Меч Предназначения - Анджей Сапковский

— Спа-а-асите! — завопил он, чувствуя, как острые клыки, пробив войлочную шапку, впиваются в затылок.

— Голову вниз!

Он втиснул подбородок в грудь, ловя глазом блеск меча. Клинок засвистел в воздухе, скользнул по шапке. Послышался отвратительный мокрый хруст, и Йурге на спину, словно из ведра, хлынула горячая жидкость. Он упал на колени, пригнетаемый мертвым уже грузом, висящим на шее.

На его глазах еще три чудища выскочили из-под моста. Подпрыгивая наподобие странных кузнечиков, они вцепились в бедра незнакомца. Один, получив короткий удар по жабьей морде, дернулся и упал на доски. Второй, пораженный самым концом меча, повалился, дергаясь в судорогах. Остальные облепили белоголового, словно муравьи, оттеснили к краю моста. Один из них вылетел из клубка, выгнувшись назад, брызжа кровью, дергаясь и воя. И тут весь спутавшийся клубок перевалил через край моста и рухнул вниз. Йурга упал, закрывая голову руками.

Из-под моста взвились торжествующие визги уродцев, которые тут же перешли в крики боли, вопли, прерываемые свистом клинка. Из темноты донесся грохот камней и хруст скелетов, потом снова свист меча и мгновенно оборвавшийся, отчаянный, замораживающий кровь в жилах скрежет.

Потом была уже только тишина, прерываемая резкими криками испуганной птицы в глубине леса, в гуще огромных деревьев. Вскоре замолчала и она.

Йурга сглотнул, поднял голову, с трудом встал. По-прежнему было тихо, не шелестели даже листья, весь лес, казалось, онемел от ужаса. Рваные тучи затянули небо.

— Эй…

Он обернулся, машинально заслоняясь поднятыми руками. Ведьмак стоял перед ним, неподвижный, черный, с блестящим мечом в низко опущенной руке. Йурга обратил внимание на то, что стоит он как-то криво, клонится набок.

— Что с вами, господин?

Ведьмак не ответил. Шагнул неловко и тяжело, с трудом двигая левую ногу. Протянул руку, ухватился за телегу. Йурга увидел кровь, блестящую и черную, текущую по доскам.

— Вы ранены, господин!

Ведьмак не ответил. Глядя прямо в глаза купцу, он вдруг повис на краю телеги и медленно сполз на доски моста.

— Осторожнее, помаленьку… Под голову… Эй, поддержите ему голову!

— Сюда, сюда, на телегу!

— О боги, он истечет кровью… Господин Йурга, кровь просачивается сквозь повязку…

— Не болтать! Вперед, гони, Поквит, живей! Накрой его кожушком, Велль, не видишь — дрожит?

— Может, дать немного самогонки?

— Он же в обмороке! Ну ты и впрямь сдурел, Велль. А самогон давай сюда, надо глотнуть… Вы, псы, стервецы, подлые трусы! Сбежать, оставить меня одного!

— Господин Йурга! Он что-то бормочет!

— Что? Что бормочет-то?

— Э, чтой-то непонятное… Вроде имя чье-то…

— Какое?

— Йеннифэр…

— Где… я?

— Лежите, господин, не двигайтесь, а то снова все разорвется и полопается. До кости бедро рассадили, паскуды, жуть, сколь крови вытекло… Не узнаете? Йурга я! Это меня вы на мосту спасли, помните?

— Угу…

— Пить, небось, хотите?

— Чертовски…

— Пейте, господин, пейте. Горячка вас пекёт.

— Йурга… Где мы?

— На телеге едем. Молчите, господин, не шевелитесь. Надо из лесов выбраться к людским хатам. Найти кого, кто в лечении смыслит. Того, что мы вам намотали, мало. Кровь все едино течет…

— Йурга…

— Да?

— В моем сундучке… Флакон… С зеленой жидкостью. Сорви печать и дай мне… В какой-нибудь чарке. Чарку вымой как следует и чтоб никто не прикасался к флакону… Если жизнь дорога… Быстрее, Йурга. Черт, ну и трясет твою колымагу. Флакон, Йурга, флакон…

— Уже готово… Пейте…

— Спасибо… Теперь слушай. Сейчас я усну. Буду метаться и бредить, потом лежать словно мертвый. Это ничего, не бойся…

— Лежите, господин, не то рана отворится и кровь из вас уйдет.

Он упал на шкуры, запрокинул голову, чувствовал, как купец укрывает его кожухом и попоной, от которой сильно несло конским потом. Телега тряслась, каждый толчок отзывался дикой болью в бедре. Геральт стиснул зубы.

Над собой он видел миллиарды звезд. Они были так близко, что, казалось, достаточно протянуть руку. Над самой головой, над самыми верхушками деревьев.

Он выбирал дорогу так, чтобы держаться в стороне от света, от огней костров, чтобы все время находиться в укрытии из колеблющихся теней. Это было нелегко — кругом пылали костры из пихтовых стволов, языки пламени взвивались к небу красными сполохами, усеянными блестками искр, метили тьму более светлыми полотнищами дымов, стволы трещали, стреляли вспышками, высвечивая пляшущих повсюду людей.

Геральт задержался, чтобы пропустить мчащийся на него, бушующий, перекрывающий дорогу, орущий и дикий хоровод.

Кто-то дернул его за рукав, пытаясь сунуть в руку деревянный, исходящий пеной жбанчик. Он легко, но решительно отстранил качающегося мужчину, разбрызгивающего вокруг пиво из бочонка, который держал под мышкой. Он не хотел пить.

Не в такую ночь, как эта.

Неподалеку, на подмостках из березовых стволов, вздымающихся рядом с огромным костром, светловолосый Майский Король в венке и в брюках из голубой ткани целовал рыжую Майскую Королеву, тиская ее груди, выпирающие сквозь тонкую, пропотевшую полотняную рубаху. Монарх был более чем слегка пьян, покачивался, старался удержать равновесие, обнимая плечи Королевы, прижимал к ней пятерню, стиснутую на кружке пива. Королева, тоже не вполне трезвая, в венке, сползшем на глаза, обнимала Короля за шею и перебирала ногами. Толпа плясала под помостом, пела, верещала, потрясала палками, обмотанными гирляндами зелени и цветов.

— Беллетэйн! — крикнула прямо в ухо Геральту юная невысокая девушка. Потянув его за рукав, заставила вертеться посреди окружившего их хоровода. Сама заплясала рядом, хлопая юбкой. Ее волосы развевались, полные цветов. Он позволил ей увлечь себя в танце, они закружились, ловко уворачиваясь от других пар.

— Беллетэйн! Майская Ночь!

Вокруг возня, писк, нервный смех, изображающий борьбу и сопротивление очередной девушки, уносимой парнем в темноту, за пределы круга света. Хоровод, покрикивая, извивался змеей меж кострами. Кто-то споткнулся, упал, разорвав цепь рук, разделив людей на небольшие группки.

Девушка, глядя на Геральта из-под украшавших ее лоб листьев, приблизилась, прижалась к нему, охватив руками, порывисто дыша. Он грубо схватил ее, грубее, чем намеревался. Руки, прижатые к ее спине, почувствовали горячую влажность тела, проникающую сквозь тонкий лен. Она подняла голову. Глаза были закрыты, зубы блестели из-под приподнятой верхней губы. От нее несло потом и аиром, дымом и желанием.