Серебряная лоза - Олли Бонс

высказанные, они станут слишком грубыми, неподходящими, разрушат волшебство.

Каверза одним махом села на лежанке.

— Вот это да! — восторженно произнесла она. — Откуда ты взял эту песню, Вольфрам? Кто тебя научил? Это из твоей прежней жизни?

— Песня для Марты, — только и повторил ворон.

— Но почему для Марты? — спросил Арно. — У птицы нет собственных слов, так кто же передал песню для Марты? Кто и зачем?

— Я из рода пернатых, — торжественно и гордо созналась девочка. — Если ты не знаешь, это те, кто раньше правил Лёгкими землями. И Эдгард всё твердил, что я должна знать какую-то песню. Может, это она и есть? Как бы мне её выучить?

— Ну, считай, песня у тебя в кармане, — пообещала Каверза. — Я запоминаю всё, что слышу, с первого раза. И научу. Но сейчас спи, завтра нелёгкий день.

Глава 37. Прошлое. О ворах, которые ничего не крадут, и о том, что счастье бывает горьким

Ковар сидел на лавке, зашнуровывая башмак. Предстоял непростой день, и стоило бы хорошенько выспаться накануне, но увы! — в этом мире для него существовали соблазны, затмевающие здравый рассудок.

Уютно потрескивала печь, озаряя всё вокруг мягким, но слабым светом. Иного огня они не жгли. Тьма да сумерки — вот и всё, что оставалось двоим, чьи встречи не одобрил бы этот мир.

Грета, вся в белом и кружевном, присела рядом, протягивая дымящуюся тёмную кружку. Золотистые пряди, не скованные шпильками, рассыпались по её спине.

— Тебе точно пора? — спросила она, глядя усталыми, но сияющими глазами.

Он принял кружку, отхлебнул, улыбнулся и кивнул:

— К сожалению.

Чуть позже, намотав шарф и прихватив шляпу под мышку, он спрыгнул в снег, мокрый рыхлый снег конца зимы. Притянул к себе Грету, перегнувшуюся через подоконник, обжёг горячими губами, приласкал напоследок взглядом и нырнул в предрассветный мрак, надвигая шляпу. За спиной тихо захлопнулись створки. Этот путь стал уже для него привычным.

Грета не спрашивала, куда он идёт и зачем. Она и так знала, что дела это непростые и опасные. Лишь обнимала на прощание чуть крепче, заглядывала в глаза, молчаливо желая удачи. И когда всё висело на волоске, когда хотелось наплевать на всю эту проклятую жизнь с её необходимостью хитрить и вертеться, Ковар вспоминал этот взгляд, и он удерживал над краем бездны.

Сегодня его путь лежал в бедные кварталы, такие грязные, что, казалось, он пробирается сквозь хлам на помойке, а не вдоль по переулку. Хвостатый невольно поднял край шарфа, не в силах выносить здешнюю вонь. После тёплого дома, где пахло цветами и свежезаваренным кофе, этот переулок был нестерпим.

Но вот и нужная дверь, если только можно назвать дверью ржавый обломок, составленный из дверцы экипажа с выбитым стеклом и листа железа. Ковар потянул на себя ручку машины, чуть помедлил, приглядываясь, и зашагал вниз по кривым ступеням.

В грязной комнате с давно нетопленой печью приютился у стены щелястый стол. Широкие лавки расположились как попало — одна наискось у стола, вторая слева, едва ли не поперёк дороги, третья и вовсе лежала на боку. Навалившись грудью на стол, похрапывал неопрятно одетый хвостатый средних лет, и от дыхания его поднимался пар. На полу валялись бутылки, одна звякнула, задетая носком ботинка.

Ковар прошёл дальше, мимо лавки, где храпела грязная старуха, похожая на кучу тряпья, в которую безумный творец вдохнул немного жизни. В углу была дверь, и добравшись до неё, гость постучал.

Отперли спустя мгновение. На пороге каморки, освещённой огнём крохотной жестяной печурки, стоял долговязый парень на вид лет двадцати, а на деле старше, одетый так же бедно и грязно, как те двое снаружи. На худощавом подвижном лице лежала печать проходимца, а в приветственной улыбке не хватало одного зуба. Тем не менее, Ковар знал, что сегодня он может положиться на своего знакомца.

— Здравствуй, Плут, — кивнул он. — Готов?

— А то, — подмигнул хозяин комнатки. — Печь только затушу, а ты вон верёвки пока возьми. И переоденься, там в мешке в углу.

Чуть позже, когда рассвет только-только занимался, по колонне, поддерживающей балкон небольшого особняка, скользнула подозрительная тень. Впрочем, заметить её было некому: соседи не отдёргивали шторы раньше полудня. Тень, истончившись, упала вниз, а затем, приняв очертания фигуры, вскарабкалась наверх. После этого всякое движение на балконе прекратилось.

В светлом особняке настало утро. Кто-то раздвинул портьеры в комнате, выходящей на балкон. Приглушённые стеклом, зазвучали голоса, затем смолкли.

Было слышно, как часы на городской башне пробили восемь. Это время, когда владелец дома отправлялся на службу, и путь его лежал к ткацкой фабрике. Примерно в это же время домоправительница, сухопарая остроносая дама, отправлялась по лавкам и на рынок, туда, где её приятельницы торговали мясом и овощами, хлебом и рыбой, но прежде всего — свежими сплетнями. И этот товар нередко задерживал домоправительницу едва ли не до обеда. Впрочем, к обеду возвращался хозяин, так что она была обязана управиться к этому часу, да ещё и накрыть на стол.

Вот и она — прошла торопливо, прижимая корзинку, держа курс на булочную. Ох, зря, ведь хлеб неминуемо простынет, пока будут сделаны остальные покупки.

Что-то мелькнуло над перилами балкона, похожее на руку в перчатке, и дверь, ведущая в комнату, приоткрылась, а спустя пару мгновений захлопнулась снова. Не нашлось никого, кто успел бы это заметить.

— Проверь другую стену, — зашептал Плут, постукивая по тёмно-зелёной поверхности.

Ковар отошёл к противоположной стене и принялся повторять его движения.

Покачав головой, его напарник скатал ковёр, ощупал чуткими даже сквозь перчатки пальцами каждую доску пола. Поискал выдвижные панели в камине, проверил изнанку кресел, осмотрел массивный стол со всех сторон.

В аквариуме у стены чёрные и красные рыбки длиной с палец равнодушно глядели на то, как в комнате хозяйничают посторонние.

Часы на городской башне пробили девять.

Они проверили деревянные панели, украшающие нижнюю треть стен, но без результата. Поглядели на потолок, но он, белый и ровный, не позволял даже заподозрить наличия потайной дверцы. Ни за зеркалом, ни за картиной ничего не было.

Часы на городской башне пробили десять.

— Может, не здесь? Может, его вообще нет? — вполголоса спросил Плут.

— Мне точно сказали, в его кабинете, — твёрдо ответил Ковар. — Ну же, у тебя самый большой опыт по этой части, где ещё мы не искали?

Плут замер, раздумывая, ещё раз окинул взглядом комнату, медленно кружась. И вдруг лицо его озарила щербатая улыбка.

— Нашёл!

Он шагнул к аквариуму, нелепому стеклянному осколку моря. Погрузил руки в воду —