Досье Сарагоса - Пьер де Вильмаре

После того как США вступили в войну с Германией, почтовое сообщение между Брюсселем и Америкой было прервано. Агент оказался без связи со своим опе-ративником. Потому Центру пришла в голову мысль приказать радисту ГРУ немцу Йоханну Венцелю, который еще оставался на свободе, выйти на контакт с Ефремовым.

Так Ефремов стал начальником брюссельской сети, а Венцель ее радистом. Дол-го их работа не продлилась, их обоих арестовали. Арест этих двух разведчиков был очередным взломом снова заработавшей брюссельской сети. Тут, как и в других оккупированных странах, Гестапо и Абвер использовали свой весьма своеобразный рецепт успеха: комбинацию из необузданной жестокости и кол-лаборационизма.

Абвер в Брюсселе работал с человеком, которому присвоил псевдоним Карлос, его также звали Ле Кузен, «кузен». Этим родственничком был ни кто иной, как главный инспектор бельгийской государственной полиции Шарль Матьё. Кура-тором Матьё был старший лейтенант отделения Абвера в Брюсселе Бёдикер. По каким причинам этот бельгиец сотрудничал с немцами, неизвестно. Возможно, ему как полицейскому просто докучала нелегальная деятельность с черным рынком и прочими прелестями, которые пышно расцветали под ширмой Сопро-тивления. Возможно, он был антикоммунистом, может быть, еще и антисемитом.

Инспектор Матьё подловил на крючок подходящего человека. Звали его Абрам Райхман. Он изучил достойное ремесло: ремесло фальсификатора, мастера по подделке документов. Свой курс подмастерья он прошел в подпольном аппарате КПГ, где делал поддельные паспорта. Потом он стал самостоятельным ремес-ленником. Из этого источника черпали некоторые брюссельские клиенты, кото-рым срочно требовалось «сменить личность». Райхман поддерживал контакты с полицией, для его профессии это было неизбежным. Но он не знал, что главный полицейский Брюсселя месье Матьё выдал его существование и его деятель-ность немцам.

2 сентября 1942 года Райхман был арестован. И перевербован. Люди вроде Треппера позднее пытались представить Райхана героем, который пошел на со-трудничество с немцами лишь после жестоких пыток. Гестаповцы после войны утверждали обратное — у каждого были для этих утверждений свои причины. Во всяком случае, встречи Райхмана для передачи паспортов превратились в тай-ные аресты. Среди арестованных оказались также радист Венцель и его новый шеф Ефремов.

Ефремов тоже вскоре согласился сотрудничать с немцами. О причинах этого ходят самые разные гипотезы. Наверное, ближе всего к правде та версия, что гестаповцы запугали Ефремова тем, что собирались сообщить его начальникам в Москву, что он перешел на сторону немцев и выдал им Венцеля. Ефремов знал, что это обвинение ложно, но понимал, что будет с его семьей, которую он очень любил, если Гестапо запустит эту «утку» в сторону Москвы.

Помимо Ефремова в следующие месяцы сотрудничать с немцами стал и Вен-цель, что их очень обрадовало. Как его принудили к сотрудничеству, было уже описано в главе о Шульце-Бойзене и его коллегах. С помощью Венцеля удалось решающим образом взломать коды советских радиопередач. Он также был включен в радиоигру с Москвой. Венцель впоследствии заявлял, что водил Аб-вер и Гестапо за нос. Его радиограммы были составлены так, что любой знаю-щий человек заметил бы, что в них что-то не так. В пользу Венцеля, во всяком случае, говорит то, что после 5 месяцев ареста и радиоигры 18 ноября 1942 го-да удалось сбежать. Он смог продержаться в подполье до отступления немецко-го Вермахта.

Ефремову этой лазейки не оставили. Лишь в самом конце войны он исчез в ни-куда. До того времени он дал Гестапо несколько полезных наводок. Например, он рассказал о фирме «Симекско» в Брюсселе. Оттуда уже сыщикам легко было выйти на парижский «Симекс». Но обыск на «Симексе» показал лишь, что эта фирма занималась спекуляцией и контрабандой, но ее серьезные служащие, если в этой фирме и было что-то серьезное, понятия не имели о конспиратив-ной деятельности господина Жильбера, он же Леопольд Треппер. У этого были и преимущества, и недостатки.

Недостатком было то, что все, кого напугали обвинением в шпионаже, тут же выложили все то немногое, что они знали, чтобы помочь схватить тех, кто ма-нипулировал ими без их ведома. Например, супруга управляющего «Симекс» мадам Мари-Луиз Корбен сказала немцам, что рекомендовала месье Жильбера своего стоматолога. Она сообщила имя и адрес доктора. Календарь приема вра-ча был просмотрен во время внешне невинного посещения и в нем действи-тельно значился месье Жильбер. Он был арестован прямо в зубоврачебном кресле 5 декабря 1942 года. Так Треппер попал в немецкие руки.

