Ракеты и люди. Лунная гонка - Борис Черток

— Известно, что за космонавтами следит служба медицинского контроля ВВС, это вы у них спросите, — ответил Воробьев.

— После того как они проглядели язву у Беляева, я ничему не удивляюсь, — продолжал возмущаться Правецкий. — Вы знаете, что у Беляева были кровотечения, но он два года уклонялся от обследования, боялся, что его отчислят из отряда космонавтов. В наше время в Москве дать космонавту умереть в госпитале от кровотечения — это ведь не так просто! Бригада хирургов во главе с Вишневским не могла его спасти. Вот чего стоят заявления профанов от медицины о постоянном контроле.

— Ну, сейчас не о Беляеве идет разговор, — примирительно сказал Воробьев.

На полуночном совещании договорились, что независимо от «затенения в легких» ракета-носитель с космическим кораблем в 6 утра будет вывезена на стартовую позицию. Необходимые доработки и замены будем производить на старте через люк. Это единственно возможное решение.

Объем работ Семенов, Северин и глава всех слесарей и монтажников Константин Горбатенко оценили в четыре-пять часов. Работы начнутся сразу после установки ракеты-носителя. Но замена экипажа — это прерогатива Госкомиссии.

Утром, проводив ракетный поезд на стартовую позицию, собралась Госкомиссия.

Открывая в 7 часов утра столь необычное заседание, Керимов сказал:

— Нам сообщили врачи, что Кубасова нельзя допускать к полету. Для всех нас это полная неожиданность. Только вчера доложили Политбюро состав экипажа, получили добро — и вдруг такой конфуз. Пусть Евгений Иванович Воробьев доложит, как это стало возможным.

— Космонавты проходили штатный предполетный медосмотр. Во время рентгена у Кубасова заметили затенение. Сделали послойную рентгенографию. Установили, что инфильтрат находится на глубине девяти сантиметров величиной с пятак. Процесс оценили как острый и активный.

— Как же так, — возмутился Керимов, — космонавты находятся под постоянным наблюдением. Это ведь не желудочное расстройство. Где вы были раньше?

— Им делали рентген последний раз в феврале. Все было в порядке, и все это время Кубасов чувствовал себя хорошо.

— Насколько я смыслю в медицине, это острый туберкулезный процесс. Неужели не могли ничего заподозрить по анализу крови?

— В крови теперь обнаружили повышенное содержание эозинофилов, другие показатели нормальные.

— Это все слова, а есть ли письменное медицинское заключение? Кто его подписал?

Воробьев заверил, что бумага есть.

Керимов обратился к Каманину:

— Какие будут предложения, Николай Петрович?

— Мы считаем, что в основной экипаж вместо инженера-испытателя Кубасова следует включить инженера-испытателя Волкова. Леонов уже был в космосе, даже выходил в открытый космос. Волков уже летал на «Союзе». Такой инженер справится с задачей.

Неожиданным для всех было возражение Мишина.

— Мы возражаем. Я советовался с нашими товарищами. У нас есть подписанный с ВВС документ, что в подобных случаях надо менять тройками — весь экипаж. Дублирующая тройка прошла подготовку с хорошей оценкой. Новая несработавшаяся тройка будет хуже дублирующей. Мы категорически настаиваем на замене всей тройки.

Главный инженер ВВС — заместитель Главкома ВВС Пономарев поддержал Мишина, а не Каманина. Остальные не стали вмешиваться в спор, исходя из принципа «какая мне разница, кто полетит».

Госкомиссия постановила заменить весь экипаж — всю тройку. Каманину поручили объявить решение экипажу.

Башкин, который участвовал в обучении космонавтов и принимал у них экзамены, переживал замену экипажа как личную трагедию.

— Мы вместе со своими товарищами столько времени потратили на основной экипаж, что были совершенно за него спокойны. А на дублирующий у нас просто времени не хватало. Да и они сами не верили, что полетят. В нашей истории такого не было, чтобы меняли состав, утвержденный ВПК. Да, честно говоря, я почему-то очень уверен был в Кубасове, он прекрасно разбирается в наших делах. И вдруг так подвел своим инфильтратом.

— Товарищ председатель, — подал голос Шабаров, — мне, Северину и Феоктистову надо быть на старте для доработок корабля под новый экипаж, а мы еще не брились и не завтракали — разрешите отбыть!

— Предложение технического руководства принято. Заседание закрываю, — объявил Керимов.

Мы спешно разъехались на утренний туалет и завтрак, не подозревая, что приняли решение, разделившее экипажи — на живых и мертвых.

