По библейским местам - Генри Мортон

Замечательное послание датируется 7 октября 1888 года:

Я, нижеподписавшийся, штаб-офицер Генерального штаба Египетской армии, ответственной за восточную часть этой страны. Прибыл в монастырь после проверки Эль-Тора, в сопровождении Исмаила Аги Ахмеда Балу, баши Эль-Акаба, Вади Муса и Эль-Хадиля, и нашел его в полном порядке. Иногда арабские шейхи приносят ложные клятвы сознательно, ради собственной выгоды, и это весьма небезопасно. Надеюсь, если какая-либо дама услышит такие ложные клятвы, она немедленно сообщит правительству, чтобы мы могли разобраться со лжецом. Оставляем этот монастырь после трехдневного пребывания, премного благодарны монахам за уважение, доброту и внимание, которое мы получили. Они обеспечили нас продовольствием, фуражом и всем необходимым. Весьма сожалею, что нет времени посетить Джебел Муса и Джебел Катерин, но надеюсь, смогу посетить их в следующем году. В этом монастыре я увидел все и нашел его в полном порядке. Направляюсь в Суэц. Штабс-капитан Ибрагим Эфенди Зони, ГШ ЕА. Балу, баши Акаба.

Под датой 1 марта 1894 года стоит подпись Пьера Лоти.

10 мая 1903 года датирована следующая запись:

Мы первые францисканцы, которые прибыли сюда, в это святое место, после многих столетий, и мы очарованы всем, что видели. Мы счастливы воздать честь всем священным местам и святым реликвиям и не знаем, как выразить благодарность добрым братьям этого монастыря за их радушие и милосердие. Никогда не перестанем вспоминать восхитительные дни, которые мы провели здесь, пишем эти слова в благодарность за всю доброту, которую тут встретили. Благослови, Господь, этот святой дом и всех, кто его населяет. Ф. Годфри, У. Моубрей, фра Фиделис да Бостон.

16 ноября 1922 года покойный лорд Алленби посетил гору Синай и написал следующее:

Покидая монастырь Святой Екатерины, где я имел честь находиться в качестве гостя его блаженства[15], архиепископа горы Синай, должен выразить чувство глубокой признательности за гостеприимство и щедрость, которые нашли здесь и я, и мой штаб. Я бесконечно тронут мыслью, что архиепископ провел заупокойную службу по моей возлюбленной матери; я имел возможность присутствовать на этой церемонии. Мы увозим с собой благоговейные и счастливые впечатления о нашем пребывании в этом центре священных воспоминаний. Фельдмаршал Алленби. 16–18 ноября 1922 года.

Я скопировал лишь несколько записей, которые особенно заинтересовали меня, но трудно найти такой народ, чей язык не был бы представлен в этой книге.

Колокола зазвонили как обычно, в половине четвертого утра. Было еще темно, сияли звезды. Я спустился по четырем лестницам и пересек выбеленные дворы, в которых царили тишина и холод, и, прежде чем войти в церковь, расслышал в неподвижном утреннем воздухе приглушенный рокот голосов, доносившихся из здания. Я остановился и прислушался:

Агиос-агиос-агиос-агиос-агиос-агиос-агиос…

Затем более высокий голос ворвался в общий гул:

Кирие елейсон…

И третий, фаготом:

Кирие елейсон…

Последний слог был растянут и растаял на предельной ноте.

Через боковую дверь я вступил в облако тумана курящихся благовоний. Сначала я не мог ничего рассмотреть, кроме пятен света от горящих свечей и двух золотых искр и одной красной, висящих в сумраке; но потом глаза мои привыкли, я стал различать очертания, более темные тени в мире теней, и узнал огромный канделябр, свисающий с потолка в центральном нефе. Мое движение напоминало блуждание в огромной пещере, заполненной сталактитами.

Я на цыпочках прошел к хорам и встал там, не замеченный монахами. В восточной части церкви виднелось слабое сияние, в свете которого можно было распознать контуры кафедры. Бородатые лица возникали из темноты, на мгновение озарялись светом, а потом снова плавно исчезали во мраке. Легкое шуршание одежд было единственным предвестием появления нового лица, порой — легкий шорох ног по полу, и вот еще один проходит в световом пятне, а затем внезапно — новое лицо, бледное, бородатое, как и все другие, мгновение сияло, как призрак Банко.