Он сразу же согласился сотрудничать с Гестапо. У Треппера это описывается так: ему с самого начала было понятно, что зондеркоманде он будет нужен, по-тому что свои честолюбивые планы она могла выполнить только с его активной помощью. И поэтому дальше мы видим, как Треппер дает покровительственные уроки начальнику парижской зондеркоманды Карлу Гирингу, как водит его за нос, подбрасывает ложные следы и так реально управляет работой Гестапо.

Это истории из «Тысячи и одной ночи», не более того. И еще большее сходство с восточной сказкой состоит в том, что умный Треппер точно знал, что в тот мо-мент, когда он выложит все, его жизнь не будет стоить и ломаного гроша. Но не следует представлять себе, как Гестапо угрожает Трепперу ужасными пытками. Еще до того, как немцы вообще могли бы хоть чем-то ему угрожать, он уже сам предложил им свое сотрудничество. Гестапо потребовались бы доказательства его лояльности. Это знал и Треппер. Потому сначала он выдал им на смерть своих самых близких соратников и прежних коллег по сионистскому движению Лео Гроссфогеля и Хилеля Каца. На смерть — в самом прямом смысле, потому что оба после допросов были казнены.

Затем Треппер сдал Анри Робинсона, другого действовавшего в Париже неле-гального резидента ГРУ. До этого момента немцы о нем ничего не знали. Затем последовали Максимовичи: Василий и его сестра Анна, доктор-психиатр. «На прицепе» за Василием Максимовичем попала в руки Гестапо и его любовница Хоффманн-Шольц. Они все тоже были из сети Робинсона. Треппер знал их лишь потому, что их сообщения через него доставлялись в Брюссель. Если посмотреть на других членов сети Робинсона, то сразу заметно, что они пережили париж-скую катастрофу. Причина состоит в том, что Треппер не мог их выдать немцам, так как он их не знал, а Робинсон их не выдал, потому что сообщал немцам лишь то, что они уже и так знали. В отличие от Треппера, Робинсон за такое свое поведение заплатил собственной жизнью.

Благодаря своим знаниям, основанным на смене своего места работы и на прежней коминтерновской деятельности во Франции, Треппер смог выдать себя немцам за большого, всезнающего босса советской разведки — «Большого ше-фа». Таким путем он собирался спасти свою жизнь. Некоторые, в том числе и немецкие современники, считали, что Треппер поступал так в согласии с Центром, т. е., что он вел не двойную, а тройную игру. До сентября 1943 года все шло сравнительно хорошо для обеих сторон. Потом Гирингу пришлось отойти от дел из-за болезни: через год он умер от рака. На его место пришел гестаповец Хайнц Паннвиц. Тому недолго пришлось радоваться общению с Треппером, ибо 13 сентября 1943 года Треппер прямо в центре Парижа сбежал от своего охран-ника Вилли Берга. Для него это было самое подходящее время, потому что его предательский бюджет был исчерпан.

И вот баланс. Фантом «Красного оркестра» во время войны и особенно после нее окрылял фантазию современников. Название дела, открытого радиоконтр-разведкой, превратилось в большую и чуть ли не выигравшую войну шпион-скую организацию. Удалось это во многом потому, что участники, пережившие войну, сами приняли участие в создании этого мифа. Но реальность выглядит куда скромней. В Бельгии, Франции и Нидерландах уже задолго до войны дей-ствовали несколько разведчиков-нелегалов ГРУ и НКВД. Их, как обычно, «кури-ровали» легальные резидентуры. Страны, где они действовали, и были их це-лями: Западная Европа. После немецкого вторжения во Францию и страны Бе-нилюкса ситуация изменилась. Теперь их целью стал немецкий Вермахт. После нападения Германии на Советский Союз пришлось на месте перестраиваться на радиосвязь, чтобы руководить агентами. Но для этого все было очень скверно подготовлено, и потому потребовалось много усилий, чтобы наладить работу. Сообщения агентов во Франции не содержали ничего действительно важного. Большим и руководившим всеми шефом Треппер никогда не был. В основном, это была его легенда, чтобы выжить. Гестапо ему поверило охотно — это было в их интересах, а затем, в конце концов, Треппер и сам в нее поверил.

Нет лучшего доказательства этому, чем то, что разведчики Треппер и Робинсон сами записали на бумаге или продиктовали другим. Речь идет об «отчете Треп-пера» за июнь 1943 года, который Треппер написал еще под немецким арестом и смог передать французской компартии. В нем Треппер пытается оправдать свои действия. Столь же жалко выглядит он и в ходе допросов, которые вела военная контрразведка СМЕРШ после войны.