Предстоял трудный день. Хорошо бы после душа и завтрака часок поспать. По московскому времени только 7 часов утра. Но не получилось: сладко проспал не более 10 минут. Разбудил телефон. Дежурная по ВЧ-связи сообщает: «Вас срочно вызывают из Подлипок Бушуев и Иннелаур. Поспешите, у меня уже большая очередь».

Пока шел на ВЧ, прокручивал варианты возможных неприятностей, которые могут сообщить из Подлипок. Скорее всего при испытаниях в КИСе следующего корабля, № 33, обнаружили нечто, требующее внесения изменений в корабль № 32, который уже стоит на старте. Этого нам еще не хватало!

Оказалось все гораздо веселее. Иннелаур передал, что сегодня в ночь закончили заводские испытания космического корабля № 33 с одним замечанием по системе ДРС. Замечания «отписали», и машину отключают. А вызвали меня, чтобы предупредить.

— В 7 часов по московскому времени к вам вылетает министр, — сказал Бушуев. — Вчера мы с ним были на Политбюро. С министром летит Царев, он знает подробности. Но могу сказать, что обстановка была спокойная, доброжелательная. Мы здесь еще раз с Вильницким и Сыромятниковым просмотрели все материалы по испытаниям стыковочного агрегата и решили, что если вы при подготовке ничего не сломаете, то все должно получиться.

Я сообщил Бушуеву решение Госкомиссии о замене экипажа. Он возмутился:

— Как же вы там решаете не посоветовавшись с Москвой? Мы Политбюро доложили, что летит экипаж Леонова. Заверили, как хорошо они подготовлены, а вы из-за одного Кубасова всех заменили. В какое положение поставили Афанасьева, Смирнова и Устинова? Теперь они должны срочно передокладывать. Через три часа министр будет у вас, он спасибо не скажет. Тебя я вызвал к телефону, чтобы успокоить. Вильницкий и Сыромятников совершенно уверены в надежности стыковочного агрегата. Но подготовься: Афанасьев волнуется и будет тебя допрашивать по деталям.

Для подготовки я ушел в МИК, предварительно вызвав туда отдыхавших стыковщиков.

С Евгением Бобровым и Борисом Чижиковым пытаемся снова проиграть возможные неприятности на последних миллиметрах стягивания. Они оба меня успокаивают.

С семьей Чижиковых мы жили вместе на вилле Франка в Бляйхероде в 1946 году. Двое моих сыновей и трехлетний Боря Чижиков составляли «детский сад» виллы Франка, которому я и Семен Чижиков почти не уделяли внимания. Только по воскресеньям выезжали на прогулки-пикники в лесистые окрестности, которыми так богата Тюрингия.

Теперь 28-летний инженер Борис Чижиков доказывает:

— Мы очень внимательно следили, чтобы не сомневаться в герметичности стыка. Боялись, что по недогляду контровочная проволока, кусок экранно-вакуумной тепловой изоляции или еще какая-нибудь тряпка после надевания обтекателя попадет на поверхность шпангоута. Монтажники 444-го цеха и сам Горбатенко были очень внимательны. На одни очистительные протирки выписали 16 литров спирта!

— Успокоили вы меня, 16 литров для стыковочного агрегата — это неплохо. Чего доброго закачается.

— Все будет в порядке!

Днем на стартовой позиции шли генеральные испытания ракеты-носителя. Погода стояла отличная. Недавно прошли дожди при необычном для этого времени года холодном ветре. Как и полагается, старожилы Тюратама уверяли, что не помнят такого приятного начала июня.

На стартовую площадку приехал Афанасьев. Керимов уже доложил ему о принятых решениях. Огромного роста Афанасьев, прохаживаясь по площадке, наклонялся, чтобы слушать успокоительные объяснения о нормальном ходе подготовки.

Прилетевший с Афанасьевым Александр Царев рассказал подробности вчерашних московских событий. Вызов на Политбюро Келдыша, Смирнова, Афанасьева и Мишина по поводу предстоящего полета был неожиданным. Мишин был на полигоне, и Афанасьев получил разрешение вместо него взять с собой Бушуева.

Бушуев с утра был у министра, которому докладывал предложения о предстоящих переговорах с американцами. Из министерства Бушуев уехал до того, как последовал вызов на Политбюро. Он увез с собой документы и плакаты, где были расписаны программа полета и новый стыковочный агрегат.

— Найти Бушуева и срочно вернуть, — приказал министр.

Ни на работе, ни дома, ни у Бориса Петрова в Академии наук, куда он собирался, Бушуева не нашли.

Время идет, надо ехать в Кремль, а нет ни плакатов, ни документов для доклада.