Картонные звезды - Александр Косарев

— Вы, Санья, конечно же очень выносливый солдат, но, может быть, дадите немного отдохнуть слабой девушке.

— Какая же ты слабая? — не согласился я, задумав сказать ей комплимент. — Такую тяжелую винтовку таскаешь в карауле.

— У вашей ограды стоит дерево, так я обычно вешаю ее на сучок, — прошептала она, пряча лукавую улыбку в маленьком веере, который отцепила от пояса, — и только когда слышу чьи-то шаги, вешаю на плечо.

— И кто же придумал девушек обременять такими упражнениями с оружием? — поинтересовался я.

— У нас так принято, — пожала она плечиками, усаживаясь на любезно подставленный мною стул. — Все как бы несут воинские повинности. Одни работают на строительстве дорог и бомбоубежищ, другие, как мы…

Она замолчала и окинула зал долгим внимательным взглядом, видимо высматривая своих отошедших знакомых, после чего продолжила свой рассказ.

— Я ведь уже говорила, что я здесь живу временно, то есть недавно. Когда на севере начались сильные бомбежки, — тут она сделала своеобразный жест пальцами, — мои родители настояли, чтобы я переехала сюда, к папиной тете. И что обидно, мне оставалось всего три семестра отучиться в университете! Я даже выучила ваш язык, поскольку надеялась поехать в СССР, стажироваться в аспирантуре…

Глотнув уже слегка нагревшегося пива, я отвалился на спинку стула, готовясь слушать дальше, но в это время подошла отлучившаяся пара. Девушки зашептались о чем-то своем, а я повернулся к парню.

— Может быть, ты говоришь хотя бы по-английски? — спросил я его, перейдя на второй, более или менее известный мне язык.

Он качнул головой, заметно напрягся и с ужасным акцентом выговорил:

— Немного, крайне немного.

— Где получил ранение? — показал я на его руку.

— Нет, не ранение, — отрицательно покачал он головой, — со мной произошел несчастный случай на транспорте.

— На транспорте, в смысле автомобильном? — уточнил я.

— Нет, — поморщился он, — это все стройка… (Далее последовало хоть и сильно исковерканное, но явно нецензурное английское выражение.)

— Санья, — подергала меня за рукав Лау Линь, — мы благодарим вас за компанию, но нам пора идти, уже поздно. И на прощание я хочу спросить у вас одну деликатную вещь… — говоря это, она выглядела очень смущенной, и ее неподдельное волнение взволновало меня не на шутку.

— Деликатную? — тупо повторил я вслед за ней. — Пожалуйста. Если ты хочешь, можем отойти в сторонку, обсудить…

— Нет, это касается нас всех, — решительно тряхнула она волосами. — Не пойми меня неправильно, но поскольку ты нас угощал, то я должна спросить… чтобы не было недоразумения.

— Ну, так давай, спрашивай, не смущайся, — я был совершенно сбит с толку, но желал срочно во всем разобраться.

— Вы, наверное, еще не знаете, — пролепетала она, опуская голову, — что пиво здесь очень дорогое. Я хотела сказать раньше, но…

— И насколько же дорого? — решился уточнить я, все еще не веря в серьезность того, о чем она говорит.

— Двадцать пять донгов за бутылку, — Лау Линь все же пересилила себя и робко подняла голову.

— У-ф-ф, — картинно утер я пот со лба, — а я уж подумал, что целых двадцать шесть!

— Не поняла, — приподняла она брови.

— Да я про то, что мы вполне платежеспособны, — небрежно отмахнулся я.

Возникшее на ровном месте напряжение благополучно разрядилось, и я тут же оказался перед нелегким выбором. С одной стороны, все предыдущее военное воспитание заставляло меня остаться на месте и не отрываться от коллектива, с другой же стороны, я просто всем естеством ощущал, что мне просто необходимо проводить свою новую знакомую до дома. Найдя глазами Преснухина, протискиваюсь к нему через скопление танцующих. Федор уже изрядно навеселе. Он азартно барабанит по барной стойке в такт гремящей музыке и даже пытается подпевать. Длительное воздержание от спиртного так расслабило наши организмы, что даже небольшое количество сравнительно легких напитков напрочь вывели его из строя.

— Федор, — повернул я его голову к себе, — дай мне скорее пару тысяч местных тугриков.

— На, держи монету, — небрежно вытаскивает он из кармана несколько смятых купюр.

— Я пойду девушек провожу, — не отстаю я, энергично тормоша за плечи. — Вернусь позже, — продолжил я, видя, что его внимание ускользает от меня. — Ты понимаешь, я ухожу сейчас! Вернусь ночью.

Преснухин пьяно вскидывает голову и испуганно оглядывает полутемный зал.

