Античный чароплёт. Том 2 (СИ) - Аллесий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Известно где, — пожал плечами Адаалат-ка-Джаду. — Там наверняка что-то долго портящееся. Типа сухарей или сушёных фруктов, а мясом их обеспечивали встречные путники. Да и в деревне они немало запасли.
— В смысле? Там не… Стой, ты же не хочешь сказать, что они людоеды?
— Ну да, — пожал плечами он. — Эмушиты часто едят человечину. И это, кстати, общеизвестный факт.
Я вспомнил то, что было в деревне.
— Верю.
========== Глава 14 ==========
Комментарий к Глава 14
Скорых глав не ждите. Эта набросалась на досуге. Девять страниц. Решил выложить.
Получен новый уровень
Запоздало прочитал я пришедшее сообщение.
— Надо будет вернуться, осмотреть повозки, — заметил я. — Там может быть что-то интересное.
— В точку, — сосредоточенно кивнул Абтармахан, жёстко фиксируя пойманного эмушита непонятно откуда взявшимися верёвками. И где только успел прихватить?.. — Там наверняка есть как минимум деньги: они разграбили целую деревню. И хорошо, если только одну.
— Это ведь мародёрство! — возмутилась Абхилаша. Мы удивлённо повернули к ней головы. — Что?..
— Это — военные трофеи, — пояснил Абтармахан. — И вообще, нельзя было поаккуратнее? — с отвращением пробурчал он. Немудрено. Судя по всему, Абхилаша приложила пленника чем-то, что унесло его в аналог страны Морфея, только связанной с сексом. Очень отчётливый запах спермы и слюни, текущие изо рта, были крайне неприятны. Омерзительны, я бы сказал.
— Мне было не до нежностей, знаешь ли!
— Судя по его состоянию, именно избыток твоей нежности мы сейчас и наблюдаем, — странно, попенял он вроде Абхилаше, а оплёванным себя чувствую я. С чего бы это?
Наконец, пленник был связан. С садистским удовольствием брахман вытянул указательный палец. Его ноготь загорелся алым, вытянулся, создав острый кончик. Огненный коготь был медленно поднесён к уху эмушита. Резкое движение рукой, и шипящая скукожившаяся обожжёная мочка упала на землю. Кажется, окончательно его разбудила даже не боль, а собственный истошный вопль. Мальчишка (сложно мне воспринимать взрослым мужчиной пацана лет семнадцати) дёрнулся, забившись в путах. Хлёсткий удар ногой в бок оборвал его попытки освободиться, заставив уставиться на Абтармахана. Я машинально щёлкнул себя по горлу, с интересом наблюдая за происходящим. Абхилаша сморщилась и ушла за ближайшее деревце.
— Абру’хтаж бали ронтахару? — вкрадчиво поинтересовался Абтармахан.
— Тару ту хали братш! Ауркххх… — захрипел он, получив возникшей в руке Абтармахана плетью по лицу. Уродливый шрам-ожог и истошные вопли стали прекрасным началом беседы.
— Мар’пхартар мо риши. Ронтхарташ барилулу… — с садисткой улыбкой Абтармахан безо всяких усилий схватил левой рукой голову пленника, удерживая её с лёгкостью. — Эй, мальчишка, ты умеешь лечить, — повернулся он ко мне. — Помнится, ты глаз кому-то вернул?..
— Было дело, — киваю. — Но это крайне сложно.
— Неважно. Сможешь сделать так, чтобы он не сдох от боли? И сможешь убрать ему боль, когда я скажу? Чтобы мог отвечать?
— Смогу, если ты не нанесёшь смертельных ранений, — на миг задумавшись, прикидываю количество маны. — И мне надо немного помедитировать.
— Не надо, — подойдя ко мне, Абтармахан положил руку на правое плечо. Я ощутил, что он пытается передать мне энергию. Сопротивляться не стал.
Видно было, что брахману плохо даётся это действо, но и мне было не легче. Пусть к приёму и передаче маны я довольно восприимчив, но эти психи из Храма и не пользовались чистой маной! В меня сейчас текла странная тягучая и плотная смесь магической энергии и жизненной силы, праны. Более того, при передаче Абтармахан поддерживал рваную пропорцию, отчего принимать это нечто становилось ещё сложнее.
Духовные линии напрягались от пропуска столь непривычной силы, которая к тому же и жглась, будучи с немалой примесью маны, несущей след огненной стихии.
— Хватит с тебя, — тяжело ухнул Адаалат-ка-Джаду, на миг сгорбившись и вытерев пот.
— Да… Дай мне пару минут, — усаживаюсь на землю и концентрируюсь, не обращая внимания на подвывания рядом.
Чтобы ощутить в себе что-то жгучее и сильное, плотное и тягучее, много усилий не требовалось. Куда сложнее было этим чем-то управлять. Духовная оболочка уже начала подстраивать этот ужас и пытаться трансформировать его во что-то более удобоваримое, но получалось у неё с трудом, а до завершения процесса было и вовсе далеко. Перво-наперво я разогнал собственную ману, заставляя её смешиваться с этой… субстанцией. Оттого, что мана была куда менее плотной, процесс шёл довольно непросто, но я не останавливался, напрягая духовные линии и прогоняя через них эту тягучую энергию.
Сознание полностью отрешилось от всего, погрузившись в эту силу. Она была тяжёлой, мощной, горячей. Она буквально жгла напором и силой! Настоящая смесь подлинной жизненной энергии и пугающего пламени, испепеляющего и всепожирающего. С трудом мне удалось “приглушить” пламя и “рассеять” жизнь, сделав их менее плотными. Я постарался добавить лёгкость и разреженность, прохладу. Всё, что на моей памяти больше характерно для облачной маны.
Вышло так себе. Когда я очнулся, просидев минуты три, то ощутил некую инертную субстанцию. Это была мана, но крайне непонятная и странная, да и по свойствам она от маны отличалась, кажется. Тем не менее, творить чары, основываясь на этой жуткой смеси, пожалуй, можно. Поднявшись и отряхнувшись, я кивнул Абтармахану.
Тот только этого и ждал. Вновь появившийся огненный коготь медленно вошёл в глазницу, остановившись внутри глазного яблока кончиком и начав поворачиваться. Эмушит задёргался с нечеловеческой силой и заорал. Он почти мгновенно охрип, а заодно сломал себе некоторые кости, судя по хрусту. В попытке выбраться из чудовищной ловушки, он явно выворачивал суставы. Изо рта пошла кровь. Неужто зубы покрошил?
Отстранившись, улыбающийся Адаалат-ка-Джаду кивнул мне. Первым делом я бросил заклинания паралича и малого исцеления. Отпущенный из цепкой хватки брахмана, “воин” неистово бился затылком о дерево. И будь оно несколько более прочным, то уже давно бы убил себя. Затем я начал начитывать заклинание избавления от боли. Повторил я его несколько раз, заодно кинув ещё два малых исцеления. Прожжёный глаз зарубцевался, как и ожог, но, разумеется, не восстановился.
— Прекрасно, — кивнул брахман, глядя на трясущегося от пережитого эмушита. Тот был в глубочайшем шоке, его, что называется, колбасило. Он дёргался и дрожал, а в воздухе пахло теперь ещё
