Шкатулка рыцаря (сборник) - Геннадий Прашкевич

– Компадре!

Я замер и медленно повернул голову.

Из-за куста, отведя в сторону ветки, смотрел человек.

Мой плот медленно проносило мимо. Вскрикнув, я бросился в воду.

Скоро сильная рука вцепилась в мой воротник. «Не советую проделывать это дважды, – услышал я. – Пирайи. Слышали о таких? Этих хищных рыб тут достаточно, они за минуту способны обглодать быка».

Я слушал его слова как волшебную музыку.

Ведь это был настоящий человек. Живой. Настоящий. Во плоти. Без автомата. В распахнутой на груди рубашке, в плотных брюках, заправленных в сапоги. Широкое лицо с сильной челюстью и носом с горбинкой казалось мне красивым. Хватая его за руки, я повторял: «Мне нужны люди! Мой самолет сгорел!»

Он высвободил руку, сунул ее в карман и вытащил коробку, наполовину наполненную влажным сахаром.

«Проводите меня в деревню, – просил я, глотая сахар. – Мне нужны люди!»

Он будто колебался.

– Я один!

Он осмотрел мою куртку, даже провел по ней ладонью, кивнул и шагнул в заросли. Я почти наступал ему на пятки, так боялся, что он уйдет. Но он не ушел. Больше того, метров через сто я увидел причаленный к берегу зеленый ободранный катер и бородатого мужчину с удочкой.

Бородач вопросительно посмотрел на моего проводника.

Тот кивнул. Тогда бородач достал из-под брошенного на берегу брезента кусок жареной рыбы и протянул мне. Такунари или тамбаки, я не понял, но рыба была вкусная. Я с жадностью съел ее.

– Мне нужны люди.

– Ты один? Ты совсем один?

– Да… Остальные там… – махнул я рукой. – Самолет разбился, они сгорели…

– Ты что-то путаешь, компадре… – возразил мой проводник. – Они сгорели бы здесь… – За руку, как ребенка, он повел меня сквозь заросли в самую глушь, в духоту. Потом остановился и отвел рукой листья в сторону. – Вот где они могли сгореть…

Я был поражен.

На добрый десяток миль сельва действительно была сожжена.

И не огнем, нет. Ветки ссохлись, были искорежены, листья свернулись в трубочку так, будто их подсушивали на гигантской сковороде. Ссохшиеся, полопавшиеся стволы пальм упирались в низкое небо, укутанное туманной дымкой.

– Тут они могли сгореть… – повторил проводник. – Или там был другой огонь?

– Другой, – подтвердил я. – Самый обычный.

– Идем, – сказал он.

– Но что тут случилось?

Он не ответил. Бородач тоже.

Я спрашивал, но они отмалчивались.

Тот, который называл меня компадре, спросил:

– Почему упал самолет?

– Угон.

– Какой угон?

– В нем стреляли.

– Кто мог стрелять в самолете?

– Хорхе Репид, уругваец. Так он назвался. С ним были еще двое. Одного, кажется, звали Дерри, другого не знаю.

– А уругвайца ты знал?

– Нет. Просто слышал, как они переговаривались.

– И ты действительно один? Там никого не осталось?

– Меня выкинуло при падении в болото. Думаю, мне просто повезло.

– Сможешь проводить нас к месту падения?

Я устал, но проводник был прав – следовало более тщательно осмотреть район катастрофы. Путь, на который у меня ушло так много времени, катер проделал за пару часов. Я спал, меня разбудили. Светало. Идя за компадре, я понял, что если бы, уходя от самолета, взял на север, то сразу наткнулся бы на реку – она несла свои воды совсем рядом. Ядовито-зеленая плесень успела покрыть многие обломки. Мои спутники принялись прочесывать окрестности. Не знаю, что они искали, я спрашивать не стал. Когда поиски закончились, бородач сказал: «Еще одно тело лежит в болоте».

– Это тот, кого называли Дерри, – напомнил я.

Больше они ни о чем не говорили. Катер стремительно рванулся вниз по течению, и я впервые реально представил себе, каким долгим могло оказаться мое путешествие – мы так ни разу и не вышли из-под полога леса. Места казались совершенно необитаемыми. Влага и духота душили растительность. Тем неожиданнее оказался бетонный пирс, выдвинутый с берега почти на середину реки. Я поверил в то, что он существует, лишь когда катер ткнулся в него металлическим зеленым бортом.

– Иди, компадре, – сказал тот, кто встретил меня на реке. – Там люди.

– А вы? Где я найду вас?

– Иди, – повторил он.

Я протянул ему руку, но он оттолкнул катер от пирса и отвернулся.

Пожав плечами, я сел на теплый бетон и взглянул на свое отражение в темной, видимо, очень глубокой воде. Странные люди. Но они помогли мне. Плеснув в лицо теплой водой, зачерпнутой из реки, я утерся рукавом куртки и встал. Бетонная полоса, начинавшаяся от пирса и нигде, видимо, не просматривающаяся с воздуха, как гигантская труба вела в гущу красно-багровых орхидей и белых фуксий.

Обсерватория «Сумерки»

Взлетная полоса…

Я с наслаждением ступал по бетону…

Прежде всего, подумал я, потребую телефон. И, конечно, следует выспаться.

Открытый «фольксваген», выкатившийся навстречу, ошеломил меня. Человек за рулем – неразговорчивый, хмурый, с лицом, наполовину закрытым огромными темными очками, – перегнулся через сиденье, приоткрыл заднюю дверцу. Приятно пахнуло запахом бензина, кожи, теплого металла. И, поддавшись приливу благодарности, я болтал всю дорогу, которая заняла минут десять при хорошей скорости. Дорожных знаков не было, водитель не стеснялся. Меня он слушал внимательно, однако, когда в порыве чувств я попытался похлопать его по плечу, по его лицу скользнула поразившая меня тень брезгливости.

– Приехали.

Я вылез из машины и увидел каменную стену.

«Мне туда?» – спросил я, но водитель равнодушно пожал плечами и нажал на акселератор. Я едва успел увернуться от угрожающе близко прошедшего мимо моей ноги бампера. Странные привычки.

Я медленно двинулся вдоль стены и скоро наткнулся на металлическую дверь.

Она отворилась без скрипа. Тишина, сумеречность. Бетонные стены, подпертые контрфорсами. Нигде ни одного окна. Искусственный свет изливался, как в огромном ангаре, откуда-то сверху, но ламп я не видел. Зато прямо передо мной в неглубокой нише стоял телефон. Он ничем не отличался от аппаратов, к каким я привык, но была в нем некая странность: трубку к аппарату прижимала мощная пружина.

Меня ждали. Ровный мужской голос наполнил трубку: «Воспользуйтесь лифтом. Пятый уровень. Для вас приготовлена комната».

Положив трубку, я еще раз удивился пружине.

Лифт вознес меня на пятый уровень, оказалось, я вышел прямо в комнату.

Других выходов из нее не было, только лифт. Кстати, дверь в шахту лифта открывалась свободно, и я поразился ее глубине – здание явно имело еще и несколько подземных этажей.