Мария Федоровна - Александр Боханов

Мария Федоровна по себе знала, какое это несчастье, какая это рана в сердце матери на всю жизнь — похоронить собственного ребенка. И она плакала. Это горе было и ее тоже. Проведя целый вечер у Императрицы, Цесаревич Николай записал в дневнике 2 января 1892 года, что «Мама очень удручена этой кончиной».

В памяти Марии Федоровны навсегда запечатлелась их поездка с Сашей в Англию в 1873 году. Она увезла тогда не только впечатления, не только радостные эмоции, но и груз переживаний. Всю жизнь будет питать антипатию к Английской Королеве Виктории.

Нет, она никогда не позволит себе злословить или на публике критиковать Английского Монарха; она просто навсегда сохранит к ней нелюбовь. Ее, в отличие от мужа, мало занимали нюансы протокольных коллизий, ущемлявших династический престиж. Она не любила ее, как может не любить одна женщина во всем отличающуюся от нее другую женщину. Здесь снисхождения уже не могло быть.

Мария Федоровна встретилась с Викторией еще раз весной 1896 года на юге Франции. Русская Царица приехала на Лазурный Берег проведать своего сына Георгия. Старая Английская Королева отдыхала в Каннах, и визит был необходим. Виктория была слабой, в мрачном расположении духа. Две вдовы поговорили о погоде и расстались.

В январе 1901 года патриарх европейских Монархов и последняя коронованная представительница Ганноверской Династии Королева Виктория умерла. Россия выразила соболезнование, а Императрица Александра Федоровна особенно тяжело переживала смерть своей бабушки, заменившей еще в детстве мать. Из Петербурга в Англию выехала на похороны представительная делегация во главе с братом Царя Наследником Престола Великим князем Михаилом Александровичем.

В день похорон, в далекой от Виндзора столице Российской Империи случилось неожиданное. Вдовствующая Императрица Мария Федоровна, с осени 1894 года не снимавшая траур по своему мужу, именно в этот день траур сняла и приехала впервые за много лет в Мариинский театр, чтобы насладиться оперой Э. Ф. Направника «Дубровский». Что заставило ее это сделать? Может быть, радость от сознания того, что ее любимая Алике отныне освободилась из гнетущего плена?

Мария Федоровна приедет в следующий раз в Англию лишь через тридцать четыре года, когда Английским Королем под именем Эдуарда VII будет Берти, а Королевой — ее сестра Александра.

Глава 17

Трагический рубеж

Александр III был искренне счастлив в браке. Счастлив со дня свадьбы и до последнего земного мига. Будучи цельной и откровенной натурой, он никогда бы не смог хоть на минуту забыть о святых узах брака и позволить даже мимолетный флирт или невинную салонную интрижку за спиной своей милой и единственной. Большой и сильный, наделенный огромными правами, Император опирался в жизни на веру в Бога, на любовь к России, на любовь к Минни и на любовь Минни.

Маленькая, хрупкая, жизнелюбивая, она стала для него всем, она сделалась воздухом, которым дышал. Без нее было невыразимо тоскливо, одиноко и душа «пребывала в тоске». Даже разлука на несколько дней угнетала. После отъезда жены и детей летом 1872 года в Копенгаген записал в дневнике: «Грустно было войти в пустой дом, так еще недавно оживленный, а теперь все завешено, скучно и пусто. Ох, как тяжело оставаться семейному человеку одному и как везде скучно бывает».

Их расставания редко продолжались более трех-четырех недель. Лишь один раз случилась долговременная разлука. В 1877 году Цесаревич Александр Александрович отбыл на русско-турецкую войну. Там он командовал военным отрядом, участвовал в сражениях. В Петербург вернулся в начале февраля 1878 года, где и встретился наконец со своей семьей, дорогой Минни после почти восьмимесячной разлуки. Тогда он был еще молод, а в молодости все переносится легче.

С годами же расставания делались нестерпимыми. Даже когда не видел жены, работая часами у себя в кабинете, или присутствовал на различных мероприятиях, то и тогда сердце согревала мысль, что вот только освободится и сразу же пойдет к Минни. Если она была рядом, то ему было хорошо и спокойно. Но как только она уезжала (к родственникам в Европу или к сыну в Абастуман), то становилось несказанно пусто и тоскливо. У него не было друзей (а у какого правителя они были?). Он в ранние годы переживал по этому поводу, но потом успокоился и начал воспринимать обделенность дружбой как должное, как неизбежную плату за свое происхождение и положение.

Чем дальше, тем реже у Императора Александра III появлялось желание общаться в своем доме с чужими. Сам преданный и верный, он ценил преданность и верность других, но кроме самых близких, ни у кого не находил таких качеств. Поэтому так любил собак, и когда они умирали, то переживал искренне.

«Сегодня я воздержался кого-либо приглашать. Была закуска у меня в кабинете, и я ел один. В подобных случаях страшно недостает хотя бы собаки; все же не так одиноко себя чувствуешь и я с таким отчаянием вспоминаю моего верного, милого Камчатку, который никогда меня не оставлял и повсюду был со мною; никогда не забуду эту чудную и единственную собаку! У меня опять слезы на глазах, вспоминая про Камчатку, ведь это глупо, малодушие, но что же делать — оно всё-таки так! Разве из людей у меня есть хоть один бескорыстный друг; нет и быть не может, а пёс может, и Камчатка был такой», — делился своими мыслями в письме Марии Федоровне от 14 апреля 1892 года[7].

Через две недели вернулся к этой теме: «Теперь я много бываю один, поневоле много думаешь, а кругом все невеселые вещи, радости почти никакой! Конечно, огромное утешение дети, только с ними и отдыхаешь, наслаждаешься ими и радуешься, глядя на них». Но старшие дети уходили в свой мир, у них появлялись собственные интересы и привязанности, где места «дорогому Папа» не было.

В апреле 1892 года, когда Императрица в очередной раз уехала к сыну Георгию на Кавказ, Царь послал ей из Гатчины уникальное письмо-исповедь.

«Ники всё еще в Петербурге, что Он делает — не знаю, Он ничего не телеграфирует, не пишет и не спрашивает у меня какие-либо известия от тебя. Я должен сознаться, что для меня лично это приятно, так как здесь Он скучает, не знает что делать, а знать, что Он остаётся здесь только по обязанности, и видеть скучающую фигуру для меня невесело. С маленькими детьми гораздо лучше, и они и я довольны, и нам отлично вместе. Вообще, когда дети подрастают и начинают скучать дома — невесело родителям, да что же делать? Так оно в натуре человеческой.

Да, и Ксения теперь меня вполне игнорирует, я для неё совершенно лишний; разговоров никаких, никогда ничего не спрашивает, ничего не попросит, а я рад был бы так сделать ей удовольствие хоть в чём-нибудь. Например, в прошлом году зимою, когда Ники не было, я ездил с нею раза два-три кататься в санях и сказал ей, что если когда она захочет, чтобы сказала мне, и я с удовольствием возьму ее с собой. Она ни разу не попросила меня. В эту зиму я надеялся, что хоть раз сделает мне удовольствие и попросит покататься с ней; нет, я так и не дождался. Наконец, я сам ей предложил раз поехать со мной, но неудачно, так как она должна была ехать с тобой в тот день. Я надеялся, что она мне скажет хоть что-нибудь потом, что ей жаль, что это не удалось, и что она попросит меня поехать с ней в другой раз, но не слыхал от нее ни одного слова, как будто я ей ничего не предлагал и ничего не говорил.