Хранительница - Елена Кондаурова

Позже Таш не мог понять, как он не сбежал из дворца в тот же день. Тогда его удержала возле нее только воля и желание довести дело до конца, потому что все многочисленные странности, связанные с Рил, он заметил уже позднее.

А странности не просто существовали, они прямо-таки били в глаза своей несуразностью, и заметить их заинтересованному взгляду не составляло никакого труда.

Во-первых, это, конечно, ее охрана. Здесь странным было, разумеется, не то, что она была, а те инструкции, которые получил Таш и все остальные. Княгиня, оказывается, не только не должна была делать некоторых вещей, полный список которых занимал несколько страниц, но и просто оставаться без присмотра даже внутри дворца. Для благородной дамы, да еще княгини, подобное ограничение свободы было просто немыслимым и невольно наводило на мысли: кого и от чего здесь, собственно, охраняют, и так ли уж добровольно Рил здесь находится?

Второй странностью было то, что Рил очень плотно интересовались в храме. Он понял это еще из разговора князя со своим доктором, но у него и до этого возникали на этот счет подозрения. Таш, конечно, не был хорошо знаком с жизнью благородного сословия, однако в силу своей специальности ему порой приходилось следить за самыми разными людьми. Так вот, ни разу за всю свою жизнь он не видел, чтобы женщину, занимающую такое общественное положение, каждый день таскали в храм на исповедь. Если бы Ташу об этом рассказали, он сказал бы, что это невозможно. Чтобы привлечь высокородных дам на свою сторону, жрецы обычно действовали намного мягче.

В-третьих, странно вела себя сама Рил. Взять хотя бы то, что Таш ни разу не видел ее по-настоящему веселой. Да, она улыбалась, и довольно часто, но это была лишь бледная тень от ее прежней улыбки, не говоря уж о том, что ее смеха он здесь вообще ни разу не слышал. А однажды, когда она, похоже, забылась и в какой-то момент перестала себя контролировать, он нечаянно наткнулся на такой потерянный и непонимающий взгляд, брошенный ею на своего мужа, что ему стало не по себе. Он вдруг понял, что его Рил жива, что она просто прячется от посторонних глаз под маской высокомерной княгини, не желая выставлять напоказ свои настоящие чувства.

И в-четвертых. Он ведь стоял у ее дверей и по ночам. (Как будто ему мало было прослушки в ее спальне!) Гвенок, с которым он был в паре, быстро уставал с непривычки и после полуночи начинал зевать как заведенный, что было как нельзя более кстати. Таш отправлял его спать на кушетку в «предбанник», опасаясь, что не сможет сдержаться и сделает при постороннем какую-нибудь глупость. Звуки, доносившиеся из спальни, благодаря «жучку» молотком стучали у него в ушах и резали по сердцу словно ножом. Но ни одного, ни одного проклятого свигром раза он не услышал стонов Рил, говорящих о том, что она наслаждалась происходящим!

Таш не понимал, что она тут делает, но у него также было ощущение, что она и сама этого не понимает. Ему оставалось только ждать и держать глаза и уши открытыми в надежде, что рано или поздно что-нибудь прольет свет на то, что здесь происходит.

После разговора с Будианом князь все-таки решил поинтересоваться у жены, довольна ли она своей жизнью во дворце. Потратив некоторое количество усилий, он вытянул из нее признание в том, что она устала. От суеты, от людей, от слуг, от недосыпания и вообще от всего. Он не ожидал этого, и услышать подобное из уст любимой жены было больно. Не сдержавшись, он жестко обвинил ее в том, что она капризничает и не ценит хорошего отношения со стороны своего мужа и окружающих, а это для княгини совершенно неприемлемо.

И тогда она сорвалась. Если, конечно, можно назвать истерикой тот высокомерный и непочтительный монолог, который она выдала своему мужу.

Мрачно сверкнув на него своими необыкновенными глазищами, она твердо отчеканила, что, во-первых, не напрашивалась на такую честь, как быть его женой. Во-вторых, когда она выходила замуж, то не знала, что быть княгиней – это, оказывается, быть пленницей в собственном доме. И даже хуже, потому что узницам в тюрьме разрешают прогулки, дают возможность побыть в одиночестве и позволяют думать так, как они считают нужным, а не вбивают в голову удобные для всех мысли. Она заявила, что пусть ее казнят за это на королевской площади, но в храм на исповедь она никогда больше не пойдет и ни одного священника с его проповедями не подпустит к себе на пушечный выстрел. А если с завтрашнего утра хоть одна служанка проявит назойливость и позволит себе войти к ней без разрешения, то мир навсегда лишится этой самой служанки. И глаза прекрасной княгини полыхнули при этом таким огнем, что князь вдруг в первый раз в жизни понял, что ему придется уступить. И не только уступить, а выполнить все, что она пожелает, и даже больше, если он хочет в будущем сохранить с женой нормальные отношения.

Он не был бы князем, если бы не смог быстро и без ущерба для своего достоинства сменить тон разговора, и, очень мягко упрекнув ее в недоверии (и одновременно тонко заставив ее почувствовать себя виноватой), он попросил ее впредь обсуждать с ним все ее проблемы. И постарался проявить как можно больше внимания, расспрашивая о том, чем бы она сама хотела заниматься.

Рил, его стараниями уже отчасти стыдясь своей выходки, попросила разрешения кое-какие вопросы своей личной жизни решать самостоятельно, а для этого ему неплохо было бы отдать дополнительный приказ прислуге, чтобы та слушалась ее беспрекословно. Также она сообщила о своем желании узнать хоть что-то о своих родных и встретиться с людьми, которые знали ее по прошлой жизни. Это повергло князя в шок, но он предпочел скрыть от жены свои эмоции, пообещав, что сделает все возможное. Еще Рил хотела научиться ездить верхом и выезжать в город, которого она до сих пор толком не видела, потому что гулять в саду с подружками ей нестерпимо скучно. Кроме того, она настоятельно попросила оставить ей не больше одного-двух охранников, убрав всех остальных куда-нибудь подальше. Князь попытался поторговаться, не желая этого делать, но она, снова вернувшись в плохое состояние духа, довольно ядовито поинтересовалась: приставляя к ней такое количество охраны, чего он опасается больше? Того, что ее украдут изгои, которых он уже отправил на тот свет, или сама она сбежит из дворца от такой хорошей жизни?

На радость Таша, благополучно подслушавшего весь этот разговор и молча гордившегося своей девочкой, князю пришлось согласиться со всеми ее требованиями.

После этого Рил заметно ожила, а ее жизнь немного изменилась. Нет, суеты и обязанностей в ней не уменьшилось, но она почувствовала себя свободнее, и у нее появилось немного свободного времени для себя, которое она могла потратить как ей вздумается. И она действительно начала учиться ездить верхом. Желая продемонстрировать супруге свою лояльность, князь сам выбрал ей красивую спокойную кобылку и сам же начал учить держаться в седле. Сначала все происходило на военном плацу неподалеку от конюшен, и вопрос охраны как-то не поднимался, потому что охранники крутились вокруг Рил под видом конюхов. К удивлению Богера, Рил освоила азы этой науки довольно быстро, и совсем скоро потребовала возможности выезжать в город или хотя бы за город. Конечно, она ездила еще плохо, но дальнейшее обучение требовало только практики, и князю пришлось согласиться. Несколько раз он сам сопровождал ее на прогулках, а потом все же отпустил одну с двумя охранниками. Само собой, за ней следовала еще куча народа, переодетая в кого угодно, но ей об этом знать было необязательно.