Последний Исход - Вера Петрук

Они миновали еще квартал и вошли в небольшую рощу, когда Альмас вдруг споткнулась.

– Постой, – потянула она его за руку, останавливаясь. – Я за тобой не успеваю, давай передохнем. Мы почти пришли, ведь это парк за моим домом. Вернее, будущий парк. Я хочу посадить здесь больше акаций и апельсиновых деревьев. Они так чудесно пахнут.

Регарди поежился. В роще шуршала листва, и ему казалось, что за каждым кустом прятался враг. Арлинг нередко охотился по ночам в лесных оазисах, но те места находились далеко за городом, а этот уголок сохранившейся природы был обречен на городское выживание. Регарди не любил парки и другие культурные насаждения, сотворенные человеком для отдыха. В них чувствовалось что-то фальшивое и неестественное. Такие места напоминали ему накрашенное лицо женщины, которая старается спрятать видимые только ей изъяны под густым слоем румян и пудры.

Альмас тоже была напряжена, но ее волнение, кажется, имело другие причины – ему пока неясные. Глубоко вздохнув, она прислонилась спиной к шершавому стволу, пристально разглядывая его. Арлинг неуверенно замер рядом, чувствуя неловкость момента. Он уже собирался рассказать ей о ночных жужелицах, которые прячутся под корой маскатовых деревьев и больно кусаются, когда она взяла его за руку и поцеловала его ладонь.

– Почему ты сторонишься меня? – спросила она, склонив голову набок. Копна черных волос волной упала на ее точеное плечо, взметнув вокруг них облако нежного аромата адраспана.

– Альмас, я… – слова застряли в горле, и Арлинг понял, что настал момент, которого он опасался. Подозревая, что нравился девушке, Регарди надеялся, что его бездействие подскажет ей об отсутствии ответных чувств. Но стратегия оказалась неверной, и сейчас больше всего на свете ему хотелось исчезнуть. Это было не так уж трудно осуществить. Сделать шаг в темноту, и Альмас не сможет отыскать его в этой роще даже с собаками.

– Зачем что-то говорить, – прошептала она, привлекая его к себе. Теперь Арлинг понял, почему ее духи так сильно волновали его. Адраспаны были известным возбуждающим средством в Сикелии. Возможно, Альмас не случайно выбрала их в этот вечер. До чего же хитра, чертовка. Девушка знала, что она – красивая женщина, а он – путь слепой, но мужчина.

– Поцелуй меня, Арлинг, – попросила она, и Регарди почувствовал, как бешено загудела кровь в венах. Руки Альмас коснулись его груди и, нежно скользнув вниз, остановились на поясе, словно спрашивая разрешения.

Сопротивляться такому искушению было трудно. Арлинг наклонился и поцеловал ее, с нежностью прижав губы к гладкому лбу. Кажется, совершать невозможное вошло у него в привычку. Погладив запрокинутое лицо, он мягко отстранил ее руки и опустился перед ней на колени. Как по-другому сгладить неловкость ситуации, Регарди не знал. Он чувствовал себя виноватым.

– Прости меня, – начал Арлинг, но в следующую секунду подскочил и, развернувшись вокруг себя, оказался лицом к лицу с низеньким щуплым кучеяром. Человек на вытянутой руке держал нож, направленный в ее сторону, и постоянно оглядывался на других кучеяров, которые вышли следом за ним из-за деревьев. Их оказалось пятеро. Они двигались шумно и неповоротливо, как беременные ослицы, и Регарди мог только поражаться тому, что не заметил их приближения раньше.

– Простите, милочка, что помешали, – скрипуче произнес кучеяр, вышедший к ним последним, – но нам нужны ваши денежки. Вытаскивай все, что есть в карманах, и можете чирикать дальше.

Альмас, раскрасневшаяся от гнева, еще задолго до того как появились разбойники, с возмущением уставилась на него.

– Ты больной, наверное, – вспылила она. – Убирайся прочь, пока руки-ноги целы. И дружков своих прихвати. Вы даже представить себе не можете, на кого напали.

