Мёртвый гость. Сборник рассказов о привидениях - Теодор Кернер

— Конечно! — сияя от радости, воскликнула Фридерика. — Дело в том, что он и без того ушел бы. Разрешите мне только сказать ему пару слов наедине.

— Опять она за свое! Нет, прочь его, прочь! Напиши ему пару строчек! Никаких обедов! Прочь!

Тут не могли помочь никакие уговоры. Впрочем, вознаграждение, обещанное Фридерике, не казалось от этого менее ценным. Она написала записку так понравившемуся ей банкиру, в которой извинялась за то, что из-за болезни отца пришлось отменить приглашение отобедать вместе с ними. Далее Фридерика просила, чтобы он как можно скорее покинул город, если ему дороги ее дружба и уважение, поскольку от этого будут зависеть ее счастье и мир в ее доме. Она обещала в следующем письме объяснить ему причины этой странной, но чрезвычайно важной для нее просьбы.

С письмом в гостиницу Фридерика отправила дворника, велев ему спросить там банкира фон Хана. Тот незамедлительно выполнил поручение, так как надеялся, пользуясь случаем, хоть издалека посмотреть на человека, о котором говорил весь Хербесхайм. Но как только отворилась указанная ему дверь, он вздрогнул, увидев приближающуюся к нему высокую бледную фигуру в черном и услышав обращенный к нему вопрос: «Тебе чего?» Спрашивающий показался ему в эту минуту еще более черным, высоким и бледным, чем он его себе представлял. «Простите, — сказал бедняга, на лице которого застыл смертельный ужас, — я хотел не к вам, а к господину банкиру фон Хану». — «Это я». — «Это вы? — дрожащим голосом переспросил несчастный, у которого ноги стали ватным от страха. — Ради Бога, отпустите меня обратно». — «Я тебя не держу. Кто тебя послал?» — «Фридерика Бантес». — «Зачем?»

— «Это письмо вы должны…» — с этими словами, которые он не договорил, так как банкир приблизился к нему на шаг, бедный дворник бросил письмо тому под ноги, а сам бросился наутек.

Банкир пробормотал про себя: «Неужели здесь все люди такие придурковатые?» Он прочел записку Фридерики, наморщил лоб, кивнул головой и заходил, насвистывая, взад-вперед по комнате. Между тем в дверь опять тихо постучали. В комнату робко и поминутно кланяясь вошел хозяин, почтительно сжимая шляпу в руках.

— Вы как раз кстати, хозяин. Еда готова? — спросил господин в черном.

— Наша еда вряд ли устроит вашу милость.

— Отнюдь. Здесь отлично готовят. Я никогда не ем много, но это не должно служить упреком.

— В «Золотом ангеле» кормят лучше.

— Но мне ничего не нужно от «Ангела» — я останусь в «Кресте». Из всех хозяев, которых мне приходилось встречать, вы — самый скромный. Прикажите побыстрее накрывать.

Хозяин «Креста» мял шляпу в руках и, казалось, был смущен, так как ему нужно было еще что-то сообщить постояльцу. «Черный» сначала не заметил этого, продолжая задумчиво ходить по комнате. Но всякий раз, как только он приближался к хозяину, тот осторожно отступал на пару шагов назад.

— Вам еще что-нибудь нужно, хозяин? — спросил наконец банкир.

— Да, да! Только пусть ваша милость не поймет меня превратно.

— Ничуть. Говорите же! — воскликнул «мертвый гость» и протянул руку, чтобы по-дружески похлопать хозяина по плечу. Тот же, не поняв его намерения, заподозрил самое худшее, решив, что гость посягает на его голову (как он это проделывал с некоторыми девушками сто и двести лет назад). Поэтому, вообразив себя жертвой, хозяин мгновенно пригнулся и, развернувшись, одним прыжком выскочил из комнаты.

Господин фон Хан при всем своем раздражении, вызванном поведением хозяина, не мог все же удержаться от смеха. Дело в том, что подобную робость он заметил у всех обитателей гостиницы. Особенно бросилась она ему в глаза после сегодняшнего утра. «Меня, похоже, приняли здесь за второго доктора Фауста», — сказал он про себя.

Снова раздался стук в дверь, которая вслед за тем тихо приоткрылась. В комнату просунулась чья-то воинственная голова с римским носом и буйными бакенбардами, спросившая:

— Я не ошибся? Господин фон Хан?

— Разумеется.

Вслед за тем в комнату ввалился громадного роста детина в полицейской униформе.

— Господин бургомистр просит вашу милость на несколько минут направиться к нему.

— Направиться? Это звучит несколько в полицейском духе. Где он живет?

— В конце улицы, сударь, в большом угловом доме с балконом. С вашего позволения, я проведу вас туда.

