«Отреченное знание». Изучение маргинальной религиозности в XX и начале XXI века. Историко-аналитическое исследование - Павел Георгиевич Носачёв

ими же описываемого и постулируемого религиозного опыта, при этом сам факт опыта не только не подвергается сомнению, но, напротив, делается ключевым для религиоведческого исследования.

Но, помимо всего отмеченного, мистическая религиозность обладает еще одной значительной чертой, и именно эта черта делает ее полностью отвечающей ценностям современного демократического, секулярного, индивидуалистического, свободного мира[713], и эта черта заключается в том, что мистическая религиозность — «это безрелигиозная религия» (religion of no religion). Такая религиозность отвергает все возможные ограничения: между странами, политическими режимами, религиозными догматами, она открыто оппозиционна любому насилию, принуждению и фундаментализму. Крайпл обозначает ее как глубоко «американский тип религиозности»[714]. Центром ее является личный опыт. Очевидно, что мистическая религиозность оппозиционна традиционным религиям. Вот как образно эта оппозиционность выражена в показательном личном переживании Фредерика Шпигельберга (Frederic Spiegelberg), религиоведа, предложившего в 1948 году термин religion of no religion и вдохновившего Майкла Мёрфи и Дика Прайса на создание института Эсален:

Его обычное повседневное сознание исчезло, и вместо него он ощутил что-то глубокое, что-то святое. Он назвал это своим высшим Я (higher Self). И это его новое преображенное Эго ощущало в так называемом мире лишь святость. Океанские волны и дующий ветер были гласом Божиим; все цветы и деревья были наполнены Его славой; словно Моисей, он видел каждый куст объятым священным пламенем, и, словно мистик-сапожник Якоб Бёме, после того как тот долго смотрел на блестящий оловянный сосуд, он увидел яркие лучи суперкосмического солнца, сияющие из центра каждого окружавшего его существа. Вся реальность стала совершенной и святой. Мирская жизнь исчезла, вернее она превратилась во что-то лучшее, более реальное и яркое… но он внезапно достиг угла улицы, на котором стояла церковь. И вид церкви поверг его в состояние шока. Что в этом прославленном мире делает церковь? Что может быть за этими каменными стенами, что означает этот разноцветный свет в окнах и что за странные звуки музыки достигают его слуха? Весь мир вокруг него свят, весь мир есть вечная природа Бога, Его лицо, Его выражение. Следовательно, и это поразило его больше всего, если за этими стенами и может быть что-то еще, что-то особенное, то оно может быть только вне Бога, контрастирующее или даже борющееся с этим вечным сиянием всепроникающей святости[715].

Итак, старые догматические религии закрывают и затмевают личную безрелигиозную религию, они борются с ней. В современности, если развивать логически мысль Крайпла, соотношение этих типов должно поменяться. Безрелигиозная мистическая религиозность должна стать единой и общей основной религией человечества, в то время как старые традиционные формы догматических религий должны сойти со сцены как устаревшие и не отвечающие потребностям современного общества. Именно поэтому столь важно сегодня изучать формы западного эзотеризма, пристально рассматривать случаи личного религиозного опыта, за такой религиозностью будущее.

Отдельно стоит здесь отметить то, сколько сил Крайпл тратит на изучение и популяризацию фактов личного религиозного (в его терминологии вернее сказать — паранормального) опыта. Целый ряд его книг посвящен описанию удивительных случаев переживаний разных людей, переживаний, носящих необъяснимый, с точки зрения редукционистской науки, характер. Сам Крайпл говорит об этом следующим образом:

Одна из многих вещей, поразивших меня в этой истории, которая резко контрастировала с ранними моими предположениями, была абсолютная ценность «сверхспособностей» (superpowers) для различных общественных событий и глубокого личного опыта центральных действующих лиц истории. Действительно, я был столь поражен и озадачен этими сверхпаттернами, что провел последние пять лет, занимаясь прослеживанием их генеалогии, выяснением их теоретических последствий, идя по их красочному следу в американской популярной культуре, бульварной литературе, научной фантастике, уфологии, поп-мифологии комиксов о супергероях и метафизических фильмах. Метанормальные качества Мёрфи оказались повсюду[716].

Для Крайпла наличие паранормальных явлений — неоспоримый факт, подтвержденный множеством научных исследований, проводимых в том числе и в рамках института Эсален, с которым он сотрудничает. Популяризации этих исследований, выведению их на уровень религиоведческой методологии и посвящены новые работы Крайпла.

В этих трудах он объединяет огромный массив материалов, свидетельств, исследований, посвященных паранормальным явлениям (круг их широк: от ясновидения и человеческого потенциала до НЛО и полтергейста), именуя их Х-фактором в религиоведении. «Я хочу, чтобы НЛО звучало на уровне Лиги плюща»[717] — вот его девиз. Наиболее любопытно то, что Крайпл верит в эти явления, но по-особому, он делает оговорку: «…не думаю, что мы когда-нибудь застрелим снежного человека или поймаем лохнесское чудовище»[718]. Он не верит в сверхъестественное само по себе, не верит в Бога, космическое сознание, атмана, Брахмана или Нирвану, он верит в человека, вернее в сознание человека. Наиболее полной иллюстрацией такой веры служит его интерпретация теории иерофании Мирчи Элиаде. Согласно Крайплу, иерофания не есть вторжение чего-то внешнего (священного) в профанный мир, «скорее, священное проявляется в человеческой природе или через какое-то другое природное явление, которое остается совершенно „естественным“»[719]. Сознание человека есть ключ, открывающий дверь в мир сверхъестественных феноменов, мистического опыта и религии. Основой для понимания религии является метафора человека как раздвоенного существа: в одной своей части он ограничен биологически и психологически, познает лишь себя и доступный его слабому разуму рационально разделенный на элементы мир; в другой части человек и есть мир, человек и есть бог, его сознание в прямом смысле слова космическое, но, чтобы открыть в себе этот потенциал, ему нужно пройти бесконечный путь самопознания, который и есть история всех религий и духовных учений. Именно поэтому для Крайпла главный вопрос религиоведения — постижение сути человека.

Не думаем, что нам удалось во всей полноте охватить творчество американского религиоведа, здесь мы лишь наметили контуры основных тем его исследований и обозначили главные идеи. Разумеется, такой радикальный подход не мог избежать критики. К ее описанию мы далее и перейдем.

Критика

Уже первая монография Крайпла «Kali’s child» вызвала волну критических отзывов[720]. Можно сказать, что она стала скандальной: автора упрекали в передергивании фактов, искажении источников и даже в попытке очернить шиваистскую религиозность[721]. Как бы там ни было, эта тема не интересует нас в рамках текущего исследования. Нам важно разобрать критику, направленную против теории Крайпла, в аспекте, касающемся западного эзотеризма. И здесь самое лучшее будет обратиться к развернутым аргументам, высказанным профессором Ханеграаффом в рецензии на главную методологическую работу Крайпла «Дар змея» (The Seprent’s Gift).

Ханеграафф отмечает, что самое удивительное в подходе Крайпла — слияние редукционистской методологии и реального признания факта мистического опыта. Это действительно делает