Бестолочь - Илья Николаевич Романов

Прошло более получаса. За это время в дважды охраняемый зал или кабинет графа входили какие-то расфуфыренные слуги, то ли приближенные. Один раз мимо нас прошмыгнул слуга с подносом, уставленным чем-то вкусным.

Блин, я же голодный! Зачем, спрашивается, выдергивать нас почти из-за стола, когда граф сам принимать не спешит?

Время тянулось медленно, и я уже начал подумывать, что, возможно, нас промаринуют в ожидании до самого утра. Слуга с остатками еды на подносе минут пятнадцать назад прошмыгнул обратно, а мы всё ждали. Хотя, может, и хорошо, что ждали. Сытый человек и голодный человек — это разные люди, но мне не легче от того, что граф сытый, а я нет.

Наконец раздался чуть слышный звон колокольчика. Почти сразу после звонка один из стражников открыл дверь и застыл как на параде. Похоже, нас просят вовнутрь. Антеро, изнывающий от ожидания не меньше чем я, собрался в кучу и решительно зашагал к двери. Он даже не обернулся, следую ли я за ним, а я чуть затупил, застыл под гнётом дилеммы. Звали обоих, и, наверное, мне надо идти вслед за ним. Хотя, может и наоборот, рыцарь идёт на прием, а его слуга ждёт, когда призовут. Всё это обдумывал я уже на ходу, а раз мне не препятствовали, то значит, я поступаю правильно.

* * *

За дверью был короткий, узкий коридор, выводящий в комнату примерно семь на пять метров. Три больших окна со вставленными цветными витражами. Красные шторы. На полу ковер. По стенам висят головы кабана, медведя, лося и волка. В стороне от окон большой камин с широкой полкой, наверное, метра три на полтора, и сама полка камина ещё полметра в глубину. Над камином щит с гербом кабана и надписью местными то ли рунами, то ли иероглифами. У камина низкий столик с бутылками вина и свечами в канделябрах. И одинокое кресло с высокой спинкой — с кем-то сидящим в профиль к нам. Антеро прошёл половину комнаты как автомат и опустился на одно колено, не доходя два метра до сидящего, а я опять затупил. Наверное, мне полагалось встать на колено, а по сути, на два колена перед сидящим, но как-то я не успел сообразить, а потом дёргаться было уже поздно.

— Приветствую, повелитель. Я в твоей власти. Отдаюсь на твой мудрый и справедливый суд, — начал до безобразия высокопарную речь Антеро, краем глаза косясь на меня, застывшего столбом за его левым плечом. — Прошу простить, повелитель, моего слугу. Он дикарь с запада и наших законов не знает. На колени, Бестолочь!

Уп-с, а это уже ко мне! Блин! Я на колени даже перед алтарем в церкви как-то не то чтобы не вставал, но вставал со скрипом. Многие годы даже перед Богом моя гордыня не позволяла мне преклонять колена, а тут перед человеком вставать! И ведь знаю, что дебил и сейчас лучше прогнуться по принципу айкидо, ну там прямая ветка под снегом ломается, а ветка ели прогнется и сбрасывает снег, но всё же тяжело себя в момент ломать, ломать свои принципы и убеждения. Подумает сейчас что-то не то граф, и мало мне не покажется, а всё равно как-то стою и только начинаю делать попытку согнуть ноги.

— Не стоит, Антеро. Я знаю, что у варваров есть что-то вроде наших рыцарских обетов. Да и ты вставай, — раздался чуть писклявый голос графа.

Ух-х, пронесло! Точнее, пока пронесло. Сотню раз был прав мой отморозок, мне с моим мировоззрением, воспитанием одному без его помощи сложно будет выжить. Так просто, на ровном месте облажаться до встречи с палачом…

Мой отморозок встал. Одними выпученными глазами показал, что он обо мне думает, и застыл в точности как болванчики на входе. Я же уставился на графа, стараясь не смотреть в глаза. В темноте по комнате ходили оранжевые блики от огня в камине и отсветов свеч. На лицо графа постоянно набегали тени. Молодой, относительно молодой. Лет за тридцать, может старше. О росте судить не могу, сидит, прикрыв колени какой-то шкурой ворсом кверху. Белая рубаха с длинным вырезом и шнуровкой на груди. Из-под шкуры торчат сапоги из тонкой кожи. Лицо овальное. Лёгкая бородка в виде испанки. Чёрные волосы бороды, чуть светлее волосы на голове. Причёска короткая. Цвет глаз не разобрать, а сами глаза какие-то невыразительные, то ли уставшие, то ли с выражением лени. Нос прямой и тонкий, с широкими крыльями. Губы тонкие, как разрез, и сам рот неширокий.

— Отец рассказал, как всё было. К тебе у меня вопросов нет. Сам понимаешь, что на публике я тобой буду недоволен… — после затянувшего молчания сказал граф, имя которого я даже не удосужился спросить у Антеро. — Но я не мой отец! Я не могу позволить себе блажь оставить тебя в живых! Ты при отце хорошо проявил себя, и почему бы не дать ход твоим талантам и теперь? Как я слышал, недавно один безземельный поставил на место одного чемпиона. Как думаешь, способен ты на прежние дела?

— Если на то будет воля и прощение моего господина… — не задумываясь ответил бродяга, поражая меня тем, что он может что-то говорить высокопарно и совсем без мата.

— Ты знаешь, что я не твой господин. Клятвы ты мне не давал. Воля моя будет! Иначе зачем я на тебя время трачу. А насчёт прощения, то его ещё надо заслужить! — закусил удила граф. — Хочу тебя уверить, что ты жив после той недавней истории с наёмниками только потому, что такова моя воля! Ещё за день до появления тебя в Ферреро мне доложили о тебе. Я приказал не трогать тебя, если ты не повернешь назад из графства. Я удивляюсь, как ты на глаза слугам моих баронов не попался? Бароны бы с тобой разговаривать не стали и просто вздёрнули бы на ближайшем дереве как простолюдина.

— Ваша сиятельство, вы же знаете, как было дело в моей истории, — чуть побледнел Антеро.

— Конечно, я знаю. Отец мне рассказывал, что это он тебе приказал вызвать на дуэль этого выскочку. Рассказал он и то, почему для всех официально ты в розыске. Так надо было, пока всё не утрясётся. Только теперь правлю я, а не мой отец, и зачем мне что-то делать для тебя? Официально бумаги на твой арест ещё никто не отменял, и я не вижу повода, чтобы отменять. Может, мне лучше выдать тебя баронам?! Кинуть этим собакам кость?!