Солнце над Бабатагом - Александр Листовский

Доктенек мрачно взглянул на Шоу-саиба.

— Интересно знать, сэр, что бы вы сделали, находясь на моем месте? — заговорил он, багровея. — В продолжение года я был скован в своих действиях по рукам и ногам.

— Надо уметь работать, — произнес с досадой Шоу-саиб. — А вы, судя по вашим рассказам, сами все напортили. Ну, отложим этот разговор. Смотрите, Томас, кто это с ними?

— Кого вы имеете в виду?

— А вон, в конце колонны.

— Это местное население, — посмотрев в бинокль, сказал Доктенек.

На сухом с крупной челюстью лице Шоу-саиба появилось недоверчивое выражение.

— Вы шутите, Томас?

— Я вообще не умею шутить.

Шоу-саиб, поджав губы, смотрел на колонну. Его взгляд задержался на всаднике с черной бородой.

— Ну, если это действительно так, то нам здесь вообще больше нечего делать, — заговорил он, помолчав. — Ибрагим-бек слишком дорого обходится нам. Да, нам здесь больше нечего делать.

— Я уже давно думал об этом, — сказал Доктенек.

— Хотя постойте, Томас. Сегодняшний бой решит все. Если Ибрагим-бек одержит победу — а он может и должен ее одержать, — тогда его положение резко изменится. Едемте к нему. Надо воодушевить его перед боем.

Они спустились с возвышенности, сели на лошадей и в сопровождении конвоя поскакали к кишлаку Юхары-Кокайты.

Было около двенадцати часов дня, когда отряд Лихарева вышел из предгорий Бабатага и стал приближаться к Сурхану. Впереди на несколько верст раскинулась горячая степь. Тяжелый зной дрожал над холмами. Раскаленное солнце беспощадно палило с синего без облачка неба. Все вокруг, подавленное тяжкой духотой, словно замерло и притаилось: ветер утих, смолкли кузнечики, только конский топот катился по иссохшей земле.

— Жарко, — сказал Кузьмич, утирая усы. — Василий Прокопыч, — обратился он к Климову, — глядите, кто это там поскакал? У меня глаза слабые, факт.

Трубач посмотрел. Два всадника — один на серой, другой на рыжей лошади — поднимались галопом на холм. Передний, в котором Климов сразу же узнал Лихарева, остановил Давлят-Кока, слез с него и, согнув, локти, стал смотреть в бинокль в сторону кишлака Юхары-Кокайты. Там шла колонна, окутанная пылью и казавшаяся бесконечной. Воздух дрожал от нестройного гула.

— Федор Кузьмич, слышите, барабанят? — спросил Климов вполголоса.

— Слышу. Чтоб так черти по ним барабанили, — мрачно ответил лекпом.

Отряд остановился. По рядам на разные голоса что-то передавали.

Седов прислушался.

— Тебя к командиру полка, — сказал он Вихрову. Но Вихров уже сам понял, что его вызывают. Он подобрал поводья и, толкнув лошадь в галоп, поскакал к Кудряшову.

Вскоре он возвратился с сообщением, что эскадрон назначен в резерв.

С опушки тополевой рощи, где, спешившись, расположился в резерве второй эскадрон, была видна почти вся долина.

Басмачи двигались беспорядочными толпами.

Кузьмич сдвинул на глаза козырек, прикрывшись от солнца.

— Смотрите, Василий Прокопыч, — сказал он. — Смотрите, сколько их. Тысячи. Никогда такого, факт, еще не бывало… А наши что же? И не видать никого! Странно все-таки. Или мы первые их атакуем?

Климов с недоумением посмотрел на товарища.

— Первые? Старый вояка, а не знаете, что резерв атакует последним, — укоризненно покачал головой трубач.

Кузьмич нахмурился, засопел, хотел сказать что-то, но раздумал и только вполголоса выругался.

Басмачи приближались. Теперь уже на всем протяжении поля между рекой и горами показались наступающие массы. Все слышнее становился конский топот. А из кишлака Юхары-Кокайты выезжали все новые и новые толпы. Сгати видны отдельные бородатые всадники в пестрой одежде, сидевшие на рыжих, серых, буланых, гнедых лошадях, покрытых золочеными и цветными попонами. В задних рядах сотни рук били в бубны.

— Да, братцы, здорово они сегодня воюют, — донесся знакомый голос Харламова.

— Вот и я говорю, старшина, что такого, факт, еще не бывало, — подхватил Кузьмич, оглядываясь на Харламова, который так же, как и лекпом, недоумевал, почему наши, укрывшись в балках, стоят молча, без движения.

Об этом же думали Вихров и Седов и находившиеся тут же Пахомов и Кондратенко. Им казалось, что уже пора бросаться в атаку.

— А все же Ибрагим-бек повторяет ошибку Вейротера под Аустерлицем, — сказал Пахомов.

Вихров с удивлением посмотел на него.

— Вейротера? — спросил он. — А кто это — Вейроер? Полководец?

— Начальник австрийского генерального штаба. Он атаковал Наполеона, не прикрыв свои фланги, чем и воспользовался Наполеон… Смотрите, смотрите, товарищ командир! — воскликнул Пахомов. — Вот это здорово!

