючий газ. Дракон выдыхает его, а на зубах, скажем, у него воспламенитель. Как зажигалка. Получается что огонь образуется у дракона не в пасти а уже на воздухе. К газу же привыкнуть я думаю легче чем к огню.

– Поучительно. – Съязвил Лапников. – подумать только, мы сидим в этом ледянющем погребе и размышляем над устройством дракона! Никто не подумал над тем, что выходя отсюда нет.

– Может и нет, – согласился Сергей, – да только выхода давно нет, надоело все. И Сивер наш тоже без сил. Гадину огненную не смог отогнать.

– Тяжело. Не жизнь у нас последний месяц а пародия какая то. Издевательство над личностью потрясающее. А меня ведь в дома в Москве ждут.

– И меня. – Ответил Серега. – Отпуск то полторы недели назад закончился. Вот так люди исчезают. И куда там инопланетянам всяким.

– Небось по больницам ищут.

– Лапников а Лапников, – сказал Серега – тебя зовут то как? А то мы все как-то по фамилии да по фамилии.

Лапников помолчал. Подтянул к себе поближе собаку. На руках вынес, спас таки, затем сказал тихо:

– Данила…

– Потрясающе, – слабо ухмыльнулся Сергей, – Данила Лапников! Звучит то как! А теперь скажи мне Данька, только на чистоту. Зачем ты приехал в Черепихово?

– Честно? – спросил тот.

– Сам понимаешь, может быть не выберемся отсюда.

– Ну если честно. Совсем честно, то я приехал сюда отрыть клад.

– Ух ты! – вырвалось у Леонида.

Серега снова ухмыльнулся:

– Значит правда соперник! И я за кладом.

– Получается мы оба не журналисты? А я признаться думал, что ты честно, скрывал. Тогда кто же ты?

– Я не журналист. Подумав на досуге я пришел к выводу, что не один нормальный журналист, кроме таких маскирующихся олухов как мы с тобой, не за что не поедет писать опус о такой занюханной глухой дыре! Я художник, работаю в рекламной компании. А вот он, – Сергей кивнул на Леонида, – мой сослуживец, бывший историк. Специалист по средневековой Руси. А ты кто тогда.

Лапников блеснул очками, странное видение в почти полной темноте. В щель над головой прорывался только слабенький лучик от бушующих вокруг пожаров.

– Я писатель, – сказал он, – писал книгу о древней Руси. Нужно было кое-что узнать, полез в архив, а там наткнулся на документ, про клад который. Да и Сивера там видел.

– Вот значит почему ты такой осведомленный был?

– Да, я хорошо подготовился.

– Вот что Данила, – произнес Леонид из дальнего угла, – раз уж так, то если мы все-таки выберемся отсюда, то вырытый клад поделим, на три части. Согласен?

– Согласен. – Ответствовал Лапников. – Да только не выберемся мы.

Все замолчали. И надолго. В общем то не было желания говорить у людей, запертых в ледяном подземном коробе, эдакой благоустроенной могилой на троих. То что дракон оставался сверху и по-прежнему сторожил их было хорошо видно. Он парил в небесах неподалеку бдительно патрулируя окрестности и не один предмет не ускользнул бы от его бдительного желтого ока.

В погребе царила тьма. Тьма густая, липкая. Словно имеющая вес и объем. Надежно отделявшая троих одиноких людей друг от друга. Они молчали, понимали, что если просидят так еще часов пять то просто тихо замерзнут. Что лучше спокойно замерзнуть в погребе или выскочить наверх и сгореть в жутких мучениях, словно облитый напалмом.

Тьма, вереница призраков, выпускающая из подсознания самые тайные образы. В темноте ничего не мешает. Не отвлекает от тяжелых мыслей. Тьма да холод, энтропия. Ведь только тьма да холод существую сами по себе, без какой то либо внешней поддержки. Что Земля, что Вселенная, когда ни будь все погибнет и угаснет, лишь только темнота и холод вечны.

Что скрывается от нашего взора еще? Сколько таких "чудес" водится на Земле и не были ли правы все старые легенды и верования? Когда то чудовища ходил по земле, или то с чем они столкнулись существует лишь в единственном экземпляре? Эдакое аморфное зло, проявляющееся то тут то здесь. Отражение злобы в душах миллиардов людей? Что скрывается во тьме?

Деревня Черепихово. Полторы тысячи человек, живущих своей жизнью. Радующихся и печалившихся, созидающих и разрушающих. Людей разных, совсем разных, но все-таки в чем-то одном единых. Все они хотят жить.

Ну вот буря, страшный катаклизм, рушит деревню. Разоряет тесный людской муравейник, и уносит жизни почти двух третей населения. Что ж, такова жизнь и народ остается, пытаются строить все заново. Но тщетно, на свободу вырывается новое зло, в чем-то тоже похожее на пронесшуюся стихию. Что-то большое, аморфное и темное, такое же обезличенное. Оно проносится над деревней, но эта буря уже не уйдет, она останется, останется навсегда, если ее не выкорчевать сейчас, не уничтожить. За какие же грехи выпала такая доля селянам, тем двум сотням что нашла смелость остаться на пепелище? Такая страшная участь. Вымирать животной смертью одним за другим, так, что в конце концов осталось только трое, да и то не из деревни! И эти трое медленно замерзали в темном подвале, предаваясь мрачным мыслям и скоро не останется ни одного. И темна будет деревня, а следом за ней, это распространится и дальше, по всей области, а затем и по стране. Не это ли давно обещаемый конец света?