Пламенный клинок - Вудинг Крис

«Погоди у меня», — подумал старший охранитель.

— Уже три дня, как их след простыл, — лениво заметил Харт. — Нам очень повезет, если мы их обнаружим.

Клиссен по-совиному взглянул на него сквозь очки.

— И что ты предлагаешь, охранитель Харт?

Он никогда не упускал возможности упомянуть звание Харта. Не помешает напомнить ему, что он лишь простой служака, охранитель второго разряда, а не старший, как Клиссен. Которому несколько шагов до главнокомандующего.

— Они уже затаились, — ответил Харт. — Надо оповестить лазутчиков. Раскинуть сеть пошире. Есть и другие способы его поймать. Сколько недель мы потратили в Саллерс-Блаффе, ожидая, покуда он клюнет на твою наживку?

«Моя ловушка не сработала. Ты на это намекаешь?»

— По-моему, сейчас мы могли бы принести империи пользу в другом месте, — продолжал Харт. — Эта страна пронизана крамолой, и для трех страхоносцев и двух охранителей из Железной Длани можно найти применение получше, нежели…

— Один из нас старший охранитель, — чопорно напомнил Клиссен.

— Разумеется, — кивнул Харт. Заносчивости в нем было столько, что он даже не покраснел. — Но, пожалуй, старший охранитель Клиссен, мы бы не преследовали нашу добычу столь рьяно, если бы ты опрометчиво не поставил на кон собственную карьеру перед самим канцлером Драксисом.

Харт ожидал со стороны Клиссена какого-нибудь отклика, но тот молчал. Одно неверное движение могло все погубить. Канцлер очень беспокоился из-за Солт-Форка, ведь близилась свадьба принца, а вместе с ней — важный союз с Харрией. Клиссен поручился, что предаст главаря мятежников в руки правосудия, и тем самым открыто заявил притязания на пост главнокомандующего Оссии, который, как все полагали, предназначался раболепному заместителю Госсена, Оскару Беттрену. Если Клиссен сумеет изловить Лейна, канцлер будет ему крайне признателен и должность Госсена непременно достанется ему, как только старый увалень уйдет в отставку и вернется на родину.

— Не стоит беспокоиться о моей карьере, охранитель Харт. — Клиссен принялся возиться с пуговицей на рукаве, которая постоянно расстегивалась. Придется обратиться к портному. — Я благодарю Вышнего, что след смутьянов простыл всего лишь три дня назад. Удача, что мы так близко: у нас еще есть возможность их изловить.

Договаривать нужды не было. Если бы они последовали совету Харта и оставили беглецов погибать в горах, те затерялись бы в западной части Остенберга. Однако, несмотря на возражения Харта, Клиссен настоял на том, чтобы перебраться в Кроубридж, к востоку от хребта. Если беглецы перевалят через горы, Клиссен уже будет их поджидать.

От Харта не ускользнуло значение этой недомолвки. Он фыркнул и снова уставился в окно, тщетно пытаясь скрыть досаду.

«Вот-вот, — подумал Клиссен. — Знай свое место».

Он бы предпочел в напарники Веккена. Хороший охранитель и куда менее честолюбивый. Но вместо него назначили Харта, который стал для Клиссена сущим бельмом на глазу.

Они въехали во двор «Привала разбойников» ранним вечером, когда солдаты уже прибыли. Мертвые тела убрали, дождь смыл кровь с булыжников. Когда возница открыл дверцу, Харт начал вылезть, но Клиссен оттеснил его и ступил на землю первым.

Когда имеешь дело с Хартом, важна любая мелочь. Каждый день превращался в битву за то, чтобы поставить дерзкого выскочку на место.

Появление черной кареты с крестом о двух поперечинах внушило робость солдатам, постояльцам и конюхам: они начали сомневаться в собственной благонадежности. «Так и должно быть», — подумал Клиссен, окидывая двор прищуренным взглядом. Ему хотелось потянуться, расправить затекшие в дороге мышцы, но он сдержал этот порыв. Он представитель власти, а власть не ведает ни боли, ни усталости, не испытывает ни раздражения, ни нетерпения. Власть выше всего человеческого.

Появился капитан Дрессль, старший из Железных Стражей, в сопровождении которых они передвигались.

— Покажите мне трупы, — велел Клиссен. — Потом накройте завтрак и пришлите свидетелей. Сначала конюхов, потом слуг. Трактирщика я допрошу последним.

— Да, старший охранитель, — Дрессль исправно отдал честь, приложив кулак к груди и покорно склонив голову.

