Правосудие во имя любви - Мэри Бакстер

Харлен сжал кулаки. Он так просто не отступит. Кейт Колсон пока еще не победила.

— Сука, — прошипел он.

И еще один удар в спину он получил от Сойера. Не Харлен ли помог ему сделать карьеру? Однако Сойера в последнее время как подменили, и Харлен был убежден, что причина проста: этот прохвост закрутил роман с Кейт.

Значит ли это, что Сойера надо отпустить на все четыре стороны? Ну нет, черта с два! Сойер будет делать то, что приказано, иначе… Харлен пока еще не решил, что означает «иначе…», но он что-нибудь придумает. Если Сойера загнать в угол, он сам ко мне приползет, рассуждал Харлен.

Жужжание интеркома прервало его размышления.

— Да! — рявкнул Харлен.

— К вам мистер Брок, сэр.

— Пусть войдет.

Напустив на себя равнодушный вид, Харлен следил глазами, как Сойер открыл дверь и прошел к нему в кабинет.

— Джейн сказала, что вы хотели меня видеть.

— Садись.

Это было не приглашение, а приказ. Сойер поднял брови.

— Я постою.

— Как знаешь.

Разговор не заладился с самого начала. Харлен заметил, что на скулах Сойера заходили желваки. Значит, он не так спокоен, как хочет казаться. Почему-то Харлена опять нестерпимо потянуло выпить.

Он встал и, подойдя к бару, спросил у Сойера:

— Тебе налить?

— Вам не кажется, что для спиртного еще рановато?

— Мне плевать.

Сойер равнодушно пожал плечами:

— А мне — нет.

Харлен залпом проглотил свой бурбон. Сойер спросил:

— Итак, что это за срочные дела, которые не могли подождать до нашей завтрашней встречи?

— Помнишь, некоторое время тому назад, еще до этой заварухи с Колсон, я тебе поручил копнуть одного клиента, который у меня купил землю?

— Помню.

— Однако никакой информации я от тебя не получил.

— Потому что я ничего не нашел. Этот человек чист, как стеклышко.

— Ни за что не поверю.

Сойер склонил голову набок:

— А почему вдруг он опять вас заинтересовал?

— Да потому, что этот сукин сын подал на меня в суд за то, что проданные участки отравлены химикатами, а мой партнер поддержал его иск.

— Похоже, кольцо вокруг вас сжимается.

Харлен бросил на него злобный взгляд:

— Твоя задача — его разрубить.

— Почему этот разговор не мог подождать до завтра? Мне сейчас некогда.

— Да что с тобой? Вечно спешишь, как на пожар.

Во взгляде Сойера сквозил холод:

— Мне надо многое успеть. У меня, между прочим, есть и другие клиенты.

— Раз-два — и обчелся, — не удержался Харлен.

— Так я пошел, — невозмутимо сказал Сойер.

— Я тебя пока не отпустил! Ты мне еще не доложил, что удалось раскопать по поводу этой твари Колсон.

— Почему бы вам не махнуть на нее рукой?

— А тебе этого очень хочется?

— В данном случае неважно, чего мне хочется.

Лицо Харлена исказилось:

— Вздумал меня за нос водить?!

— Повежливее, Харлен.

Харлен махнул рукой.

— Слушай, я не собираюсь с тобой пререкаться. Мне требуется одно: чтобы ты сделал свое дело и достал мне компромат на эту змею.

— А на что ваш ставленник Дэйв?

— Он-то здесь при чем?

— Я так понял, что наш новоявленный Казанова собирается вас чем-то порадовать, — язвительно сказал Сойер.

Харлена бросило в краску:

— Он хотя бы старается, чего не могу сказать о тебе.

Сойер снова пожал плечами.

Харлен продолжал наливаться кровью:

— Между тем дело не чисто. Энджи рассказала Дэйву, что Кейт была чем-то ужасно расстроена и уехала из города.

— Впервые слышу.

— Так не зевай! Ты забыл, что я тебе деньги плачу?

— Теперь уже нет.

Харлен был озадачен.

— Это в каком же смысле?

— Я больше на вас не работаю. Чтобы вам было яснее: я выхожу из игры.

— Ты этого не сделаешь! — взорвался Харлен.

— Я уже это сделал.

Харлен выпятил грудь.

— Нет, сынок, этому не бывать. Мы оба знаем, что твой бизнес на девяносто процентов принадлежит мне.

— Раньше так и было, но с тех пор многое изменилось.

Харлену чуть не стало дурно, но он не подал виду.

— Что за вздор?!

— Проверьте. Пока вы были озабочены тем, как обвести покупателей вокруг пальца, я занимался делом. — Сойер замолчал, оперся кулаком на стол Харлена и наклонился вперед, так что их глаза оказались на одном уровне. — Но и в том случае, если бы вы были моим единственным клиентом, вы бы меня все равно не удержали. Я выхожу из игры.

Можно было подумать, что Харлен получил удар в солнечное сплетение. Он схватился за сердце, а глаза переполнились ненавистью.

— У тебя ничего не выйдет! Я тебе не позволю так со мной поступить!

Сойер смерил его презрительным взглядом и молча направился к дверям.

— Я тебя в порошок сотру, слышишь?

Сойер обернулся:

— Мне плевать.

— А ну стой! Кому сказано! — орал Харлен.

— Будем надеяться, что Кейт поджарит тебе задницу на суде.

Сойер хлопнул дверью. Харлен тяжело рухнул в кресло и уронил голову на грудь.

Вывеска мотеля, подвешенная за один угол, чудом держалась на куске проволоки. Однако на ней все еще читалось название: «Тенистая дубрава». Кейт сжала руль и представила себе, что берет нож и пронзает Томаса в самое сердце, как в фильме ужасов.

Надо было выйти из машины, но Кейт опасалась, что не устоит на ногах. Она долго боролась с болью и отчаянием, которые привели ее сюда.

С тех пор как ей стала известна судьба дочери, она жила как в тумане. С головой уйдя в работу, она старалась отгородиться от тягостных мыслей.

Хуже всего было по ночам. Стоило ей переступить порог своего дома, как боль вонзала в нее когти и к ночи сжимала все сильнее.

Ее первым побуждением было поехать в пансионат, повидать Эмбер и убедиться, что на самом деле все не так, как ей было сказано. Но ее душа была так изранена, что для этого решительного шага уже не осталось сил.

Сейчас ей необходимо было куда-нибудь уехать, побыть одной, чтобы решить, что делать с Эмбер и что делать без Сойера. Такая возможность неожиданно представилась: заболел адвокат подсудимого, и дело отложили на несколько дней.

Кейт побросала в дорожную сумку кое-какие вещи и оставила короткую записку для Энджи. Потом она села за руль и поехала в Фор-Корнерс, где колесила по пустынным улочкам, словно пытаясь понять, почему ее жизнь сложилась именно так, а не иначе.

Ответа она не нашла. Направляясь к мотелю, она уже знала, что не найдет ответа и там.

Сейчас она смотрела на разбитую вывеску над жалкой ночлежкой, где ее малышку в последний раз видели целой и невредимой. Жестокость и несправедливость прошлого вновь настигли ее в настоящем.