Вихров повернулся и увидел навсегда-оставшуюся в памяти картину. Из балки, как из-под земли, поднялись тучей всадники. Почти лежа на шеях лошадей, размахивая блестящими шашками, они бурей понеслись по ровному полю, ударили во фланг басмачей, сбили их и погнали назад. С другой стороны над гребнем холмов показались джигиты в чалмах и халатах. Лошади их, растянувшись в карьере, казалось, летели над землей.

— Локайцы! — восторженно сообщил Кондратенко.

Вихров быстро взглянул на него, почему-то тут только заметив, как возмужал молодой командир за последнее время. Юношеская мягкость его лица сменилась суровым вырыжением, присущим бывалому-воину. Он, как и все остальные, продолжал смотреть на долину, где в густых облаках пыли часто взлетали и падали шашки.

Бой постепенно отодвинулся в горы. Резерв получил приказ перейти на новое место.

— Противник с тыла! — сказал наблюдатель.

Вихров оглянулся. По широкой щели ехали какие-то всадники. Вихров смотрел на них, жалея, что у него нет бинокля. Но вот уже всадников — их было около сотни — можно было разглядеть простым глазом.

— Помкомполка Ладыгин с отрядом, — заметил дальнозоркий Пахомов. — Вон, с бородой.

— Правильно, он. Вот это здорово! — обрадовался Седов.

— В самый раз подоспел!

Увидев стоявших, Иван Ильич погнал к ним в галоп Тур-Айгыра.

— Здравствуйте, товарищи! — весело поздоровался он, подъезжая. — Ну, что тут происходит?

Вихров кратко доложил обстановку.

— Добре, — сказал Ладыгин. Он провел рукой по подстриженной русой бородке. — А я боялся, как бы не опоздать. Добре, значит, еще повоюем… Отряд, за мной! — скомандовал он.

Мимо Вихрова замелькали молодые загорелые лица бойцов.

— Пошел наш командир, — сказал трубаи Климов, с любовью глядя вслед Ладыгину.

— И-их, братцы мои, ну и силища прет! — показал Харламов на ту сторону широкой котловины, куда из ущелья выезжали басмачи. Впереди на белой лошади ехал тучный человек в горевшем на солнце парчовом халате. За ним везли белое знамя с хвостами.

Басмачи вытягивались из ущелья, казалось, бесконечным потоком. Задние галопом нагоняли передних.

Голова колонны густела, расходилась по фронту двумя широкими крыльями.

Вблизи послышался быстрый конский топот.

— Резерв, вперед! — кричал связной, махая рукой. — Быстро! Комбриг требует!..

По нахмуренному лицу Лихарева, по тому, как он, садясь на лошадь, неотрывно смотрел на скачущих вдали басмачей, Вихров сразу понял, что положение очень серьезное.

Лихарев приказал построить эскадрон развернутым фронтом.

— Товарищи! — Его худое лицо осветила обычная улыбка. — Товарищи, смотрите, какие хорошие басмачи: сами на нас лезут, я говорю! Это Хуррам-бек… Ну что ж, дадим ему хорошего перцу! Покажем, кто такие буденновцы!.. Кубанцам и терцам построиться в первой шеренге. Донцам — во второй.

И когда эскадрон перестроился, он добавил:

— Донцы! Я уже не один раз видел вас в бою и хорошо знаю, какие вы лихие рубаки. А теперь я хочу посмотреть, как лихо рубят кубанцы и терцы! И вы тоже смотрите, друзья. Да не забудьте вовремя прийти на помощь товарищам… Бейте по левому крылу басмачей, а с правым Ладыгин управится. Шашки к бою! В атаку! Ура!

Лихарев выхватил шашку, пустив в галоп Давлят-Кока.

Сближение произошло столь неожиданно, что Вихров не успел опомниться, как увидел перед собой бородатые побледневшие лица.

— Ура! Бей!!! — крикнул Пахомов таким неистовым голосом, что лошадь Вихрова, прижав уши, шарахнулась в сторону.

Бойцы ударили, как ураган. Проскочили сквозь левое крыло басмачей, повернули, во фланг, снова ударили и погнали Хуррам-бека через котловину к горам, откуда с грозным криком «ур! ур!» уже скакали локайцы и бешеным карьером мчался Ладыгин с отрядом. Все закружилось в сабельной рубке. Завизжали, поднимаясь на дыбы, жеребцы. Они сталкивались грудью и, как на пайге, хватали один другого зубами. Крики, выстрелы, лязг клинков, стопы, звуки тяжелого падения тел слились в один общий гул…

Кондратенко рубил, колол, с молодой удалью сыпал ловкие удары вокруг. Здоровенный басмач, кружа шашкой, бросился на него, но Кондратенко тут же опрокинул его и погнал свою лошадь в толпу басмачей. Увлекшись, он не слышал, как Сачков, рубя встречных, кричал ему вслед: «Товарищ командир, оглянись!» Но не оглянулся Кондратенко и рухнул на землю, опрокинутый копытами поднятого на дыбы жеребца. Тут бы ему и конец, если б не пулеметчик Мисюра, молодой казак из станицы Беломечетенской и его дружок, такой же молодой казак Чернолихов. Несмотря на то, что вокруг кипел бой и каждый шаг грозил смертью, они решили спасти командира. Первый дал по басмачам длинную очередь, а второй забросал их гранатами.