— Ну, в этом-то нет нужды, приятель. Я не люблю ни военных, ни полицейских эскортов.

— Это приказ господина бургомистра.

— Да, да, и вы обязаны подчиниться, не так ли? Вы ведь были солдатом?

— Так точно, третьего гусарского полка.

— В какой стычке вы получили этот замечательный шрам на лбу?

— Гм, сударь… в стычке со своими товарищами из-за одной симпатичной девушки.

— В таком случае, вашей жене он не очень нравится, если не она была той симпатичной девушкой.

— Я не женат, сударь.

— Ну хорошо, тогда вашей возлюбленной. Потому что тот, кто носит такие благородные шрамы за прекрасный пол, не может оставаться глухим к любви. Ваша избранница, узнай она сейчас все о вас, стала бы несколько несговорчивой, не так ли?

Обладатель бакенбард наморщил лоб. Спрашивавший развлекался тем, что в выражении лица героя находил подтверждение своим предположениям, и поэтому не стал останавливаться на достигнутом: «Однако не падайте духом. Именно шрам будет служить вашей возлюбленной свидетельством того, чем вы можете рискнуть ради одного-единственного взгляда ее больших черных глаз и за один локон ее каштановых волос».

Полицейский изменился в лице и сделал большие глаза.

— Ваша милость, — пролепетал он, — уже знают эту девушку?

— Почему бы и нет? Не она ли — самое хорошенькое дитя во всем городе? — улыбаясь, ответил господин фон Хан, чье самолюбие приятно пощекотал быстрый успех его дерзкого расследования любовных интриг полицейского.

Однако его вопросы, казалось, отнюдь не щекотали самолюбие полицейского: плутовская улыбка, игравшая на мертвенно-бледном лице гостя, казалась ему ужасной и дьявольски-злобной.

— Ваша милость уже знают ее? Возможно ли это? Вы ведь в городе только со вчерашнего дня. Я же глаз не спускал с дверей дома модистки, а когда меня не было, за ними следил другой. Вы не могли проникнуть в дом незамеченным.

— Милый друг, никогда не трудно познакомиться с милой девушкой; к тому же в домах есть еще и черный ход.

Обладатель бакенбард сделал озадаченное лицо, поскольку он и в самом деле что-то припоминал о черном ходе. Смущение полицейского еще больше подстегнуло озорство господина фон Хана, который теперь пытался вызвать в нем ревность.

— Значит, теперь она строит из себя недотрогу? Так я и думал! Все из-за этого шрама!

— Нет, сударь, не из-за шрама! Не в обиду будь сказано: из-за вас самих!

— Что? Из-за меня? И не мечтайте об этом! Э, да вы, никак, ревнуете? Давайте заключим между нами союз. Вы понимаете, о чем я…

— И даже слишком хорошо. Но на сей раз из этого ничего не выйдет! Сохрани меня Господь!

— Вы представите меня своей юной модистке, и я примирю ее с вашим шрамом.

Полицейский встрепенулся, словно дрожь прошла по его телу. Вслед за тем он придал своему лицу сугубо официальное выражение и предложил фон Хану следовать за ним к бургомистру.

— Я пойду, но не намерен терпеть никакого сопровождения по городу.

— Так было приказано.

— А я приказываю обратное. Можете идти и передать это господину бургомистру, а если вздумаете спорить со мной, то забудьте о вашей девушке!

— Сударь, прошу вас, ради Бога! — в полном смятении взмолился честный обладатель бакенбард. — Я повинуюсь. Об одном только прошу вас, милостивый государь: ради Бога, не лишайте невинную девушку жизни!

— Надеюсь, вы не станете считать меня способным убить девушку из одной только любви к ней?

— Я полагаюсь на ваше честное слово, милостивый государь. Если вы пощадите бедное дитя, я сделаю для вас все, что прикажете, пусть это будет даже моя собственная смерть.

— Успокойтесь! Я даю вам честное слово, что не лишу жизни славную девушку. Скажите мне только: почему вы сразу же испугались самого худшего? Кто бы так — ни с того ни с сего — стал посягать на жизнь прекрасной крошки?

— Вы дали слово чести, сударь. Мне этого достаточно. Что вам стоит свернуть шею доброй Кэти? Я ухожу, а вы придете одни. Даже преисподняя обязана держать слово.

С этими словами бедняга покинул комнату. Ему вслед раздался громкий, пронзительный смех «мертвого гостя», казавшийся ему издевательским хохотом самого сатаны. Вприпрыжку помчался он к бургомистру. Прибежав к нему, полицейский выложил всю свою историю, чем немало удивил последнего.

Господин фон Хан взял трость и шляпу и вышел из дома. Он все еще втайне потешался над искренним страхом полицейского и его — как казалось ему — непомерной ревностью.