Медленно, почти нечувствительно, рассвет начал рассеивать серый покров в церкви, но казалось невозможным, что свет сможет прорваться в эту сплошную тьму. А затем я увидел монахов, стоявших в хорах напротив, с другой стороны центрального нефа; я увидел, как выступают из сумрака колонны, как вырисовываются очертания высокого иконостаса с бастионом святых. Алтарные врата отворились. Оттуда вышел священник в красном облачении, в руках у него была большая книга; монах в черном одеянии встал рядом с ним и поднял свечу, так чтобы стал различим текст. Голос чтеца далеко разносился в прохладной церкви. Свет нарастал. Я видел уже довольно отчетливо длиннобородые лица святых, окруженные золотыми окладами икон. Священник и его помощник прошли назад, в алтарные врата; раздался громкий звук, когда металлические кольца заскользили по медному карнизу, и проем заполнился тяжелой красной парчой. Служба, начавшаяся в половине четвертого, завершилась с наступлением рассвета.

На ступенях снаружи несколько монахов стояли в сером свете в ожидании восхода. Архиепископ Синайский пригласил меня к себе, чтобы я смог присутствовать на церемонии встречи первого дня нового месяца. На Синае по-прежнему принят юлианский календарь, который на данный момент на тринадцать дней отстает от григорианского. Мы вместе поднялись на деревянную галерею перед его кабинетом, за нами шел священник, которого я видел в церкви, он все еще был в красном облачении. Он нес медную чашу со святой водой, пучок базилика и довольно большой серебряный крест. Когда мы вошли в комнату архиепископа, священник передал базилик и крест своему пастырю. Архиепископ соединил их, погрузил в святую воду, на мгновение приложил ко лбу, произнес, судя по всему, безмолвную молитву, а затем окропил всю комнату святой водой, используя для этого пучок базилика. Церемония завершилась, священник унес чашу, базилик и крест, он обошел монастырь, окропляя все кельи и прочие помещения монастыря святой водой.

И по мере того как он нес братии весть о мире и милосердии, над горами вставало солнце, омывая обитель золотым светом.

Час спустя я попрощался с его блаженством и с монахами, которые были так добры и заботливы. Брат Гавриил проводил меня до ворот, и когда я спросил, что прислать ему из Англии, он серьезно задумался, а потом сказал: изображения Лондона и несколько марок с королем Георгом VI.

Взревели моторы машин, подбежали представители племени джебелийя с детьми, так что мы отправились в обратный путь в окружении любопытных лиц. Оглянувшись, я увидел крепость на горном проходе, а над ее зубцами — несколько темных фигур, которые, словно маги на башнях, смотрели нам вслед.

Мы прибыли в Суэц до наступления темноты, и на следующее утро, в пять часов, я снова отправился в путь с Валлинисом и Юсуфом на тех же двух машинах, — на этот раз вдоль западного побережья залива к монастырю, гораздо менее известному, чем синайский. Это коптский монастырь Св. Антония — Дейр Авва Антоний, который претендует на то, что он старше обители на горе Синай.

Я знаю только два кратких описания этого монастыря, потому что великие путешественники XIX века, вероятно, привлеченные другими, более близкими достопримечательностями, никогда не трудились пересечь пустыню, среди которой он стоит. В отличие от Синая, монастырь Св. Антония не знает истории паломничества, у него нет никаких связей с Европой. Его притязания на славу основываются на памяти святого Антония и на исключительной древности самой обители; ведь она была основана последователями отшельника в тех местах, где знаменитый святой боролся с искушениями.

Дорога вдоль западного побережья залива довольно плохая, ехать там трудно, по сравнению с ней путь на Синай кажется легким и безопасным. На западной дороге постоянно сталкиваешься с препятствиями в виде глубоких стариц — следов пересохших потоков, усыпанных крупными валунами, принесенными с гор. Каждый дождь изменяет картину рельефа, перераспределяя гигантские камни и добавляя новые. Тот, кто думает, что можно найти легкий путь, обогнув препятствие, страдает неоправданным оптимизмом, он неизбежно попадает в еще большие затруднения и вынужден возвращаться по собственным следам. Меньшее зло — убирать валуны с дороги, что нам приходилось делать неоднократно. Никогда прежде я не видел местность, представлявшую большую угрозу для задней оси автомобиля.

По мере нашего продвижения я обратил внимание на примечательную особенность западного берега Суэцкого залива, возможно, сформированную ветром или приливом (или какими-то временными факторами или постоянным влиянием неизвестных мне природных сил). Складывается впечатление, что все бамбуковые корзинки, тара для перевозки кур и апельсинов, обломки древесины, вообще все, что выбрасывают за борт в заливе, дрейфует к западному берегу, который заполнен сплошным слоем мусора. Дорога в Абиссинию отмечена бутылками из-под кьянти; говорят, их в грандиозных количествах оставляют проходящие в Красное море итальянские корабли. Что за горе для бедуинов восточного берега, не имеющих доступа к таким сокровищам!