«Интересно, кого она имела в виду – себя или меня?», – подумал Арлинг, изучая кучеяров. У всех на лицах были намотаны платки, но Регарди читал их, как открытые книги. Из оружия у них были только ножи, причем, не боевые. Тот, который вышел первым, носил вязаную шерстяную жилетку, которая сохранила на себе запах женщины, молочной каши и детской мочи. Арлинг готов был поклясться, что пару часов назад этот горе-бандит укачивал на руках ребенка и ломал голову, как прокормить голодные рты семейства. На его левой руке не хватало пальцев. Ранение было недавним, и от тряпицы, намотанной вокруг культи, пахло гноем. Стоявший за «папашей» кучеяр был худым и таким тощим, что его легко можно было спутать со стволом акации, если бы не дрожь, периодически пробивающая его с головы до ног. Падучая часто встречалась в Сикелии и считалась болезнью проклятых. Таких людей обычно прогоняли из поселений, и они бродили по дорогам, прибиваясь к бандитам или пропадая в пустынях. Третий держал нож, словно писчее перо. Он не смотрел в их сторону, будто надеялся, что его не заметят. Весь его облик говорил: «Я не с ними, я здесь случайно, просто дайте мне денег, и давайте разойдемся мирно». Что заставило этого писаря выйти на тропу войны? Потерялся в городе будущего, не сумев освоить профессию каменщика? Четвертый был пьяницей, с трудом стоящий на ногах. Он пил уже много месяцев, и кончик его ножа рисовал замысловатые узоры в воздухе, повторяя дрожь руки. Его взяли для большинства. Лишь последний кучеяр, тот, который обратился к ним, держал нож более-менее уверенно. Но запах уксуса и моченых шкур настолько сильно въелся в его волосы и тело, что сразу выдавал профессию кучеяра. Он был кожевником и поэтому должен был уметь обращаться с ножом. Однако знал ли он, что его жертвы, в отличие от мертвых туш, могут сопротивляться?

На Арлинга нападали разные враги, но такие еще не встречались. Он незаметно спрятал в пояс нож, который вытащил из-за голенища сапога за секунду до того, как поднялся с колен. Холодное оружие тут не понадобится.

– Почему не представляем? – обиженно протянул кожевник в ответ на выпад Альмас. – Тут и без слов понятно, кто вы такие и что здесь делаете. Мы в отличие от твоего кавалера не слепые. Знаю я таких. Ты богатая, молодая, скучаешь, а он – драган, отщепенец, враг народа и слепой ко всему. Тебе погулять захотелось, а он, дурак, голову потерял. Вон, на колени встал, наверное, замуж думал звать. Ну что, я прав?

– Хватит болтать, – вмешался семьянин. В его голосе слышалось напряжение, вызванное с трудом сдерживаемой болью. Раненая рука, заботливо прижатая к груди, постоянно дергалась, словно, пытаясь найти удобное положение на груди хозяина.

– Давайте сюда деньги, – резко произнес он. – И украшения тоже снимайте.

– Начни с него, Арлинг, – Альмас кивнула на раненого. – Только не убивай. Отдадим его в суд. Пусть посидит годик в яме, гадая, отрубят ему руки или нет.

Арлинг был даже рад появлению разбойников. По крайней мере, гнев Альмас теперь был направлен не на него. То, что будет потом, принадлежало будущему, которому не было место в настоящем.

– Вот, возьмите, – сказал он, вытаскивая заработанные за неделю султаны, которые носил в поясе, предпочитая не оставлять в палатке. Ирония судьбы заключалась в том, что он взял их, побоявшись, что его ограбят рабочие из его же бригады, а теперь с легкостью отдавал монеты тому, кто назвался бандитом, даже не представляя, как правильно держать нож.

– Что ты делаешь? – изумленно спросила Альмас, и Регарди почти физически ощутил, как округлились ее глаза.

Арлинг знал, что правдивый ответ ей не понравится. Вряд ли девушка вообще поняла бы его.

«Контролирую солукрай, ведь не зря же я два месяца копал песок», – произнес он про себя, а вслух сказал:

– У них ножи, и их больше. Не хочу, чтобы они причинили тебе вред. Лучше сделать так, как они говорят.

И с этими словами Арлинг аккуратно вынул из ее ушей серьги, украшенные крупными жемчужинами. Он был уверен, что Альмас ни за что не согласилась бы расстаться с ними добровольно, и тогда не обошлось бы без неприятностей.

– Больше у нас ничего нет, – сказал он, передавая кожевнику деньги и серьги Альмас. – Сами видите, мы не на рынок собирались. Прошу вас не убивайте. Мы даже стражу позвать не сможем, сейчас все до последнего гуляют.

– А то мы не знаем, – хохотнул кожевник. – Ладно, голубки, с новым годом!

Когда кучеяры с шумом исчезли среди листвы, Альмас влепила Арлингу пощечину.

– Эти серьги подарил мне иман! – закричала она. – Ты ведь мог порвать этих разбойников одной рукой на куски. Они ведь даже не воины. Никогда не поверю, что ты испугался каких-то отщепенцев. Что ты молчишь?

Арлинг и сам не знал. Да и что он мог ей сказать? Что отдал ее серьги, потому что испугался себя? Что боялся проучить горстку оголодавших и обезумевших от войны людей, а потом оставить в роще их трупы с вырванными глазами? Так, кажется, он поступил с керхами в той деревне под Фардосом. Нет, он не мог упустить последний шанс, который дал ему учитель. Уж лучше пусть злится Альмас.