До чего же приятно с ним работать, не то что с Хартом. Почтительный, благонадежный, ревностный, старательный. Побольше бы таких.

— Почему бы не начать с трактирщика? — спросил Харт. Вечные вопросы, вечные возражения. — Он лучше всех знает постояльцев. Я думал, чем быстрее управимся, тем лучше.

— Если он увидит, что остальных я допросил раньше, то задумается, о чем они рассказали, и у него не возникнет искушения солгать или что-нибудь утаить: вдруг его показания не совпадут с чужими? Сам знаешь, что за народ в Оссии. Они придерживаются старых обычаев и не слишком склонны откровенничать.

— Он ксуланин, а не оссианин, — возразил Харт. Прежде чем отправиться в путь, они хорошенько все разведали.

— Его посетители в основном оссиане, и он не горит желанием нам помогать. Поэтому облегчим ему возможность сказать правду.

Мертвые тела, завернутые в мешковину, лежали в сарае, как можно дальше от трактира и постояльцев. Люди Клиссена раскутали их, и священник записал имена погибших; несколько человек уже дожидались приказа погрузить тела в телегу могильщика. В воздухе стоял тяжелый запах, но в последние несколько дней было прохладно и смрад еще не сделался невыносимым. Сколь привередливым желудком ни обладал Клиссен, мерзкий душок и запекшаяся кровь его не смущали. Он повидал достаточно трупов и воспринимал их как манекены.

Пронзенные, разрубленные. Одному несчастному снесли голову, а щеки насквозь проткнула стрела. Как много способов погибнуть, но конец всегда одинаков. Клиссен еще не понимал, какую зацепку могут дать трупы, но он отличался дотошностью и не оставлял без внимания ничего. Он осмотрел мертвецов, подмечая, кто как погиб: кого закололи, кого зарубили, кого застрелили. Один из их противников явно умел орудовать мечом. Он убивал так безупречно, что жертвы вряд ли успевали что-то почувствовать.

Закончив осмотр, он сделал своим людям знак унести трупы.

— Только время потратили впустую, — проворчал Харт, когда они направились обратно в трактир.

— Если служишь империи, время никогда не тратится впустую, — наставительно заметил Клиссен, представляя себе, как труп Харта погружают в телегу вместе с другими.

Дрессль подготовил для него отдельную кабинку в общей зале, а пугливая служанка накрыла на стол. Настоящие кроданские кушанья: баранья рулька с густой подливой, тушеные овощи, янтарно-желтая картошка. Никакой затейливой, напичканной приправами оссианской стряпни; никаких мерзких угрей, которых они так любят. Подготовившись к трапезе, Клиссен отправил Дрессля собрать свидетелей в коридоре и распорядился, чтобы Харт приводил их по одному. Так мерзавцу не удастся ни присесть, ни поесть. Пусть топчется возле стола, вдыхая аромат кушаний, пока Клиссен будет проводить допрос. Слыша, как у Харта бурчит в животе, Клиссен испытывал мстительное удовольствие. Он не забыл, как Харт без разрешения прикончил арестованного в Шол-Пойнте, присвоив себе всю славу.

Картину происходившего во дворе воссоздали быстро. Из восьми беглецов, спасшихся от страхоносцев, уцелели семеро. Среди них по-прежнему был скарл, а также сынок изменника и его тупоголовый приятель. И друидесса, хотя никто не признал в ней таковую. В дальнейший путь они отправились вместе с сардкой и рыцарем из Харрии. Похоже, он и есть тот мечник, что с таким искусством уничтожил солдат, которые теперь лежали в сарае.

Беглецы могли бы не высовываться и ускользнуть незамеченными. Но они устроили побоище на глазах у десятков свидетелей — словно сами позаботились, чтобы их запомнили. С таким же успехом они могли протрубить в рог, оповещая о своем присутствии.

Завершив трапезу и запив ее стаканом крепкого кроданского красного вина, Клиссен позвал трактирщика.

Его звали Рапапет. У него были вытянутое чувственное лицо и изящные руки, голос звучал напевно, а двигался ксуланин с кошачьей грацией. Клиссен сразу ощутил к нему недоверие. Ксулане были безбожниками, чтили только собственное тело. Их бесстыдная приверженность к плотским утехам и неприкрытое самолюбование отталкивали его. Они отвергли своих богов ради учения о любви к себе и веры в то, что люди способны достигнуть совершенства самостоятельно, не нуждаясь ни в каких высших силах.