Светские манеры - Рене Розен

Мраморный дом распахнул свои двери для публики. Те, кто критиковал Альву за то, что она развлекается во время траура, просто не понимали, что это не светский прием, а важное мероприятие, которое Оливер одобрил бы от всего сердца.

Зная, что многие стремятся посмотреть ее особняк, особенно его интерьеры, Альва решила организовать в Мраморном доме благотворительную ярмарку. Билеты стоимостью в один доллар давали возможность прогуляться по лужайкам вокруг коттеджа и послушать все выступления, а за пять долларов – еще и совершить небольшую экскурсию по самому особняку. Некоторые помещения, закрытые для публики, включая ее спальню, были огорожены красными бархатными канатами, и возле этих комнат стояли на страже полицейские.

Перед входом в большой шатер на ветру развевались синие флаги с белой звездой – символ суфражистского движения; оркестр играл бравурные мелодии. Около тысячи женщин – богатых и бедных, молодых и старых, белых и чернокожих, американок и европеек – расхаживали по газонам, покупая брошюры и значки, шарфы и флаги, все, что было выставлено на продажу, дабы внести свой вклад в поддержку суфражистского движения.

Пришли подруги Альвы Кошечка и леди Пэджит, а также ее сестры. Заглянули даже Тесси Ульрикс и Мэйми Фиш.

– Вот мы и снова встретились, – сказала Мэйми вместо приветствия. Она томно взмахнула руками, словно изнемогала от пресыщенности. – Лица наши стареют, платья молодеют.

– Какой сюрприз, – отвечала Альва. – А я-то думала, ты не сторонница борьбы за женские права.

– Так и есть, – подтвердила Мэйми. – По мне, так лучшее право любой женщины – иметь хорошего мужа.

– Боюсь, сегодня здесь с тобой вряд ли кто согласится. – Альва широким жестом обвела собравшихся перед особняком.

Она смотрела на женщин, пришедших на ярмарку, и у нее щемило сердце при мысли, что все их таланты, устремления, амбиции остаются нереализованными лишь потому, что они представительницы слабого пола. А сколько еще несчастных во всем мире пытаются подняться над обстоятельствами! Они должны иметь избирательные права и многие другие: владеть собственностью, бросать жестоких мужей, получать образование, претворять в жизнь свои заветные мечты.

Сама не лишенная честолюбия, Альва добивалась влияния в светском обществе, потому что это было единственное поприще, где она могла проявить себя. Когда-то она была дочерью обеспеченных родителей, но семья ее обеднела, и ей пришлось приложить немало сил, чтобы вернуть себе прежнее привилегированное положение. И ей это удалось, она пробила себе дорогу на самый верх, но ее миссия еще не окончена.

Альва извинилась перед Мэйми с Тесси и, вращая над головой зонтиком, зашагала к шатру, чтобы послушать первого оратора. Светское общество проживет без миссис Астор, да и без Альвы тоже. Светскому обществу Альва Вандербильт Бельмон не нужна, а вот женщины – простые женщины всего мира – в ней нуждались.

Глава 65

Светская хроника

Нью-Йорк

Мы идем по Павлиньей аллее – длинному красивому коридору, связующему два здания «Дефиса», как теперь называют две гостиницы, недавно объединенные в одну – «Уолдорф-Астория». Богатство внутреннего убранства этой аллеи поражает воображение. Мозаичный пол из оникса эхом отзывается на каждый шаг, по бокам между коринфскими колоннами – скамейки с плюшевыми сиденьями. На скамейках отдыхают дамы, некоторые с кавалерами.

Мы входим в гостиничное кафе, где стены украшены великолепными фресками, а столы сервированы изысканной посудой из хрусталя и фарфора. Пенелопа и Офелия уже здесь. Давненько мы не обедали вместе. В последний раз это было в ресторане «Дельмоникос». В самом начале лета, незадолго до нашего отъезда в Ньюпорт. Тогда мы сидели за одним из столиков под открытым небом, среди красных цветов герани и алых пионов, благоухавших в приоконных ящиках. День был дивный, и мы договорились, что надо чаще обедать вместе, но в последнее время как-то не получалось: у всех так много дел.