— А остальные-то где? — лепечет он в растерянности. — Иван где, и Толик? А кто меня домой проводит? Я что-то совсем забыл, куда надо возвращаться…

— Здесь они, здесь, — указываю я в дальний угол зала. — Видишь, они у той стенки толкутся. Помогут тебе в случае чего.

— А-а, — мотнул он головой, — ну, ладно, иди…

Расплатившись, я рванулся к выходу. Следовало поспешать, поскольку в незнакомом и, что самое неприятное, плохо освещенном городке можно было мгновенно потерять уже вышедших на улицу Лау Линь и ее друзей. Выскочив на крыльцо, я окинул взглядом пустынную площадку. Метрах в пятидесяти блеснул огонек карманного фонарика, и я помчался на этот свет. Интуиция меня не подвела, это были они.

— Провожатых в компанию принимаете? — молнией подскочил я к ним.

— Конечно, — хором отозвались они.

И мы пошли. Смеялись каким-то нехитрым шуткам, дружески подталкивали друг друга, поддерживали при переправе через довольно широкий ручей. Мостик был прочен и устойчив, но кто же откажется от удовольствия подать симпатичной девушке руку и ощутить ее ответное благодарное пожатие.

Сколько мы шли, вспомнить не могу, да в тот момент мне было не до этого. Что по мне, так время пролетело просто мгновенно. Вот и окраина города. Отдельные одноэтажные домики, густые садики, невысокие, полуобрушившиеся от старости глинобитные заборы. Вторая пара отделилась от нас несколько минут назад, и к дому моей спутницы мы подходили вдвоем. Лау Линь взялась за рукоять старинного, кованого запора и медленно повернулась ко мне.

— Ты помнишь, как идти обратно? — с тревогой спросила она меня, видимо понимая, что мое внимание было занято совсем иным.

— Назад? — рассеяно завертел я головой. — Кажется, туда, — беспечно махнул я рукой во тьму.

Девушка прыснула со смеху:

— Там только ткацкая фабрика и слева от дороги большое болото, очень неприятное…

Она отпустила калитку и обеими руками подняла мою руку.

— Видишь горящий фонарь, — повернула она ее в сторону далекого огонька. — Вот иди прямо на него, а потом поверни направо, к мостику.

И она, смеясь, повернула ладонь моей руки в требуемую сторону. Захихикал и я. Ее пальчики были столь тонки и изящны, что казалось, меня касается некое неземное существо.

— Ты не смейся, не смейся, — затрясла она мою ручищу, — запоминай лучше. До фонаря, потом налево, а как перейдешь через речку, то двигайся по левой же дороге. Не заблудишься? — наконец отпустила она мою руку и вопросительно заглянула в глаза.

— Ни за что, — замотал я головой, в свою очередь, пытаясь как бы в шутку обнять ее за плечи.

Но она ловко вывернулась и, взмахнув на прощание рукой, оказалась по ту сторону калитки.

— А где ты будешь завтра? — крикнул я ей вдогонку.

— Завтра у меня дежурство, — звонко отозвалась она с крыльца. — Я попрошусь на пост рядом с вами.

Сухо щелкнула дверь дома, и я остался один. Вздохнул, вспомнив ласковый шелк ее пальчиков, и медленно побрел обратно. Разумеется, я тут же заблудился и петлял по городку около часа, пока не вышел все к той же харчевне. Только тут я сообразил, в какую сторону идти, и через десять минут был у ворот нашего временного жилища. Вокруг никого вроде бы не было, но едва я подошел ближе, как из-за угла показался часовой в круглом пробковом шлеме и с винтовкой наперевес. Но, увидев, что к охраняемому объекту приблизился отнюдь не посторонний, столь же бесшумно отступил во тьму и словно бы слился со стволом дерева. Умывшись, я без промедления завалился на койку и, закинув руки за голову, еще довольно долго предавался властно обуявшим меня сладким грезам о завтрашнем свидании.

Бум, бум, бум, — словно кто-то стучит бревном в нашу дверь, — бум, бум, бум. Но сонная одурь, придавливающая меня к матрасу, столь велика, что я никак не реагирую на непонятные звуки. И только, когда я ощущаю сильнейший удар, буквально сбрасывающий меня на пол, я открываю глаза. Кругом царит суета и нешуточная паника.

— Одевайся, скорее, — бросает мне китель суетливо мечущийся по комнате Федор.

От близкого толчка с потолка обваливается штукатурка. Кое-как одевшись, выскакиваем на улицу. Никаких больше объяснений не нужно, мы явно попали в самый эпицентр очередной бомбардировки. Во всяком случае, нам так кажется. Набитый песком, сухими листьями и обрывками бумажек суетливый ветер свищет по улицам некогда тихого городка. Черные столбы разрывов хаотично поднимаются то справа то слева.