Кошечка – член правления зверинца Центрального парка; она ведет неустанную борьбу за то, чтобы этот зоопарк остался в городе. Пегги Кавендиш в качестве волонтера два раза в неделю дает уроки детям с нарушениями речи. Офелия тоже занимается волонтерской деятельностью – в сиротском приюте, а Пенелопа входит в правление Библиотеки Асторов, которая находится в крайне запущенном состоянии.

Корнелия Мартин, к сожалению, не сможет составить нам компанию. Ей с мужем пришлось уехать из Нью-Йорка вскоре после бала, который они дали в отеле «Уолдорф». Ряд представителей духовенства, а также популисты и анархисты раскритиковали Мартинов за расточительность, в их адрес стали поступать угрозы. Затем злоумышленники побили окна в их доме, поломали их экипажи, и это стало последней каплей. Сейчас они в Шотландии или в Англии, точно никто не знает.

Разумеется, с тех пор никто не устраивает столь грандиозных приемов. Некоторые считают, что бал четы Брэдли Мартин ознаменовал собой завершение «позолоченного века». Так и есть. Хотя, судя по драгоценностям и нарядам сидящих за нашем столом, не говоря уже о ценах в этом кафе, мы по-прежнему вполне состоятельны.

Мы лакомимся таким изысканными блюдами, как тушеная баранина, свежий говяжий язык, подрумяненный барашек с мятой, почки барашка, приготовленные с пряностями. Леди Пэджит, гордо заявляющая, что уже шестнадцать лет не ест мясных блюд, заказала алозу, поджаренную на открытом огне, и рыбную икру, а также холодное мясо лангуста под соусом тартар.

Она с пренебрежением смотрит на стейк из вырезки под беарнским соусом на тарелке Мэйми.

– Как ты можешь есть мясо?

– Очень просто, – отвечает Мэйми. – С помощью вилки и ножа. – Для наглядности она приподнимает приборы над столом.

Беседа продолжается. Мы говорим о разводе Пенелопы и об ее дочери, которая учится в колледже. Лидия делится с нами сюжетом своего следующего любовного романа. Все мы поклялись хранить в тайне, что она пишет романы под псевдонимом «Луис У. Стерлинг». Мы смеемся, сплетничаем, обмениваемся новостями.

В предыдущий раз мы виделись в ноябре, на похоронах миссис Астор. Она скончалась в возрасте семидесяти восьми лет у себя дома, в присутствии сына Джека, дочери Кэрри и дворецкого Томаса Хейда. Говорят, что в последние годы Хейд не отходил от нее, ездил с ней на ежедневные прогулки по парку. Их частенько видели вместе в «Шерриз» и «Дельмоникос». Даже здесь, в «Дефисе». Говорят, она выглядела счастливой как никогда прежде.

С кончиной миссис Астор завершилась целая эпоха, и хотя светское общество еще существует, оно уже не то, что раньше.

Было время, когда мы слепо следовали протоколу, и для нас это было так же естественно, как смена времен года. Зиму проводили в Нью-Йорке, на лето уезжали в Ньюпорт, и так из года в год. Во многом мы добровольно подчинялись тогдашним ограничениям и запретам. Светское общество, в которое мы столь отчаянно стремились попасть, диктовало нам: никаких брильянтов до наступления темноты, светские визиты только с двух до четырех часов дня, нельзя отказывать супругу в близости, разводиться тоже нельзя. Порой трудно признаться, что, в сущности, мы сами вошли в клетку и обрекли себя на неволю.

С высоты нынешнего времени легко утверждать: то, что для одной женщины скучные будни, для другой – вдохновляющая сила. Теперь светский этикет мы расцениваем как нечто чрезмерно затейливое. Устаревшее. Следующее поколение гораздо более невзыскательно, и светское общество, каким мы его знали, никогда не возродится. И ведь что интересно: те обязанности, которые в течение трех десятилетий исполняла одна миссис Астор, ныне возложены на трех женщин.

Теперь в свете задают тон